Ничего я не знала. У меня пол под ногами закачался от этих новостей.
"Значит, Кирюша — внук Альбины Витальевны… Как же она могла так поступить с родной дочерью…"
Это всё, что я смогла выговорить.
А Ольга Ивановна мне ответила:
"Альбина не хотела этого ребёнка. У её Анфиски уже был один внебрачный пацанёнок. И кормить второго им было не по карману. И об Анфискиной судьбе она беспокоилась. Мол, кто ж её замуж возьмёт с таким-то багажом. Да и себе нервы трепать не хотела на старости лет. Вот так и вышла из положения… Теперь каждый вечер жалеет, да поздно…"
Я, если честно, даже не подозревала, что у Альбины Витальевны есть дети, — говорит Наталья. — Анфиса никогда к ней на работу не заглядывала. А так я бы, конечно, сразу её узнала. Мне до сих снится её лицо, перекошенное родовыми муками, а в ушах стоит детский плач…
Наталья задумывается, вздыхает и добавляет:- А Нину, молодую акушерку, я так и не вспомнила. Кто она и от кого могла узнать о случившемся, для меня до сих пор загадка.
"Так что молчи о моей тайне, Наталья! Тогда и я о твоей тайне молчать буду!" — напоследок сказала мне Ольга Ивановна.
И я поклялась ей, что унесу её тайну в могилу. И она поклялась мне в ответ…
На этом Наталья замолкает. Наверно, ждёт моей реакции. А у меня одна реакция.
Меня тошнит!
Тошнит от этой женщины, которую я ещё десять минут назад жалела как родную. И тошнит от всего того, что я сейчас услышала!
Наталья не знает Анфису, а я наслышана о ней. Младшая сестра Лары, мама Костика и просто ни в чём не повинная женщина, которая любила детей и хотела быть счастливой.
Наталья не помнит молодую акушерку Ниночку, а я прожила с Карасёвой Ниной Михайловной одиннадцать долгих дней и видела, как она мучается
И я кричу об этом раньше, чем думаю:
— Акушерка Ниночка в тот вечер была в детской. Вы были так увлечены своей затеей, что не заметили худенькую выпускницу мединститута, задремавшую за детской кроваткой. Она видела, как Вы забрали и унесли ребёнка. О том, что Вы украли его, она узнала потом, когда помогала другим врачам спасать жизнь Анфисы Стрельцовой… Вы не помните Ниночку, а она до сих пор не расстаётся с фотографией, на которой вы вместе… Она много лет смотрит на неё и плачет, ругает себя за трусость и жалеет, что не остановила Вас, и что никому ничего не рассказала…
— Дашенька… — в голосе Наталье новые слёзы, но мне больше не жаль её.
— Как Вы могли так жестоко поступить с несчастной женщиной? — продолжаю я. — Кто позволил Вам распоряжаться людскими судьбами? Вы отобрали ребёнка у родной матери! А Вы понимаете, что у этого малыша была семья! Был старший брат, который плакал и считал дни до встречи с мамой! Вы разлучили этих детей! Вы лишили их возможности вместе расти, знать и любить друг друга! Вы это понимаете? Ваш поступок повлёк за собой череду напрасных смертей! Вы поломали несколько судеб только потому, что когда-то… просто позавидовали моей матери? Вы страшный человек, Наталья! Вы убийца! Вы…
К горлу подкатывает рвотный спазм. Я хватаю воздух губами, как рыба, выброшенная на берег. Приказываю себе успокоиться и дышать. И сконцентрироваться на чём-то.
"Главное, не смотри на неё!"
Веду глазами по стенам, по окнам, упираюсь взглядом в потолок. Ищу, за что бы зацепиться.
А Наталья тем временем причитает:
— Прости меня, Даша! Хоть ты меня прости! В память о вас с Кирюшей!
Но я выбрасываю в её сторону раскрытую ладонь, а на той будто написано:
"Идите на х**!"
А сама блуждаю глазами по комнате:
"Дыши… Дыши… Дыши…"
Понемногу тошнота унимается, а Наталья — нет.
— Ты помнишь Кирюшу? — спрашивает она через слёзы. — Я ведь ради вас молчала! Ольга боялась, что я тебе правду расскажу, потому вам встречаться не позволяла! Но я поклялась ей, что молчать буду, только пусть она позволит вам быть вместе! И она позволила, помнишь? Помнишь, как вы любили друг друга? Помнишь его, Даша?
