Они скрылись в толпе в надежде, что на некоторое время будут в безопасности. Они расталкивали прохожих и танцующих, потому что по-другому невозможно было прорваться сквозь них. В ответ им посыпались ругательства, типа «куда прете», «разуйте глаза», «аккуратнее», но им было все равно, ведь главной их целью было вырваться из лап «L», который уже должен был заметить пропажу.

Они решили бежать через переулки, дворы, чтобы сократить путь до дома Эбби, ведь он был ближе, чем квартира Нэйтена. Иногда они останавливались, чтобы перевести дыхание, облокачивались на стены и съезжали по ним вниз, набираясь больше сил, но позволить много таких вольностей они не могли, так как убийца мог их догнать.

В одном из переулков Миллер сбросила каблуки, чтобы она могла быстрее бежать и не затормаживать Фостера, который держал ее все это время за руку, чтобы она не отстала и не потерялась где-нибудь. Часто они забегали в подъезды, когда видели приближающийся черный джип, яркий свет фар которого почти попадал на них. Когда же он проезжал мимо, они выходили из подъезда и вновь пускались в бега. Они напряглись и потратили все свои силы: до дома Эбби было пару метров.

Когда они были у нужного здания, то вмиг заскочили в подъезд, закрывая за собой дверь, и забежали в квартиру, которая, к счастью, находилась на третьем этаже. Они закрыли входную дверь на несколько замков и обессиленно упали на диван, тяжело дыша.

Свет они не включали во избежание быть найденными, поэтому просто лежали в темноте и смотрели в потолок, на котором отражалась белая, как смерть, луна.

— Нэйт, что с нами будет? — отдышавшись, спросила Эбби, поворачиваясь лицом к Нэйтену.

— Пока не знаю. Наверное, он захочет нас убить, потому что мы почти его вычислили, — он приложил руку к ее щеке, по которой уже катилась одна слеза, стирая ее. — Но одно я знаю точно: просто так мы не сдадимся. Ему нужно будет много побегать, чтобы поймать нас, — успокаивал он.

На минуту они прикрыли глаза, чувствуя расслабление. Наверное, они бы сейчас заснули в обнимку, но свет фар, отражающихся в окне, помешал им. Встав с дивана и аккуратно подойдя к окну, Фостер увидел черный джип, из которого вышел человек в черном пальто. Его плохо удалось разглядеть, поскольку было очень темно, но его фигура кого-то напоминала ему. Резко отойдя от окна, он взял Миллер за руку, и они присели, прячась за диван.

— Что такое? — обеспокоенно спросила Эбби, хотя сама, наверное, знала, в чем дело.

— Он нашел нас, — дрожащим голос ответил Фостер, после чего прижал к себе сильнее Миллер, как самую родную и ценную вещь в своей жизни.

Видимо, от судьбы не уйдешь. И если им уж назначено умереть сегодня, то так и будет. Что люди обычно делают перед смертью? Каются в своих грехах? Просят прощение у близкого человека?

Они тряслись всем существом, боясь умереть такими молодыми, крепко обнимали друг друга, надеясь найти спасение, которое может не прийти.

— Знаешь, а я так и не поговорила с ним. Я люблю его, но так по-идиотски себя веду, — сквозь слезы говорила Эбби. — Я не держу на него зла, понимаю, что он хочет обезопасить меня, поэтому не позволил его поцеловать… Хотя это дошло до меня только сегодня… И уж если мы умрем, то я благодарна судьбе, что она подарила мне танец с ним.

Миллер заулыбалась, вспоминая, как красиво они танцевали танго, как много людей смотрело на них, как их взгляды встречались, но ведь Уилсон не знал, что это была его Эбби.

Нэйтен улыбнулся сочувствующе Миллер. Он понимал, что смерти им не миновать, поэтому смирился с этим и ждал своего часа. Он был безумно рад за Эбби, хотя и сожалел, что она влюбилась в этого Уилсона, но, видимо, он делал ее счастливой…

Тут же ему вспомнился Кристофер, с которым ему тоже хотелось поговорить перед смертью, многое сказать, прояснить все в их отношениях, возможно, даже поцеловать его, но на это уже не было времени и, наверное, не будет.

