— Нет.

— Решительно?

— Королевские пушки стоят здесь по приказу короля, сударь; следовательно, уберу я их тоже по приказу короля, и никак иначе.

— Господин де Лонэ, — сказал Бийо, чувствуя, как зреет в его уме величественная фраза, — истинный король, которому вам подлежит повиноваться, там, внизу, и я советую вам не забывать об этом.

С этими словами он указал коменданту на толпу: она казалась серой, но в ней кое-где алели окровавленные повязки участников вчерашних боев и сверкало на солнце оружие.

— Сударь, — отвечал де Лонэ, с надменным видом откинув назад голову, — быть может, вы подчиняетесь двум королям, но я, комендант Бастилии, признаю только одного: это Людовик, шестнадцатый король, носящий это имя, — король, поставивший свою подпись под моим назначением на эту должность, и его волей я командую этой крепостью и находящимися в ней людьми.

— Значит, вы не гражданин? — гневно воскликнул Бийо.

— Я французский дворянин, — отвечал комендант.

— Ах да, верно, вы солдат и говорите как солдат.

— Вы совершенно правы, сударь, — согласился де Лонэ, поклонившись, — я солдат и выполняю приказ.

— А я, сударь, — сказал Бийо, — я гражданин, и, поскольку мой долг гражданина противоречит приказу, который вы исполняете как солдат, одному из нас придется умереть — либо тому, кто будет исполнять приказ, либо тому, кто будет следовать долгу.

— Вполне вероятно, сударь.

— Итак, вы намерены стрелять в народ?

— Пока нет — до тех пор, пока он не начнет стрелять в меня. Я дал слово посланцам господина де Флесселя. Вы ведь видите, что пушки отодвинуты от амбразур. Однако после первого же выстрела, произведенного с площади по моей крепости…

— Что же произойдет после первого выстрела?

— Я подойду к одному из этих орудий, хотя бы вот к этому, я сам подкачу его к амбразуре, сам наведу и сам приставлю фитиль.

— Вы?

— Я.

— О, если бы я в это поверил, — воскликнул Бийо, — то прежде чем вы совершили бы подобное преступление…

— Я ведь вам сказал, сударь, что я солдат и повинуюсь только приказу.

— В таком случае, смотрите, — сказал Бийо, подводя де Лонэ к амбразуре и показывая пальцем сначала в сторону Сент-Антуанского предместья, а затем в сторону бульвара, — вот кто будет приказывать вам отныне.

Там, внизу, следуя изгибу бульваров, извивалась, подобно бесконечной змее, чей хвост терялся где-то вдали, черная, плотная, вопящая масса людей.

Гигантская эта змея была покрыта сверкающей чешуей.

Ее составляли два людских потока, два войска, которым Бийо назначил свидание на площади Бастилии: одно из них возглавлял Марат, другое — Гоншон.

Они текли к площади с двух сторон, потрясая оружием и испуская устрашающие крики.

Увидев все это, де Лонэ побледнел и, взмахнув тростью, скомандовал: "По местам!".

Затем, двинувшись к Бийо с угрожающим видом, он воскликнул:

— А вы, несчастный, вы явившийся сюда как парламентер, в то время как сообщники ваши идут на приступ, знаете ли вы, что заслуживаете смерти?

Бийо опередил коменданта и, быстрый, как молния, схватил де Лонэ за ворот и за пояс.

— А вы, — сказал он, приподняв его над землей, — вы заслуживаете, чтобы я швырнул вас через парапет и вы разбились бы о дно рва. Но, благодарение Богу, я расправлюсь с вами другим способом.

В эту минуту оглушительный вопль, который, казалось, испустила разом вся площадь, пронесся по воздуху как ураган, а на площадке показался плац-майор Бастилии г-н де Лом.

— Ради Бога, сударь, — обратился он к Бийо, — покажитесь толпе; эти люди думают, что с вами стряслась беда; они непременно хотят вас увидеть.

В самом деле, толпа выкрикивала имя Бийо, которое сообщил ей Питу.

Бийо отпустил коменданта, а тот убрал свою шпагу в ножны.

Снизу доносились угрожающие крики и призывы к мести; наверху три человека медлили, не зная, как поступить.

