— Я тоже думаю, что сейчас во Франции всего одна власть.
— Власть Собрания или власть короля?
— Ни та ни другая; я говорю о власти нации, — ответил Флессель, комкая жабо.
— Ах, вот как? Нации? — повторил фермер.
— Да, иначе говоря, тех господ, что ждут там внизу, на площади, с ножами и вертелами; нация для меня — это все люди без исключения.
— Возможно, вы правы, господин де Флессель, — ответил Бийо, — недаром мне говорили, что вы человек умный.
Флессель поклонился.
— К какой из этих властей обратитесь вы, сударь? — спросил он.
— Клянусь честью, — сказал Бийо, — по мне, если просишь чего-то важного, самое простое — обращаться к самому Господу Богу, а не к его святым.
— Иначе говоря, вы обратитесь к королю.
— Я этого хочу.
— Будет ли нескромным с моей стороны осведомиться, о чем вы собираетесь просить короля?
— Об освобождении доктора Жильбера, заключенного в Бастилию.
— Доктора Жильбера? — переспросил Флессель пренебрежительно. — Это сочинитель брошюр?
— Это философ, сударь.
— Разница невелика, дорогой мой господин Бийо. Я думаю, у вас мало шансов добиться от короля этой милости.
— Отчего же?
— Во-первых, оттого, что, если король заключил доктора Жильбера в Бастилию, значит, у него были на то свои резоны.
— Отлично! — сказал Бийо. — Он изложит мне свои резоны, а я изложу ему свои.
— Дражайший господин Бийо, король очень занят и не примет вас.
— О! Если он меня не примет, я найду способ войти к нему без разрешения.
— В этом случае вы первым делом встретите господина де Дре-Брезе, и он прикажет вышвырнуть вас за дверь.
— Вышвырнуть меня за дверь?
— Да, он хотел поступить так со всем Собранием целиком; правда, ему это не удалось, но с тем большей охотой он займется вами.
— Хорошо; тогда я обращусь к Собранию.
— Дорога на Версаль перекрыта.
— Я отправлюсь туда с тремя тысячами моих людей.
— Берегитесь, сударь мой, вы встретите на дороге четыре или пять тысяч швейцарцев и две или три тысячи австрийцев: они быстро расправятся и с вами, и с вашей трехтысячной ратью; в одно мгновение от вас и следа не останется.
— Дьявольщина! Что же прикажете мне делать?
— Делайте что хотите, но окажите мне любезность увести куда-нибудь ваших людей, которые стучат алебардами по мостовой и курят. У нас в подвалах семь или восемь тысяч фунтов пороха, и одной искры довольно, чтобы все это здание взлетело на воздух.
— В таком случае, — сказал Бийо, — я знаю, как мне быть; я не стану обращаться ни к королю, ни к Национальному собранию; я обращусь к самой нации, и мы возьмем Бастилию.
— Как?
— Восемью тысячами фунтов пороха, что вы мне дадите, господин старшина.
— Неужели? — спросил Флессель издевательским тоном.
— Вне всякого сомнения, сударь. Пожалуйте мне ключи.
— Вы, должно быть, шутите?
— Нет, сударь, я не шучу, — отвечал Бийо.
Он схватил Флесселя обеими руками за шиворот и приказал:
— Давайте ключи или я позову своих людей!
Флессель стал бледен как смерть. Губы и зубы его конвульсивно сжались, но голос не дрогнул. Тем же ироническим тоном, что и прежде, старшина произнес:
— По правде говоря, сударь, вы окажете мне большую услугу, если избавите меня от этого пороха. Поэтому я отдам вам ключи, которых вы домогаетесь. Учтите только, что я высшее должностное лицо и, если вы будете иметь несчастье поступить со мной на людях так, как только что поступили с глазу на глаз, вы ровно через час будете повешены городской гвардией. Вы по-прежнему хотите получить этот порох?
— По-прежнему, — отвечал Бийо.
— И сами станете его раздавать?
— Да, сам.
— Когда же?
— Сию минуту.
— Прошу прощения, давайте условимся: мне здесь осталось дел минут на пятнадцать, а я бы предпочел, если вы не возражаете, чтобы раздача пороха началась после моего ухода. Мне предсказали, что я умру насильственной смертью, но, признаюсь, мне крайне отвратительна мысль, что я взлечу на воздух.
