Бесчисленные приветственные возгласы и пожелания взвились к небу; сплетаясь, смешиваясь, они рождали ровный гул, достигавший слуха королевской четы и успокаивавший ее относительно намерений Парижа, внушавшего такой страх.

— Ваше величество, — спросил г-н де Бово, — каков будет приказ свите?

— А как там спор национальной гвардии с моими офицерами?

— О, ваше величество, рассеялся, угас, эти славные люди так счастливы, что говорят теперь: "Мы пойдем куда нам скажут. Король наш общий, куда он — туда и мы".

Король посмотрел на Марию Антуанетту; та скривила нижнюю губу в презрительной улыбке.

— Передайте национальным гвардейцам, — сказал Людовик XVI, — пусть размещаются где угодно.

— Государь, — вмешалась Мария Антуанетта, — не забудьте, что неотъемлемое право вашей гвардии — находиться у королевской кареты.

Видя нерешительность короля, офицеры поспешили поддержать королеву.

— Все это, конечно, так, — проговорил король. — Ну да ладно, посмотрим.

Господа де Бово и де Вильруа ушли, чтобы отдать необходимые распоряжения.

В Версале пробило десять часов.

— В путь, — сказал король, — дела оставляю на завтра. Не годится заставлять этих славных людей ждать.

Мария Антуанетта, раскрыв объятия, подошла попрощаться с королем. Дети с плачем повисли на шее у отца. Растроганный Людовик XVI мягко пытался высвободиться из их объятий: он с трудом скрывал переполнявшее его волнение.

Королева останавливала всех офицеров, хватая одного за рукав, другого за шпагу.

— Господа! Господа! — говорила она.

Это красноречивое восклицание вверяло им судьбу короля, который только что спустился вниз.

В ответ все прикладывали руку к сердцу, потом к шпаге.

Королева благодарно улыбалась.

Жильбер выходил одним из последних.

— Сударь, — сказала ему королева, — это вы посоветовали королю ехать; это вы уговорили его, несмотря на мои мольбы; подумайте, сударь, какую вы взяли на себя ответственность перед супругой и матерью!

— Я знаю, ваше величество, — спокойно ответил Жильбер.

— И вы вернете мне короля целым и невредимым, сударь? — торжественно спросила королева.

— Да, ваше величество.

— Вы отвечаете за него головой!

Жильбер поклонился.

— Помните! Головой! — повторила Мария Антуанетта с угрозой и беспощадностью самовластной правительницы.

— Да, да, головой, — сказал доктор с поклоном, — да, ваше величество, и грош цена была бы этому залогу, если бы я полагал, что король в опасности; но я убежден, что нынче я веду его величество к победе.

— Я хочу получать вести каждый час, — добавила королева.

— Вы будете их получать, клянусь.

— Теперь идите, сударь, я слышу барабанный бой: король отправляется в путь.

Жильбер поклонился и, спустившись по парадной лестнице, оказался лицом к лицу с адъютантом, который разыскивал его по поручению короля.

Его посадили в карету г-на де Бово, церемониймейстера: пока он не проявил себя, его не желали сажать ни в одну из королевских карет.

Жильбер улыбнулся, оказавшись один в этой украшенной гербом карете и видя, как г-н де Бово гарцует возле дверцы королевского экипажа.

Затем ему пришло в голову, что ехать вот так в карете, украшенной короной и гербом для него просто нелепо.

Он еще терзался сомнениями, когда услышал, о чем говорят национальные гвардейцы, обступившие карету; с любопытством заглядывая в окошко, они шептали:

— Ах, вон там — принц де Бово!

— Да нет, — отвечал другой голос, — ошибаешься.

— Это принц, — видишь, на карете герб.

— Герб, герб… Говорю тебе, это еще ничего не значит. Черт побери! Подумаешь, герб, ну и что?

— Как что! Раз на карете герб господина де Бово, значит, в ней господин де Бово.

— Господин де Бово патриот? — спросил женский голос.

— Гм! — произнес национальный гвардеец.

Жильбер снова улыбнулся.

— Да я же толкую тебе, — возразил первый спорщик, — что это не принц. Принц толстый, а этот худой; принц в мундире капитана гвардии, а этот в черном сюртуке, это интендант.