— Покажитесь же им, сударь, — сказал де Лонэ. — Не то чтобы эти крики меня смущали, но я не хочу прослыть бесчестным человеком.

Тогда Бийо высунул голову в бойницу и помахал рукой.

При виде его толпа разразилась рукоплесканиями. В лице этого человека из народа, первым властно ступившего на стены Бастилии, толпа, казалось, приветствовала воплощенную революцию.

— Теперь, сударь, — сказал де Лонэ, — мне больше не о чем говорить с вами, а вам больше нечего здесь делать. Вас ждут там, внизу; ступайте.

Бийо оценил этот благородный жест человека, в чьей власти он находился; он начал спускаться по той же лестнице; комендант шел за ним следом.

Что же до плац-майора, то он остался наверху: комендант тихонько отдал ему какие-то приказания.

Было очевидно, что г-ном де Лонэ владеет одно желание — чтобы присланный к нему парламентер как можно скорее возвратился в ряды его врагов.

Бийо молча пересек двор. Он увидел, что артиллеристы заняли места подле орудий. Фитили уже дымились.

Бийо остановился перед канонирами.

— Друзья! — сказал он. — Помните, что я приходил к вашему коменданту и просил его избежать кровопролития, но он отказал мне.

— Именем короля, сударь! — сказал де Лонэ, топнув ногой. — Уходите отсюда прочь!

— Берегитесь, — сказал Бийо, — вы гоните меня отсюда именем короля, но я вернусь именем народа.

Затем, обернувшись к караульным-швейцарцам, он спросил:

— А вы, на чьей вы стороне?

Швейцарцы молчали.

Де Лонэ указал ему пальцем на железные ворота.

Бийо решил предпринять последнюю попытку.

— Сударь! — сказал он коменданту. — Заклинаю вас именем нации! Именем ваших братьев!

— Моих братьев! Вы называете моими братьями тех, кто орет: "Долой Бастилию! Смерть коменданту!". Быть может, вам, сударь, эти люди — братья, но мне — увольте!

— В таком случае, заклинаю вас именем человечности!

— Именем человечности! Человечности, которая заставляет сто тысяч человек добиваться смерти сотни несчастных солдат, запертых в этих стенах!

— Вы имеете прекрасную возможность сохранить им жизнь, сдав Бастилию народу.

— И потеряв свою честь.

Бийо замолчал; эта логика солдата подавляла его; затем он снова обратился к швейцарцам и солдатам инвалидной команды.

— Сдайтесь, друзья мои! — вскричал он. — Сдайтесь, пока еще есть время. Через десять минут будет уже поздно.

— Если вы сию же минуту не выйдете отсюда, сударь, вскричал в свою очередь де Лонэ, — я велю расстрелять вас, даю слово дворянина.

Бийо секунду помедлил, а затем, скрестив руки на груди в знак презрения и последний раз взглянув в глаза де Лонэ, покинул крепость.

Толпа, трепеща, хмелея, ждала под палящим июльским солнцем. Люди Гоншона смешивались с людьми Марата. Сент-Антуанское предместье узнавало и приветствовало своего брата — предместье Сен-Марсо.

Гоншон сам возглавлял свое войско, что же до Марата, то он исчез.

Смотреть на площадь было страшно.

При появлении Бийо крики усилились.

— Итак? — спросил Гоншон, подходя к фермеру.

— Итак, — отвечал Бийо, — этот человек не робкого десятка.

— Что ты хочешь сказать словами "не робкого десятка"? — спросил Гоншон.

— Я хочу сказать, что он упорствует.

— Он не хочет сдать Бастилию?

— Нет.

— Он уверен, что выдержит осаду?

— Да.

— И ты думаешь, что он будет держаться долго?

— До смерти.

— Значит, он умрет.

— Но сколько же человек мы погубим вместе с ним! — сказал Бийо, сомневаясь, по всей видимости, в том, что Господь дал ему, Бийо, то право, которое без колебаний присваивают себе генералы, короли, императоры, — право проливать людскую кровь.

— Ничего! — отвечал Гоншон. — Раз половине французов не хватает хлеба, значит, их народилось чересчур много. Правда, друзья? — обратился он к толпе.

— Правда, правда! — с возвышенным самоотвержением согласилась толпа.