Если сесть на станции метро «Театральная» и проехать до станции «Аэропорт», то отчасти это позволяет почувствовать дух 1937–1938 годов совершенно стопроцентно.

И очевидно, ар-деко чувствуется в интерьере станции метро «Аэропорт». И если, например, человек никогда не было в метро и не был никогда на «Аэропорте», и может быть, и не был в Нью-Йорке, то может представить, что такой интерьер мог бы быть, не знаю, у Крайслер-билдинг.

Абсолютно. «Аэропорт» особенно, да.

В продолжение разговора об архитектурных стилях внутри одного стиля под названием «сталинская архитектура», рассмотрим еще один пример, который нам подготовил наш постоянный эксперт по вопросам строительства, архитектуры и инженерных решений.

Сталинскую архитектуру часто называют ампиром. Наверное, имеется в виду, что это как бы классическая архитектура. Действительно, она была классической. То есть внутри сталинской эпохи была в том числе классическая архитектура. Но для меня очень важна мысль, что она была. То есть ее Сталин как бы и в сталинское время не запускает. Классическая традиция непрерывно идет вслед за человеком, и она, естественно, органично встраивалась и в советскую действительность отнюдь не с 1930-х годов, а с самого 1918 года, как она и была до этого. Вот несколько примеров.

Скажем, архитектор Иван Жолтовский[49] никогда не прерывал свою связь с классической традицией. Как он до революции строил классические особняки в Москве, например особняк Тарасова на Спиридоновке, так и после революции. Вот, например, это его здание Государственного банка. Оно построено в 1927–1929 годах. То есть тогда же, когда такие известные памятники авангарда, как дом Мельникова, например, или Бахметьевский гараж. Тем не менее это такое увеличенное ренессансное палаццо с характерным цоколем и карнизом, тягами, которые расчленяют этажи.

Вот другое удивительное здание в Москве, около метро «Авиамоторная» – бани общественные. Вообще, жанр общественных бань как-то вызывает классические ассоциации. Термы римские вспоминаются. Наверное, поэтому и это здание получилось в классическом ключе. Это баня, которая была построена для жителей такого рабочего поселка, в духе авангарда, как Дангауровка. Но сейчас эта баня, к сожалению, утратила весь свой архитектурный декор и выглядит гораздо более просто. Да и баней больше не является. Тем не менее это 1928 год.

Если убрать кириллицей написанное, написанную вывеску, то вполне можно представить, что она находится и в Италии.

Да, как будто бы итальянское палаццо просто на улице Венеции или Флоренции. Если в 1920-е годы неоклассическая архитектура немножечко на вторых ролях, потому что очень много внимания к себе привлекает авангард, ар-деко тоже довольно крупный. То такой взлет этой архитектуры возникает в 1930-е годы, после практически насильственной, к сожалению, смерти авангардной архитектуры, которая случается в 1932–1937 годах.

Жолтовский в 1932–1934 годах строит здание на Моховой. Здание на первый взгляд довольно современное. У него крупные панорамные окна, например. Вообще, многоэтажный жилой дом в самом центре Москвы. Но Жолтовский к фасаду приделывает огромные, очень правильно нарисованные, правильно спропорционированные, с силуэтом правильным, с правильными капителями, колонны. Оправдан ли такой архаический метод, который ругали многие архитекторы-авангардисты? Я думаю, стопроцентно. Потому что мы представляем себе, как это здание встраивается в линию колонных портиков – Большой театр, колонный дом. Колонный зал Дома Союзов, старое здание Московского университета, новое здание Московского университета тоже на Моховой.

Возможно, все-таки политический запрос на торжественность уже витает в воздухе, если он не сформулирован.

Да, безусловно, 1932–1934 годы – как раз время, когда проектируется Дворец советов, который тоже становится очень торжественным, величественным зданием. И эта улица, которая должна была стать гораздо шире, некой аллеей, ведущей к Дворцу Советов, и называться аллеей Ильича, она, безусловно, должна была украшать тоже очень тожественными зданиями, не уступающими самому дворцу.