Недовольный ропот достиг ушей Жильбера, приниженного этим не очень лестным званием.

— Ну нет, смерть всем чертям! — вскричал грубый голос, заставивший Жильбера вздрогнуть, голос человека, локтями и кулаками прокладывавшего себе дорогу к карете. — Нет, это и не господин де Бово и не интендант, это храбрый и прославленный патриот, можно сказать, самый прославленный из всех патриотов. Ну, господин Жильбер, какого черта вы делаете в этой карете?

— Вот тебе раз! Это вы, папаша Бийо! — воскликнул доктор.

— Тысяча чертей! Уж я постарался не упустить случай, — ответил фермер.

— А Питу? — спросил Жильбер.

— О, он тут, поблизости. Эй, Питу! Скорей сюда!

В ответ на это приглашение Питу, энергично работая плечами, протиснулся прямо к Бийо и с восхищением поклонился Жильберу.

— Добрый день, господин Жильбер, — сказал он.

— Добрый день, Питу, добрый день, друг мой.

— Жильбер! Жильбер! Кто это? — спрашивали в толпе.

"Вот что значит слава! — думал доктор. — Одно дело —

известность в Виллер-Котре, а другое — в Париже; да здравствует популярность!".

Он вышел из кареты, которая ехала очень медленно, и, опершись на руку Бийо, продолжал свой путь пешком вместе с толпой.

Он в немногих словах поведал фермеру о своем посещении Версаля, о благих намерениях короля и королевской семьи. За несколько минут он провел среди окружающих столь успешную пропаганду роялизма, что, простодушные и очарованные, эти славные люди, еще охотно доверяющие хорошим впечатлениям, долго кричали "Да здравствует король!", и крик этот, подхваченный теми, кто шел впереди, едва не оглушил Людовика XVI в его карете.

— Я хочу видеть короля, — сказал взволнованный Бийо, — я должен увидеть его вблизи. Я ради этого шел. Хочу посмотреть, какое у него лицо. Честного человека сразу видно. Давайте подойдем поближе, подойдем, господин Жильбер, ладно?

— Подождите, это будет нетрудно, — отвечал Жильбер, — я вижу адъютанта господина де Бово: он кого-то ищет в нашей стороне.

И правда, всадник, осторожно прокладывая себе путь среди усталых, но радостных пеших путников, пытался подъехать к карете г-на де Бово.

Жильбер окликнул его:

— Не доктора ли Жильбера вы ищете, сударь?

— Его самого, — ответил адъютант.

— Я к вашим услугам.

— Хорошо! Господни де Бово прислал за вами от имени короля.

Услышав эти слова, Бийо вытаращил глаза, а толпа расступилась; Жильбер, сопровождаемый Бийо и Питу, устремился за всадником, который повторял:

— Пропустите, господа, пропустите, именем короля! Посторонитесь!

Вскоре Жильбер поравнялся с дверцей королевской кареты, двигавшейся со скоростью запряженной быками повозки эпохи Меровингов.

Как мы сказали, Жильбер, Бийо и Питу неотступно следовали за адъютантом г-на де Бово, с трудом продираясь сквозь толпу, и наконец приблизились к карете короля, который в сопровождении господ д’Эстена и де Вилькье медленно продвигался вперед среди растущей толпы.

Их глазам предстало зрелище занимательное, неслыханное, необычное, ибо такого еще не бывало. Все эти национальные гвардейцы — крестьяне, неожиданно ставшие воинами, — приветствовали короля радостными криками, благословляли его, старались попасться ему на глаза и, вместо того чтобы вернуться домой, оставались в толпе, сопровождающей короля.

Почему? Кто знает; наверно, то было безотчетное побуждение. Они уже видели и хотели вновь увидеть любимого монарха.

Ибо следует заметить, что в ту эпоху французы глубоко чтили Людовика XVI и воздвигали бы ему алтари, если бы г-н де Вольтер не внушил французам презрение к алтарям.

Итак, Людовик XVI не имел алтаря единственно оттого, что вольнодумцы слишком уважали его, чтобы подвергнуть такому унижению.

Людовик XVI увидел Жильбера, опирающегося на руку Бийо, следом за ними поспешал Питу, по-прежнему вооруженный огромной саблей.