Послышались громкие мужские шаги на лестничной клетке, а затем и настойчивый звонок в дверь. Миллер и Фостер затаили дыхание и переглянулись друг с другом. Ими завладел страх, который давал о себе знать: их ноги и руки затряслись, сердца грозились вырваться из грудной клетки. Они не подавали ни звука, лишь сидели, опершись на спинку дивана, прижавшись друг к другу, все еще на что-то надеясь…

Звонок все еще не прекращался, а после в ход пошли кулаки, которыми «L» колотил по двери, зная, что они находятся там.

— Может, нам уже сдаться? Пусть уже прострелит нам головы, чем мы вот так вот будет трястись в страхе, — прошептала Миллер.

— Нет, Эбби, что ты такое говоришь?! — Нэйтен посмотрел на подругу и понял, что у нее паническая атака, что она сейчас в некотором бреду, что ее разум не отвечает за слова.

Он взял ее лицо в свои руки.

— Эбби, посмотри на меня, пожалуйста, не отключайся, — Нэйтен начал бить по щекам, но все было тщетно: Миллер все-таки потеряла сознание.

Фостер хотел пойти за аптечкой и принести нашатыря, но потом вспомнил, что убийца стоит за дверьми и может услышать его шаги, поэтому остался на своем месте, взяв подругу на руки, продолжая бить по щекам.

Через десять минут стуки в дверь прекратились, а убийца, кажется, уже не стоял на лестничной клетке. Нэйтен расслабился, выдохнув скопившийся в грудной клетке лишний воздух, а потом, уложив Эбби на диван, пошел за аптечкой, где нашел нашатырь.

Водя им перед ее носом, он приводил ее в чувства, что ему, к счастью, удалось, потому что запах был такой едкий и резкий, что хотелось тошнить. Эбби чуть приоткрыла глаза, расплывчато видя друга. Потом снова прикрыла их, делая очередной вздох, который был более облегченный, ведь вроде бы все позади.

И все бы ничего, если бы не двойной выстрел в окно, в котором сразу же образовались две дыры от пуль, одна из которых потом оказалась в стене, а вторая — чуть не пробила голову Фостера. Но он успел пригнуться, поэтому она тоже полетела куда-то в стену.

Эбби быстро вскочила с дивана, сильно напуганная этим. До ее сознания стала доходить серьезность всего происходящего, от чего слезы невольно хлынули из ее глаз. Она скатилась вниз по стене и закрылась руками, выплескивая все эмоции. Ей было страшно. Очень страшно. Осознание того, что она могла сегодня или завтра умереть, туманило разум, сердце сильно покалывало от боли, накопившейся в грудной клетке. Ей хотелось кричать. Кричать в прямом смысле этого слова, и она не сдерживала себя. Она плакала и громко кричала. И знаете, ей немного полегчало, она выпустила весь пар и всю злость.

Она ненавидела свою судьбу. За что ей все это? Почему она не может быть нормальным подростком, живущим юношеской жизнью вовсю? Почему каждый день она, приходя домой, должна проливать слезы несчастья, опираясь на стену, и кричать от боли? Почему никто не может забрать эту боль? Почему все так несправедливо? Почему?

Слишком много вопросов, не дающих ей покоя. Иногда ей казалось, что судьба просто издевалась над ней, как будто ее жизнь — какой-то сериал, как будто она главная героиня, которая каждый раз попадала во всякие передряги. Но в отличие от нее главный герой оставался зачастую жив, а кто может ей дать гарантию, что завтра ее не найдут в собственной квартире с простреленной головой?

Боль. Нестерпимая боль съедала ее изнутри. Ей надоело каждый день бороться за выживание, хвататься за тонкую ниточку бытия, боясь, что она вот-вот порвется, и она упадет в пропасть и не сможет выкарабкаться оттуда, лишь распластается на земле, не в силах больше встать, и закроет обессиленно глаза. Время пройдет, а о ней и не вспомнят, как будто ее и не было…

Как бы Нэйтен хотел забрать эту боль, будь он каким-нибудь волшебником. Имея таинственные силы, он тут же избавился бы от «L», они бы отправились на какой-нибудь остров, лежали бы на берегу океана под лучами палящего солнца и радовались бы жизни. Но жизнь не сказка, не книга. Нельзя просто взять и переписать историю, вырвав старый лист. Такого, к сожалению, не бывает.