Одна из уже поздних работ Жолтовского, очень, на мой взгляд, мастерски сделанных. Это на Садовом кольце, около метро «Смоленская», вестибюль метро «Смоленская» встроен в это здание. Это дом НКВД. Естественно, в те годы самые роскошные дома, самые украшенные получали силовые структуры. Но вот чем мне нравится это здание? Тем, что Жолтовский, конечно, очень тонко чувствовал классику. Насколько я могу судить по этому зданию.

Есть каноническая история, позволю себе отвлечься чуть-чуть. Вот Парфенон – хрестоматийное архитектурное произведение в Афинах на Акрополе считается образцом правильности и порядка. Но на самом деле если внимательно измерить Парфенон, то выясняется, что его стилобат, то место, на что опираются колонны, выпуклый. Почему? Потому, что наши глаза имеют небольшие сферические аберрации, и они все немножко закругляют. Если ты сделаешь слишком прямую линию, то глаза будут немножко закруглять. Чтобы глаза ее выпрямляли, нужно ее заранее выгнуть немножко наверх. То же самое с расстоянием между колоннами. При движении к краям это расстояние увеличивается, как раз для того, чтобы в перспективе оно казалось равным. Все эти расстояния казались равными. И вот Жолтовский этот принцип неправильности ради правильности тоже воплощает. Если присматриваться, то видно, что расстояние между наличниками постоянно увеличивается. Мы этого не замечаем и таких эффектов можно несколько найти в этом здании. Например, башня с небольшим поворотом поставлена, чтобы создать некоторое ощущение динамики, разнообразия, чтобы убить ощущение скуки. Это, конечно, такой высший пилотаж в архитектуре, мне кажется.

Или еще одно здание той эпохи, скорее, необычный пример, курьезный. Это фасад Дома архитекторов в Гранатном переулке, который сделал Андрей Буров. Очень похож не столько на реальную архитектуру Возрождения, сколько на картины эпохи Возрождения.

Или очень необычный дом, но, на мой взгляд, тоже очень тонкий, интересный – дом ВЦСПС, Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов в Москве. Он находится на Ленинском проспекте, недалеко от станции метро «Ленинский проспект». Но он просто немножко во второй линии, заслонен более поздними раннехрущевскими домами, формирующими фронтальную застройку Ленинского проспекта в той части. На нем необычный широко вынесенный карниз, маленькие колонночки, далеко вынесенные балконы.

Явно все для южан, потому что наша погода не совсем для такого.

Да, не просто какая-то южная архитектура. На самом деле искусствоведам этот стиль известен. Это так называемый помпейский стиль, который входит в моду в архитектуру после раскопок Помпеи, Геркуланума в конце XVIII века. На фресках нашли как раз тоже далеко вынесенные балкончики, насыщенные розовые цвета, узенькие, необычных пропорций, колонны.

Это сделано точно в эпоху до изобретения железобетона. Очевидно, это деревянные какие-то консоли.

Да-да, деревянные консоли. В значительной степени эта архитектура может быть даже фантазийная. Ведь как выглядят настоящие Помпеи, мы не знаем. И только по фрескам можем более или менее судить. И Власов здесь создает, в Москве, этот помпейский стиль, довольно редкий в наших широтах. Буквально парочка зданий в Москве в этом стиле. Так что мы видим, что неоклассическая архитектура в лучших своих проявлениях может быть очень остроумной. Это может быть тонким чувствованием неправильности, или это может быть отсылка к каким-то необычным живописным образцам, нежели архитектурным.

Люди и дома живут сложной жизнью. Их пути пересекаются и расходятся, люди меняют дома, занятия и даже имена. Дома меняют жильцов, назначение и названия. И за этим очень интересно следить. Фабрика «Красный Октябрь» так не всегда называлась.