— Разумеется.

— Постойте; господин старшина прибавит к письму постскриптум, благодаря чему пропуск станет много лучше.

С этими словами Марат подошел к Флесселю; тот стоял, опершись на стол, и высокомерно смотрел на двух людей, с которыми имел дело до сих пор, и на третьего, полуголого, который только что возник в дверях и встал там, опираясь на мушкетон.

Этот третий был Питу, всюду следовавший за фермером и готовый выполнить любое его приказание.

— Сударь, — обратился Марат к Флесселю, — я вам скажу, какой постскриптум вам следует прибавить к пропуску, чтобы его улучшить.

— Диктуйте, господин Марат.

Марат положил бумагу на стол и, указав пальцем место, где нужно поместить постскриптум, продиктовал:

— "Я вверяю жизнь гражданина Бийо, направляющегося к Вам в качестве парламентера, Вашей чести".

Флессель кинул на Марата взгляд, в котором ясно читалось желание скорее размозжить голову этому невзрачному субъекту ударом кулака, чем выполнить то, о чем он просит.

— Вы колеблетесь, сударь? — спросил Марат.

— Нет, — отвечал Флессель, — ибо в конечном счете ваша просьба справедлива.

И он приписал требуемый постскриптум.

— Однако, господа, — сказал он, — заметьте себе, что я не ручаюсь за судьбу господина Бийо.

— Зато я за нее ручаюсь, — сказал Марат, забирая у купеческого старшины бумагу, — ибо залог его свободы — ваша свобода, залог его жизни — ваша жизнь. Держите пропуск, храбрец Бийо.

— Лабри! — крикнул г-н де Флессель. — Лабри!

Вошел лакей в парадной ливрее.

— Карету мне! — приказал Флессель.

— Карета ждет господина старшину во дворе.

— Пойдемте, господа, — сказал старшина. — Вам больше ничего не угодно?

— Нет, — ответили в один голос Бийо и Марат.

— Пропустить его? — спросил Питу.

— Друг мой, — сказал Флессель, — осмелюсь заметить, что для несения караула у моих дверей вы одеты чересчур легкомысленно. Если вы намерены здесь остаться, прикройте, прошу вас, грудь патронной сумкой, а спиной прислонитесь к стене.

— Пропустить его? — повторил Питу, глядя на г-на де Флесселя и показывая своим видом, что он невысокого мнения об услышанной шутке.

— Пропусти, — сказал Бийо.

Питу освободил проход.

— Быть может, вы напрасно отпускаете этого человека, — сказал Марат, — он был бы превосходным заложником; впрочем, тревожиться не о чем, я его из-под земли достану.

— Лабри, — сказал купеческий старшина, садясь в карету, — здесь сейчас будут раздавать порох. Если ратуша вдруг взорвется, я не хочу видеть, как полетят осколки. Подальше от них, Лабри, подальше!

Карета покатилась к воротам и выехала на площадь, где уже начинали роптать четыре или пять тысяч парижан.

Флессель испугался, что его отъезд вполне могут счесть за бегство.

Он по пояс высунулся в окно.

— В Национальное собрание! — приказал он кучеру.

Толпа в ответ разразилась бешеными аплодисментами.

Марат и Бийо слышали последние слова Флесселя с балкона.

— Даю голову на отсечение, что он едет не в Национальное собрание, а к королю, — сказал Марат.

— Вернуть его? — спросил Бийо.

— Нет, — отвечал Марат со своей отвратительной усмешкой. — Будьте покойны, как бы он ни поспешал, мы его опередим. А теперь займемся порохом!

— Займемся порохом! — согласился Бийо.

И они вместе с Питу двинулись по лестнице вниз.

Господин де Флессель говорил правду: в подвалах ратуши было восемь тысяч фунтов пороха.

Освещая себе дорогу фонарем, Марат и Бийо вошли в первый подвал; фонарь они подвесили к потолку.

Питу остался караулить у входа.

Порох хранился в бочонках примерно по двадцать фунтов в каждом. Люди выстроились на лестнице и стали передавать эти бочонки по цепочке.

Сначала поднялась суматоха. Неизвестно было, хватит ли пороха на всех, и каждый спешил скорее получить свою долю. Но командиры, назначенные Бийо, сумели навести порядок, и дело пошло веселее.

