— Ладно уж, вы из меня просто веревки вьете, — произнес торговец со смешком, оскалив зубы, как шакал, — вот еще один экю. Дьявол тебя задави, — прошептал он тихонько.
— Спасибо, — сказал Самюэль, — желаю удачи.
Он кивнул скупщику кирас и, хихикая, удалился.
Торговец, оставшийся один на улице, поднял с земли кирасу Пертинакса и стал засовывать ее в латы Фурнишона.
Буржуа, стоявший на балконе, продолжал смотреть вниз. Когда торговец был поглощен своим делом, он обратился к нему:
— Сударь, вы, кажется, скупаете старые доспехи?
— Да нет же, уважаемый, — ответил несчастный, — тут просто случай такой представился.
— Так этот случай и мне очень подходит.
— В каком смысле, сударь? — спросил торговец.
— Представьте себе, что у меня тут под рукой целая груда старого железа, от которой мне хотелось бы избавиться.
— Я не отказался бы от покупки, но сейчас, вы сами видите, у меня руки полные.
— Я все-таки покажу вам доспехи.
— Не стоит, я истратил все деньги.
— Пустяки, я вам поверю в долг, вы, на мой взгляд, человек вполне порядочный.
— Благодарю вас, но меня ждут.
— Странное дело, ваше лицо мне как будто знакомо! — заметил буржуа.
— Мое? — сказал торговец, тщетно стараясь совладать с дрожью.
— Посмотрите на эту каску, — сказал буржуа, придвигая к себе названный предмет длинной ногой: он не хотел отходить от окошка, чтобы торговец не смог от него улизнуть.
И тут же, нагнувшись через балкон, он положил каску прямо в руки торговца.
— Вы меня знаете? — переспросил тот. — То есть вам показалось, будто вы меня знаете.
— Да нет же, я вас отлично знаю. Ведь вы…
Буржуа, казалось, искал в своей памяти. Торговец ждал, не шевелясь.
— Ведь вы Никола…
Лицо торговца исказилось, каска в его руке задрожала.
— Никола? Г — повторил он.
— Никола Трюшу, торговец скобяными изделиями с улицы Коссонери.
— Нет-нет, — ответил торговец. Он улыбнулся и вздохнул, словно у него гора с плеч свалилась.
— Не важно, у вас честное лицо. Так вот, я бы продал полные доспехи — кирасу, наручни и шпагу.
— Учтите, сударь, что это запрещенный род торговли.
— Знаю, тот, у кого вы только что купили кирасу, кричал об этом достаточно громко.
— Вы слышали?
— Отлично слышал. Вы очень щедро расплатились. Это-то и навело меня на мысль договориться с вами. Но будьте спокойны, я не вымогатель, так как знаю, что такое коммерция. Я сам в свое время торговал.
— А, и чем же именно?
— Что я продавал?
— Да.
— Льготы и милости.
— Отличное предприятие.
— Да, я преуспел и теперь, как видите, — буржуа.
— С чем вас и поздравляю.
— Поэтому я любитель удобств и продаю старое железо, которое только место занимает.
— Вполне понятно.
— У меня есть еще набедренник и перчатки.
— Но мне все это не нужно.
— Мне тоже.
— Я бы взял только кирасу.
— Вы покупаете только кирасы?
— Да.
— Странно. Ведь вы же в конце концов все перепродаете на вес, так вы, по крайней мере, сами заявляли, а железо всегда железо.
— Это верно, но, знаете ли, предпочтительно…
— Как вам угодно: купите одну кирасу… или, пожалуй, вы правы: не надо ничего покупать.
— Что вы хотите сказать?
— Хочу сказать, что в такое время, как наше, оружие может каждому пригодиться.
— Что вы! Сейчас ведь мир.
— Друг любезный, если бы у нас царил мир, никто бы, черт возьми, нс стал скупать кирасы. Мне вы этого не рассказывайте.
— Сударь!
— Да еще скупать их тайком.
Торговец сделал движение, видимо, намереваясь удалиться.
— Но, по правде сказать, чем больше я на вас гляжу, — сказал буржуа, — тем сильнее во мне уверенность, что я вас знаю. Нет, вы не Никола Трюшу, но я вас все-таки знаю.
— Молчите!
— И если вы скупаете кирасы…
— Так что же?
— Так я уверен, ради дела, угодного Богу.
— Замолчите!
