Восторг, вызванный этим зрелищем, выразился на лице и в движениях герцога; опершись руками о подоконник, он дожирал глазами прелестное создание. Но вдруг лицо герцога омрачилось, и он с лихорадочной поспешностью спустился на несколько ступенек вниз. Казалось, он хотел поскорее уйти от света, падавшего из окна. Очутившись в полумраке, он прислонился к стене, скрестил руки на груди и задумался.

Орильи, исподтишка наблюдавший за ним, подметил, что взор герцога устремлен в одну точку, как это бывает с человеком, перебирающим смутные далекие воспоминания.

Простояв минут десять в глубоком раздумье, герцог снова взобрался наверх и снова стал пристально глядеть в окно. Но, видимо, ему не удалось удостовериться в том, что он хотел себе уяснить, ибо его брови по-прежнему хмурились, а во взгляде была все та же неуверенность.

Неизвестно, долго ли пребывал бы он в таком положении, если бы к лестнице не подбежал Орильи.

— Спускайтесь скорее, ваше высочество, — сказал он, — я слышу чьи-то шаги в конце ближайшей улицы.

Но вместо того, чтобы последовать этому совету, герцог стал спускаться медленно, все еще погруженный в воспоминания.

— Наконец-то! — произнес Орильи.

— Ас какой стороны был шум? — спросил принц.

— Оттуда, — ответил Орильи, и рукой указал в сторону темного переулка.

Герцог прислушался,

— Я ничего не слышу, — сказал он.

— Вероятно, тот, кто шел, спрятался. Какой-нибудь соглядатай следит за нами.

— Убери лестницу, — сказал принц.

Орильи повиновался. Тем временем герцог сел на одну из каменных скамей, установленных по обе стороны от входной двери.

Шум не повторился, и никто не появился у входа из переулка.

Орильи подошел к герцогу.

— Ну что, ваше высочество, — спросил он, — хороша она?

— Дивно хороша, — мрачно ответил герцог.

— Почему же вы загрустили? Она вас увидела?

— Она спит.

— Что же вас в таком случае смущает?

Принц не ответил.

— Брюнетка?.. Блондинка?.. — спрашивал Орильи.

— Странное дело, Орильи, — сказал герцог в раздумье, — я уже где-то видел эту женщину.

— Стало быть, вы ее узнали?

— Нет! Как я ни старался припомнить, имя, связанное с этим лицом, не всплывает в моей памяти. Знаю только, что я поражен в самое сердце.

Орильи с удивлением поглядел на принца, а затем произнес с насмешливой улыбкой, которую и не пытался скрыть.

— Подумать только!

— А вы, сударь, не смейтесь, пожалуйста, — сухо заметил принц. — Не видите, что ли, что я страдаю?

— Что вы, ваше высочество? Возможно ли это? — вскричал Орильи.

— Да, это так, как я тебе говорю. Сам не понимаю, что со мной творится. Но, — прибавил он с мрачным видом, — кажется, мне не следовало смотреть.

— Но именно потому, что эта женщина произвела на вас такое впечатление, надо дознаться, кто она.

— Разумеется, — сказал Франсуа.

— Поищите хорошенько в памяти, ваше высочество. Вы видели ее при дворе?

— Нет, не думаю.

— Во Франции, в Наварре, во Фландрии?

— Нет.

— Не испанка ли она?

— Не думаю.

— Англичанка, фрейлина королевы Елизаветы?

— Нет, нет, кажется, у нее какая-то более тесная связь с моей жизнью. Сдается мне, я видел ее при каких-то ужасных обстоятельствах.

— Тогда вам будет легко узнать ее. Слава Богу, в вашей жизни было не слишком много таких обстоятельств, о каких ваше высочество изволили сейчас упомянуть.

— Ты так полагаешь? — спросил Франсуа с самой мрачной улыбкой.

Орильи поклонился.

— Видишь ли, — сказал герцог, — сейчас я уже достаточно овладел собой, чтобы разобраться в своих ощущениях. Эта женщина прекрасна, но прекрасна, как покойница, как призрак, как существо, которое видишь во сне. Вот мне и кажется, что я видел ее во сне. Два или три раза в жизни, — продолжал герцог, — мне снились страшные сны, память о которых до сих пор леденит мне душу. Ну да, теперь я уверен, — женщина, находящаяся там наверху, являлась мне в сновидениях.

