— Черт! Я же так нелепо сейчас выгляжу, — она стукнула себя по голове так, что почувствовала легкую боль, потом еще раз посмотрела в глазок и потянулась к ключу, чтобы все-таки открыть дверь.

Там, на лестничной клетке, она увидела счастливого мужчину, который широко улыбался и держал что-то в руках.

— Доброе утро, Эбби, — произнес Уилсон и протянул ей стаканчик с содержимым внутри. — Твой любимый горячий шоколад на дропсах.

Миллер улыбнулась, взяла стаканчик в свои руки и потянулась за теплыми объятьями, уже не обращая внимания на свой внешний вид.

— Тихо, задушишь, — говорил Уилсон, также обнимая девушку. — Может, ты все-таки пустишь меня в квартиру?

— Ах, да, прости, — она чмокнула его в щеку и, поставив горячий шоколад на столик, побежала в комнату, сообщая, что ей нужно привести себя в порядок.

Томас кивнул в знак согласия и удобно устроился на кресле в гостиной. Не зная, чем себя занять, мужчина пил свой кофе и рассматривал интерьер.

Комната была окрашена в легко-серый цвет, почти как у него дома. Она была больших размеров, так что тут могло поместиться много всего, но хозяин решил не загромождать гостиную чем-то ненужным, поэтому здесь была огромная бело-черная стенка с кучей полочек, какими-то выдвижными шкафчиками. Здесь же размещалась огромная плазма, возле которой аккуратно располагалось DVD и игровые приставки. Теперь понятно, что хозяин любит поиграть, чтобы расслабиться после тяжелого дня.

На другой стене было большое белое окно, ничем не завешанное, даже не было обычного белого тюля. Это позволяло любоваться Лос-Анджелесом, который можно было хорошо разглядеть через это окно, на котором стояло пару декоративных цветов, наверное, для уюта.

Диван, на котором сейчас сидел Уилсон, не был приставлен к самой стене, как это делается в обычных квартирах, а размещался почти посередине, а за ним было небольшое пространство, где стояла на всю стену еще какая-то полка, где были фотографии парня, статуэтки, серебряный кубок и много-много всякой всячины.

Томас бы еще долго осматривал хоромы, где временно поселилась Эбби, но его отвлекла Миллер, только что зашедшая в гостиную. Сейчас Эбби выглядела довольно-таки мило и по-домашнему: ее стройные ноги обтягивали плотные черные лосины, на плечах идеально сидела однотонная серая кофточка, а на голове красовался большой пучок из длинных рыжих волос. Эта непринужденная обстановка еще больше нравилась мужчине: он мог видеть милую домашнюю Эбби без всякого макияжа, который не всегда был у нее на лице, но эта естественная красота его просто завораживала до изнеможения. Ему уже хотелось коснуться девушки, случайно задев ее руку своей, переплести их пальцы и сидеть так долго-долго, пока не станет и вовсе скучно.

Миллер, улыбнувшись и извинившись за то, что заставила его ждать, присела рядом с ним на диван и взяла в руки стаканчик горячего шоколада, который понемногу начинал остывать, но его еще можно было пить. Она сделала пару глотков, создавая заряд бодрости на весь день, потом повернулась лицом к Томасу, который все это время следил за ее действиями и улыбался, запечатлев ее образ у себя в голове.

Эбби взяла его за руку, которая была довольна теплая, а кожа на ней была мягкая, словно бархат, затем подняла на него свои большие зеленые глаза и хотела что-то сказать, как вдруг в гостиную зашел Нэйтен, едва ли очнувшийся ото сна, с торочащими во все стороны волосами и сонной гримасой. Он пару раз зевнул, не обращая внимания на Томаса, сидящего подле Миллер, но потом протер глаза, и его лицо приняло удивленное выражение.

Уилсону стало очень неловко от того, что его студент застал их в таком положении, поэтому быстро отдёрнул руку, пряча ее в карман, его лицо побагровело от смущения, он немного отодвинулся от Миллер, создавая между ними дистанцию, после чего вновь глянул на Фостера, не скрывающего улыбки.

Нэйтен хотел сказать преподавателю, что Эбби уже успела ему сообщить, даже расписать все в наилучших тонах, но решил, что это будет не к месту и пусть лучше она сама об этом его проинформирует, нежели Уилсон услышит это из чужих уст. Фостер быстро поздоровался с преподавателем, четко выговаривая его фамилию, затем развернулся и куда-то ушел.