— Вы меня просто восхищаете, — произнес буржуа, протягивая с балкона длиннющую руку, которая крепко вцепилась в руку торговца.
— Но вы-то сами кто такой, черт подери?
— Я Робер Брике, по прозванию “гроза еретиков”, лигист и пламенный католик. Теперь я вас безусловно узнал.
Торговец побледнел как мертвец.
— Вы Никола… Грембло, кожевник из “Бескостной коровы”.
— Нет, вы ошиблись. Прощайте, мэтр Робер Брике, очень рад, что с вами познакомился.
И торговец повернулся спиной к балкону.
— Что же это, вы хотите уйти?
— Как видите.
— И не возьмете у меня доспехов?
— Я же сказал вам, что у меня нет денег.
— Я пошлю с вами своего слугу.
— Это невозможно.
— Как же нам тогда сделать?
— Да никак: останемся каждый при своем.
— Ни за что, разрази меня гром, уж очень мне хочется покороче с вами познакомиться.
— Ну, а я хочу поскорее с вами распрощаться, — ответил торговец. Решив на этот раз бросить свои кирасы и все потерять, лишь бы его не узнали, он дал тягу.
Но от Робера Брике было не так-то легко избавиться. Перекинув ногу через перила балкона, он спустился на улицу, причем ему даже не пришлось прыгать, и, пробежав шагов пять-шесть, догнал торговца.
— Вы что, с ума сошли, приятель? — спросил он, кладя большую руку на плечо бедняги. — Если бы я был вам не друг и хотел, чтобы вас арестовали, мне стоило бы только крикнуть: как раз сейчас стража проходит по улице Августинцев. Но черт меня побери, если я не считаю вас своим другом. И вот вам доказательство: теперь-то я безусловно припоминаю ваше имя.
На этот раз торговец рассмеялся.
Робер Брике загородил ему дорогу.
— Вас зовут Никола Пулен, — сказал он, — вы прево, чиновник парижского городского суда. Я же помнил, что тут не без какого-то Никола.
— Я погиб! — прошептал торговец.
— Наоборот: вы спасены, разрази меня гром. Никогда вы не сможете совершить ради святого дела все то, что намерен совершить я.
Никола Пулен застонал.
— Ну-ну, мужайтесь, — сказал Робер Брике. — Придите в себя. Вы обрели брата, брата Робера Брике. Возьмите одну кирасу, а я возьму две другие. Сверх того я дарю вам свои наручни, набедренники и перчатки. А теперь — вперед, и да здравствует Лига!
— Вы пойдете со мной?
— Я помогу вам донести куда следует доспехи, благодаря которым мы одолеем филистимлян: указывайте дорогу, я следую за вами.
В душу несчастного судейского чиновника запала искра вполне естественного подозрения, но она погасла, едва вспыхнув.
“Если бы он хотел погубить меня, — подумал Пулен, — стал бы он признаваться, что я ему знаком?”
Вслух же он сказал:
— Что ж, раз вы непременно этого желаете, пойдемте со мной.
— На жизнь и на смерть с вами! — вскричал Робер Брике, сжимая в своей руке руку вновь обретенного союзника. Другой рукой он ликующим жестом высоко поднял свой груз железного лома.
Оба пустились в путь.
Минут через двадцать Никола Пулен добрался до Маре. Он был весь в поту, разгоряченный не только быстрой ходьбой, но и живостью беседы на политические темы.
— Какого воина я завербовал! — прошептал Никола Пулен, останавливаясь неподалеку от дворца Гизов.
“Я так и полагал, что мои доспехи дойдут сюда”, — подумал Брике.
— Друг, — сказал Никола Пулен, с трагическим видом поворачиваясь к Брике, стоявшему тут же с самым невинным выражением лица, — даю вам одну минуту на размышление, прежде чем вы вступите в логово льва. Вы еще можете удалиться, если совесть у вас не чиста.
— Ну что там! — сказал Брике. — Я еще не то видывал. Et non intremuit medulla mea[2], — продекламировал он. — Ax, простите, вы, может быть, не знаете латыни?
— А вы знаете?
— Сами можете судить.
“Ученый, смелый, сильный, состоятельный — какая находка для нас!” — подумал Пулен.
— Что ж, войдем.
И он повел Брике к огромным воротам дворца Гизов, которые и открылись после третьего удара бронзового молотка.