— Ваше высочество! — вскричал Орильи. — Позвольте вам заметить, что не часто приходилось мне слышать, чтобы вы с такой душевной болью говорили о треволнениях, связанных со сном. Сердце вашего высочества, по счастью, так закалено, что может поспорить с самой твердой сталью, и я надеюсь, оно неуязвимо ни для живых людей, ни для призраков. Знаете, не ощущай я на себе тяжести чьего-то взгляда, следящего за нами вон из той улицы, я бы, в свою очередь, взобрался на лестницу и, можете мне поверить, разобрался бы и в сновидении, и в призраке, и в страхе, который испытывает ваше высочество.

— Да-да, ты прав, Орильи. Поди за лестницей, установи ее, поднимись. Не все ли равно, кто подсматривает? Ты же мой человек! Погляди, Орильи, погляди!

Орильи уже начал было выполнять приказание своего повелителя, как вдруг послышались чьи-то торопливые шаги и раздался голос Анри:

— Тревога, ваше высочество, тревога!

Орильи мгновенно оказался возле принца.

— Вы? — сказал герцог: — Это вы, граф? — А под каким предлогом вы оставили свой пост?

— Ваше высочество, — решительно ответил Анри, — если вы найдете нужным покарать меня, вы это сделаете. Но я счел долгом явиться сюда и потому явился.

Герцог с многозначительной улыбкой взглянул наверх на окно и спросил:

— При чем тут ваш долг, граф? Объяснитесь.

— Ваше высочество, со стороны Шельды показались всадники, и неизвестно, враги это или друзья.

— Их много? — тревожно спросил герцог.

— Очень много, ваше высочество.

— В таком случае, граф, вы хорошо сделали, что не проявили безрассудной отваги и возвратились. Поднимите своих кавалеристов, мы отправимся вдоль берега речки, поищем место, где она менее широка. Самое лучшее, что мы сможем сделать, — это уйти отсюда.

— Бесспорно, ваше высочество, но мне думается, необходимо срочно предупредить моего брата.

— Для этого достаточно двух человек.

— Если так, — сказал Анри, — я поеду с кем-либо из онисских кавалеристов.

— Нет, нет, черт возьми! — раздраженно вскричал Франсуа. — Нет, дю Бушаж, вы остаетесь с нами. Гром и молния! Не расставаться же с таким защитником, как вы!

— Ваше высочество, вы возьмете с собой весь отряд?

— Весь.

— Слушаюсь, — с поклоном ответил Анри. — Через сколько времени, ваше высочество, вы думаете выступить?

— Сию минуту, граф!

— Эй, кто там есть? — крикнул Анри.

На его зов из переулка тотчас, словно он дожидался своего начальника, вышел все тот же офицер.

Анри отдал ему необходимые приказания, и в мгновение ока со всех сторон поселка на площадь стали стекаться кавалеристы, на ходу готовясь к выступлению.

Собрав их, герцог сказал:

— Господа, похоже, что принц Оранский выслал за мной погоню, но не подобает сыну французского королевского дома быть захваченным в плен, не дав крупного сражения вроде битвы при Пуатье или при Павии. Уступим поэтому численному превосходству противника и отойдем к Брюсселю. Пока я нахожусь среди вас, я спокоен за свою честь и свободу.

Затем, отведя Орильи в сторону, он сказал ему следующее:

— Ты останешься здесь. Эта женщина не может нас сопровождать, к тому же я достаточно хорошо знаю этих Жуаезов: сопровождая меня, он не осмелится взять с собой любовницу. Мы едем не на бал и помчимся так быстро, что дама выбьется из сил.

— Куда направляется ваше высочество?

— Во Францию. Кажется, тут мои дела обстоят совсем скверно.

— Но куда именно? Не кажется ли вам, что возвращаться сейчас ко двору было бы неосторожно?

— Конечно, и, вероятнее всего, я остановлюсь в одном из своих поместий, например в Шато-Тьерри.

— Ваше высочество это твердо решили?

— Да, Шато-Тьерри — место удобное во всех отношениях. Это на приличном расстоянии от Парижа — двадцать четыре лье. Там я понаблюдаю за господами Гизами, которые полгода проводят в Суассоне, следовательно, в Шато-Тьерри ты мне и привезешь прекрасную незнакомку.