Помню я, помню…
Вот он, лежит сейчас у моих ног и улыбается своей голливудской с каждой фотографии.
И я невольно опускаю глаза в пол, чтобы ещё раз взглянуть на кусочек моей прошлой жизни. Один снимок нравится мне больше других и он будто нарочно лежит поверх остальных, чтобы я могла ещё раз как следует его рассмотреть.
Мы на нём такие счастливые и влюблённые. Ему идёт эта стрижка, а мне идёт это платье. Он что-то мне говорит и держит камеру на вытянутой руке. А я смеюсь, откинув голову.
Картинку портит только маленькое чёрное пятнышко на моей коже. Видимо, фотобумага оказалась бракованной. Потому что эта точка есть и на других снимках. Она меняет свои очертания, становится то меньше, то больше но полностью не исчезает.
Но на этом, самом верхнем снимке, даже брак на фотобумаге по очертаниям похож на сердечко.
Стоп! Сердечко…
Я сощуриваюсь, чтобы лучше его рассмотреть.
О, боже! Это не просто пятнышко!
Это в самом деле крошечное сердечко!
И я уже видела такое… Сегодня
У Маши на правой ключице.
Я покрываюсь холодной испариной, когда до меня, наконец, доходит.
На этих фотографиях рядом с Кириллом вовсе не я, а Маша, моя сестра-близнец…
Глава 93
"Она заняла моё место…"
Эта мысль затмевает собой все другие. Меркнут звуки, и пропадают любые ощущения. Голод, стыд, страх… Я не чувствую ничего, кроме пульсирующего шума в ушах и громкого сердцебиения…
"Она вошла его дом… В его жизнь… Она проникла ему в самое сердце…"
Какой была их первая встреча? Что за волшебную фразу она произнесла, после которой он забыл обо мне и переключился на неё? А как он ласково её называет? Машуня?
— Дашенька… Дашутка… Девочка моя… Ну, прости ты меня ради бога…
Плачущий голос Натальи мешает мне сосредоточиться и в то же время служит подсказкой.
— Дашенька… Девочки…
Я слышу собственное имя так много раз подряд, что начинаю потихоньку ненавидеть его.
Минутку…
Наталья обращается к нам обеим, но по имени зовёт только меня… Я должна обратить на это внимание?
В ответ на этот вопрос в моей памяти друг за другом начинают всплывать картинки из моей жизни, удачно выбранные кусочки разговоров и фрагменты случайных встреч…
Вот что Светка говорила мне о новой девушке Кирилла:
"Дашка, она беременна…"
Подходит? Конечно!
"Волосы длинные тёмные. Прям как у тебя. И высокая такая же…"
И опять в точку!
"У неё даже имя такое же, прикинь!.."
А вот тут мимо!
У неё не такое же имя! Она просто присвоила себе моё имя! Она украла его у меня!
Следом я вспоминаю, как видела их вместе! Я следила за ними! Я была так близко! Чёрт! Если бы я в тот вечер их догнала, если бы посмотрела ей в лицо…
Я бы уже тогда узнала всю правду!
Между тем Наталья, не выдержав полного безразличия и с моей стороны и со стороны Маши, выскакивает с дивана и выбегает из комнаты. Она плачет на площадке и, уже закрывшись в квартире. Мы ещё долго слышим через стену её завывания.
Но сейчас мне не до Натальи. Я внимательно смотрю на Машу, которая ещё не подозревает, что за разговор её ждёт.
Она с лёгкой улыбкой поворачивается ко мне и говорит:
— У меня ощущение дежавю, сестрёнка… В прошлый раз, когда Наталья вывалила на меня всю правду об украденном ею ребёнке, она вот так же выскочила из-за стола и со слезами бросилась в ванную. Бедняжка…
Маша думает я буду улыбаться вместе с ней? Она ошибается.
Ударившись о мой каменный взгляд, Маша меняется в лице:
— Эй, что с тобой, сестричка? Ты опять жалеешь её?
— А я-то думаю, откуда ты взялась здесь среди зимы беременная в халате и тапочках… — говорю я. — А ты пришла сюда из соседней квартиры! Из его квартиры! И волосы натуральные отрастила, как у меня, — киваю на слегка обесцвеченные концы, — и платье как у меня раздобыла… — с ухмылкой указываю на фотографии у моих ног, — жаль, в магазине такого не купить! Правда? Долго возилась с выкройкой? Я, например, трижды его перешивала…
