У Фан Цзя отвисла челюсть.

— Ну или отдавай всё что у тебя с собой.

— ...Мальчишка, ты к-как вообще смеешь... — было загремел Фан Цзя, но Фан Линь резко поднял свою повисшую кисть и повторил:

— Это ты сделал.

— ...

— Или давай деньги.

— ...

— Все.

Фан Цзя посмотрел на мужчину и ошалел от такой наглости. Он просто не мог в это поверить. Его, могучего старейшину могучего клана Фан, шантажировали! Причём совершенно несправедливо! Старик опешил, растерялся и долго не мог ничего сказать. Глаза его бегали от мужчины к смущённой девочке, которая стояла рядом. Что теперь, думал Фан Цзя, ему что, действительно отдавать свой... Кошелёк? Нет, это бред, сущий бред! Кто такой вообще этот ублюдок, что от него такое требует. Кем он себя возомнил? Да когда Госпожа узнает об этом, с её-то темпераментом, его прикажут вздёрнуть...

Фан Цзя минуту постоял молча. Потом прошипел:

— Ничего ты от меня не получишь.

Фан Линь ответил:

— Как знаешь, — и сразу побрёл на лестницу.

Мая после некоторой паузы благодарно кивнула Фан Цзя и побежала за ним. А старик так и остался стоять у подножия. Он не находил себе места, так он был рассержен. Но вскоре старец и сам стал поглядывать на вершину лестницы. Ему было интересно, что же Госпожа сделает с этим нахалом, когда услышит его гнусную выдумку?.. Фан Цзя прищурился и вскоре хмыкнул — больно не быстро поднимался Фан Линь. Как будто медлил. Может он и сам боялся пытаться пробовать свой глупый план?

Когда Фан Цзя это заметил, последние нотки неуверенности в нём развеялись, и он с предвкушением стал смотреть на вершину холмика.

Меж тем Фан Линь и вправду медлил, причём чем выше он поднимался по ступенькам, тем сильнее. Но совершенно не потому, почему думал Фан Цзя — у мужчины были свои причины. Очень ему не хотелось на самом деле видеть персону, ожидавшую его на этом холме. Но выхода не было... Фан Линь вложил руки в карманы и забрался, наконец, на самый верх.

Там, прямо перед ним, показалась широкая беседка. В ней, среди узорчатых теней, сидела женщина в голубом платье за белым столиком. Как только Фан Линь поднялся, женщина встала и пошла на мужчину. Она вышла на свет, и открылось её старое лицо. На вид ей было примерно шестьдесят лет.

Всё в этой женщине было величественно, — её седые волосы, стан, особенно её походка. Дама подошла к Фан Линю и взглянула на него. Мужчина слегка улыбнулся, на что женщина нахмурилась и сказала:

— Так и будешь стоять как столп, а, сорванец?

Фан Линь вздохнул наклонился. И немедленно женщину прикоснулась губами к его щеке и схватила мужчину в объятия.

— Как давно я тебя не видела, мальчик. Как давно... Совсем забыл меня старую... А ну целуй!

Где-то у подножия холма Фан Цзя разинул рот, но Фан Линь уже не обращал на ни малейшего внимания. Он прикоснулся губами к щеке женщины и сказал:

— Не забыл, просто дела были... Тёща...

— То есть, матушка! Матушка...— немедленно поправил себя мужчина, когда старая женщина отстранилась и хмуро на него посмотрела.

После того как он назвал её матушкой, вся эта хмурость развеялась, как не бывало, и лицо женщины осенила довольная улыбка. Многие бы очень удивились, если бы сейчас её увидели, особенно воины клана Фан — те и вовсе бы ошалели, что их госпожа, известная как Железная Дама и Женщина с Кровью из Стали, легендарная Мин Доу, вообще могла улыбаться, причём так, — словно обыкновенная старушка.

Фан Цзя не мог поверить своим глазам. Он ожидал, что Госпожа Мин не подпустит этого человека к себе даже на метр и не позволит ему поднять головы в своём присутствие, — но вместо этого она его обняла. Она потребовала от него поцелуй! И не в ботинок! В щёчку!

У Фан Цзя сразу отвалилась челюсть, и ему потребовались огромные усилия, чтобы сомкнуть её назад, — в процессе он даже прикусил свой язык, но не обратил на этого ни малейшего внимания. Не было времени о таком думать. Старик был в натуральном ужасе. Он вспомнил про вывернутую руку мужчины, про шантаж... У него вдруг затрепетали коленки, — как трепетали они обыкновенно у всего юного поколения, — а в отношении этой женщины почти все они были детьми, — клана Фан, когда назревали страшные грозы гнева Госпожи.