Каждому гражданину досталось по полфунта пороха — этого количества должно было хватить на тридцать — сорок выстрелов.

Но когда все оказались при порохе, выяснилось, что очень мало у кого есть ружья: они были самое большее у пятисот человек.

Раздача пороха еще продолжалась, когда часть разъяренной толпы, требовавшей ружей, ворвалась в залу, где шло собрание выборщиков, обсуждавших организацию национальной гвардии, о которой говорил Бийо придверник. Они как раз постановили, что гвардия эта должна состоять из сорока восьми тысяч человек. Гвардия существовала пока только на бумаге, но уже шли споры о том, кто будет ею командовать.

Народ заполонил ратушу в тот момент, когда споры эти были в самом разгаре, и сам превратил себя в гвардию. Он рвался в бой. Ему недоставало только оружия.

Тут раздался стук колес: к ратуше подкатила карета. Это возвращался купеческий старшина: ему не дали проехать, хотя он предъявил приказ короля явиться в Версаль, и силой вернули в ратушу.

— Оружия! Оружия! — требовали от него со всех сторон.

— У меня оружия нет, — сказал Флессель, — но оно должно быть в Арсенале.

Ответом был крик:

— В Арсенал! В Арсенал!

И толпа, состоящая из пяти или шести тысяч человек, хлынула на Гревскую набережную.

Арсенал, однако, был пуст.

С гневными криками народ возвратился в ратушу.

У старшины оружия не было, а точнее, он не хотел его давать. Парижане не отступали, и ему пришло на мысль послать их в картезианский монастырь.

Картезианцы отперли ворота, но, несмотря на самые тщательные поиски, мятежники не обнаружили у них даже карманного пистолета.

Между тем Флессель, узнав, что Бийо и Марат еще не покинули подвалов ратуши и раздают там порох, предложил послать депутацию выборщиков к де Лонэ с просьбой убрать пушки.

Пушки эти, высовывавшиеся из бойниц, со вчерашнего дня служили предметом величайшего возмущения толпы. Флессель надеялся, что, если их уберут, народ удовлетворится этой уступкой и разойдется.

Депутация только что отбыла, как возвратилась назад разъяренная толпа, отправленная Флесселем к картезианцам.

Услышав гневные крики, Бийо и Марат поднялись во двор.

Флессель, стоя на нижнем балконе, пытался урезонить народ. Он предлагал принять декрет, предписывающий округам выковать пятьдесят тысяч пик.

Народ был уже готов согласиться.

— Положительно, этот человек — предатель, — сказал Марат.

И, обернувшись к Бийо, добавил:

— Ступайте в Бастилию и сделайте то, что собирались. Через час я пришлю к вам двадцать тысяч человек с ружьями.

Бийо с самого начала проникся большим доверием к этому человеку, чья слава была так велика, что дошла и до Виллер-Котре. Он даже не спросил, откуда Марат рассчитывает добыть столько ружей. В толпе он разглядел какого-то аббата, который, разделяя всеобщее воодушевление, кричал вместе с остальными парижанами: "На Бастилию!". Бийо не любил аббатов, но этот ему понравился. Он поручил ему раздавать порох; бравый аббат согласился.

Тем временем Марат взобрался на каменную тумбу. Кругом стоял ужасающий шум.

— Тихо! — произнес он. — Я Марат и хочу кое-что сказать вам.

Все до одного замолчали словно по волшебству и впились глазами в оратора.

— Вам нужно оружие? — спросил Марат.

— Да! Да! — ответили тысячи голосов.

— Чтобы взять Бастилию?

— Да! Да! Да!

— Прекрасно! В таком случае идите за мной, и вы его получите.

— Где же?

— В Доме инвалидов, там хранится двадцать пять тысяч ружей.

— В Дом инвалидов! В Дом инвалидов! В Дом инвалидов! — закричали все хором.

— А вы, — обратился Марат к Бийо и только что подошедшему к нему Питу, — идете в Бастилию?

— Да.

— Постойте; может случиться, что до прихода моих людей вам потребуется помощь.

— В самом деле, — согласился Бийо, — это возможно.