Эбби, наблюдавшая за своим парнем все это время, резко рассмеялась, откидываясь на спинку дивана. Ее забавляла его реакция. Это было очень мило: он был похож на маленького ребенка с розовыми щечками после зимней прогулки.

Уилсон же не понял, почему она уже минуту заливается смехом, поэтому сделал серьезную гримасу, уставившись на нее и ожидая хоть каких-нибудь объяснений.

— Эбби, ты не сказала, что живешь здесь не одна.

— Прости, у меня вылетело из головы после вчерашнего. Не волнуйся, он знает про нас, — отойдя от приступа смеха, произнесла Эбби.

— Что? Как мне теперь ему в глаза смотреть? — Томас поежился на диване из-за такой неловкости, он в первый раз попал в такую ситуацию, не зная, что делать дальше.

Когда он сказал Миллер, что не хочет ее отпускать, и поцеловал ее, то им двигали его чувства, его разум в тот момент был полностью отключен, он вовсе не думал, что будет после. Нет, он не хочет отказываться от Эбби даже сейчас, он чувствует полный комфорт, находясь рядом с ней, но он думал, что об их отношениях никто не будет знать, кроме их самих. И теперь он не знал, как вести себя с Нэйтеном, ведь тот его студент и вовсе не должен был увидеть его слабость к Эбби, но Фостер осведомлен, и это сейчас для Томаса хуже всего. Он всегда этого боялся, поэтому не хотел заводить роман с Миллер, также относящейся к числу его студенток, но сейчас поздно что-то менять, нужно думать, как поступать дальше.

Эбби, увидев его выражение лица, подвинулась ближе и, обняв его за плечи, сказала:

— Прости, Томми. Я, наверное, не должна была этого делать. Мне стоило молчать, чтобы не подвергнуть тебя опасности и осуждению, но я не смогла устоять перед его любопытным взглядом, тем более что он знал, что я влюблена в тебя. Это он подтолкнул меня к тому, чтобы рассказать тебе правду. Сама бы я этого не сделала.

Она положила голову ему на плечо и крепче обняла его. Уислон, выйдя из ступора, гладил ее по макушке, пальцами перебирая локоны, выпадающие из пучка, но ничего не говорил, как бы размышляя над чем-то.

Их молчание нарушил Фостер, наверное, не вовремя появившийся в комнате.

— Эбби, нам нужно решать дела. Помнишь, я говорил тебе, что мне удалось скопировать контакты с телефона Ральфа Рочестера, пока тот любезно готовил нам напитки? Я буду звонить по тем номерам, которые нам удалось выведать из его телефона, и буду настаивать на встрече, — проинформировал Нэйтен, опираясь на арку.

— И куда вы собираетесь вляпаться в этот раз? — настороженно спросил Уилсон, повернув голову в сторону Фостера.

Эбби и Нэйтен переглянулись друг с другом, не в силах рассказать ему. Все это потому, что девушка хотела уберечь Томаса от всего этого, надеясь, что скоро все закончится и они заживут нормальной жизнью, где будет полный мир и покой.

Несколько минут в комнате царило полное молчание, лишь тяжелые вздохи нарушали тишину.

Миллер все же повернулась к нему лицом и, глядя в карие глаза, ищущие хоть какого-нибудь ответа, вымолвила:

— Томас, ничего серьезного, правда.

Она закусила губу, нервничая, что соврала, и ее глаза забегали по комнате, когда он пытался в них заглянуть.

— Ты не умеешь врать, Эбби, — сказал Уилсон, столкнувшись с ее глазами. — Выкладывайте все сейчас, я могу вам помочь, пора бы это уже запомнить.

Фостер и Миллер вновь переглянулись. Нэйтен присел на диван, так как ему уже надоело подпирать стену, и Миллер, набирая в легкие больше воздуха, решила рассказать, что вчера утаила от мужчины.

— Томас, мы все еще разбираемся с «L» и почти у цели, у нас есть подозрения на одного человека, — вжимаясь в диван, вымолвила Миллер, стараясь сейчас не смотреть на брюнета, который пребывал в шоке и полном гневе.