В своё время она была учительницей в одном из Одиннадцати Залов, где обучались наиболее талантливые отпрыски клана, и самым излюбленным наказанием для всех непослушных в её зале было двадцать ударов стальной палкой по коленям... Фан Цзя вспомнил те страшные времена, вздрогнул и рванул на лестницу. В миг он пересёк все ступеньки до самой вершины, поклонился старой женщине, — и вздрогнул, ведь она успела сверкнуть на него недовольным блеском своих стальных глаз, — и немедленно затараторил:

— Сир, сир, сир-Господин, вы... Вы обронили, вот, — старик протянул Фан Линю ладонь. На ней лежала небольшая нефритовая заколка. Другую свою руку Фан Цзя спрятал за рукавом и тайно цокнул пальцем, — таким образом он разорвал связь между собой и своим Артефактом Хранения. Теперь заколка была бесхозной и открыть её мог кто угодно.

Фан Линь взял заколку, а Фан Цзя сразу же отошёл и проглотил подступившую к горлу кровь, чтобы Небеса упаси она не выступила ему на губы.

Артефакты обыкновенно были привязаны прямо к душе своих владельцев, отрезание их было хирургическим процессом. Но старик так торопился, что просто оторвал заколку вместе с кусочком своей души, — теперь ему нужно было как минимум пару дней провести в кровати, и заодно раздобыть некоторые целительные эликсиры, если, конечно, у него теперь будут на них деньги... Фан Цзя, как и почти все культиваторы, держали свои сокровища всегда с собой, в своём артефакте хранения...

Старик стоял бледный как мел; а Фан Линь спрятал заколку в карман и кивнул ему:

— Спасибо.

После чего перестал обращать на старца внимание.

Фан Цзя снова пришлось глотать кровь, то ли от второго приступа, а толи от невыразимой злобы, обиты, и горького чувства несправедливости... Старик даже повернулся к Госпоже, ожидая от неё какой-нибудь похвалы, но в итоге встретил просто очень недовольный взгляд, который явно требовал, чтобы он скорее проваливал.

Фан Цзя с каменным лицом пошёл спускаться по лестнице.

Меж тем старушка затащила Фан Линя в беседку и усадила на стул. На узорчатом столике из прекрасного дерева мужчина обнаружил чайник, на вид фарфоровый, но, Фан Линь был уверен, на самом деле из чего-то в тысячи раз дороже фарфора, блюдце, две чашечки и тарелочку с румяными медовыми персиками. Старушка сразу же подвинула ему тарелочку и чашку.

Мужчина отпил ароматного напитка и осторожно взял персик, одновременно и медовый, и свежий на вкус, после чего вытер пальцы тканевой салфеткой, перевязанной ленточкой и собранной в виде веера.

И вот уже Фан Линь собирался заговорить, как совершенно из ниоткуда на столе появился ломтик бананового торта, политый сверкающим красным вареньем; мужчина криво улыбнулся и подвинул его к себе.

Мин Доу смотрела на зятя со смесью веселья и умиления, пока он поедал сладости; а потом она обратила внимания на черненькую девочку, которая неловко стояла у лестницы. Старушка присмотрелась к ней, удивилась, нахмурилась и как-то одновременно злобно и по-доброму улыбнулась, словно матушка, которая изображала раздражение проказой своего ребёнка:

— Твоя? — спросила она Фан Линя.

Мужчина растерялся с кусочком сахаристого торта на зубах, — потом покосился на Маю, быстро прожевал, проглотил и спросил:

— В смысле?

— В смысле, в коромысле... Нагулял, я тебя спрашиваю?

Фан Линь поперхнулся собственной подслащённой слюной и закашлял. Благо, торт он уже проглотил, подумал мужчина.

А старушка как будто увидела согласие в его кашле и стала причитать:

— Ох и не понимаю я вас, молодежь. Ты вы за то, чтобы жена была всего одна и наложниц не было совсем, якобы это прошлое тысячелетие, хотя, казалось бы, как статный мужчина может быть только с одной женщиной, это же он и не мужчина тогда вовсе, а так, пшик... А что люди подумают, что ему срочно нужно подарить спинной мозг белого тигра...