— Ладно, пятнадцать минут я подожду. Но у меня тоже есть просьба.
— Какая?
— Подойдемте вместе к окну.
— Зачем?
— Я хочу сделать вас популярным.
— Премного благодарен. Каким же это образом?
— Сейчас узнаете.
Бийо подвел старшину к окошку.
— Друзья мои, — крикнул он толпе, — вы по-прежнему хотите взять Бастилию, не так ли?
— Да, да, да! — проревели три или четыре тысячи глоток.
— Но вам нужен порох, не так ли?
— Да, да! Порох! Порох!
— Так вот! Господин купеческий старшина согласен дать нам порох, который хранится в подвалах ратуши. Поблагодарите его, друзья мои.
— Да здравствует господин купеческий старшина! Да здравствует господин де Флессель! — заорала толпа.
— Спасибо! — отвечал Бийо. — Спасибо вам от меня и от него!
— Теперь, сударь, — обратился он к Флесселю, — мне больше незачем хватать вас за шиворот ни с глазу на глаз, ни на людях, ибо, если вы не дадите мне пороха, нация, как вы выражаетесь, нация разорвет вас в клочки.
— Вот ключи, сударь, — сказал старшина, — поистине вам невозможно отказать.
— В таком случае, ловлю вас на слове, — произнес Бийо, в чьей голове, кажется, родился какой-то новый план.
— Черт возьми, вы собираетесь еще о чем-то просить меня?
— Да. Знакомы вы с комендантом Бастилии?
— С господином де Лонэ?
— Я не знаю его имени.
— Его имя господин де Лонэ.
— Отлично. Знакомы вы с господином де Лонэ?
— Он мой друг.
— Значит, вы не хотите, чтобы с ним стряслось беда?
— Разумеется, я этого не хочу!
— Ну вот! Чтобы с ним не стряслось беды, он должен добровольно отдать мне Бастилию или хотя бы доктора Жильбера.
— Не надеетесь же вы, что мои уговоры заставят его отдать в ваши руки узника или крепость?
— Это уж мое дело; я прошу у вас только письма к нему.
— Дражайший господин Бийо, предупреждаю вас, что если вы и войдете в Бастилию, то один, без свиты.
— Прекрасно!
— Предупреждаю вас также, что, войдя туда без свиты, вы, возможно, оттуда не выйдете.
— Замечательно!
— Я дам вам пропуск в Бастилию.
— Этого я и хочу.
— Но у меня есть еще одно условие.
— Какое?
— Что вы не явитесь ко мне за пропуском на луну. Предупреждаю вас, что в тех краях у меня знакомых нет.
— Флессель! Флессель! — глухо произнес чей-то недовольный голос за спиной у купеческого старшины. — Если ты будешь по-прежнему вести двойную игру, улыбаясь и аристократам и народу, ты не сегодня-завтра выпишешь себе пропуск в те края, откуда никто не возвращается.
Флессель вздрогнул.
— Кто говорит со мной? — спросил он, оборачиваясь.
— Это я, Марат.
— Марат-философ, Марат-врач! — воскликнул Бийо.
— Он самый, — ответил тот же голос.
— Да, Марат-философ, Марат-врач, который в этом последнем качестве хорошо бы сделал, занявшись лечением безумцев: у него не было бы отбоя от пациентов, — сказал Флессель.
— Господин де Флессель, — ответил мрачный собеседник купеческого старшины, — этот отважный гражданин просит у вас пропуск к господину де Лонэ. Замечу вам, что вы заставляете ждать не только его, но и три тысячи его спутников.
— Хорошо, сударь, сейчас он его получит.
Флессель подошел к столу, поднес одну руку ко лбу, а другой схватил перо и быстро начертал несколько строк.
— Вот ваш пропуск, — сказал он, отдавая бумагу Бийо.
— Прочтите, — сказал Марат.
— Я не умею читать, — отвечал Бийо.
— Тогда дайте мне, я прочту.
Бийо протянул бумагу Марату.
Она гласила:
"Господин комендант!
Мы, купеческий старшина города Парижа, посыпаем к Вам господина Бийо, желающего обсудить с Вами вопросы, касающиеся интересов упомянутого города.
14 июля 1789 года.
Де Флессель".
— Ладно, — сказал Бийо, — сойдет.
— Вы полагаете, что такого пропуска вам довольно? — спросил Марат.