Когда жил еще в СССР?

Да-да, еще в советское время.

Значит, его позиция была не случайна, то есть он был нужным человеком.

Да, он был нужным, но тогда авангард был не нужным. Тут есть парадокс свой. Например, проводы Кастаки. Он был вынужден уехать.

Почему?

Его травили страшно. Последние год-два жизни угрожали, звонили. Сожгли дачу. Где погибло много работ.

А в чем была идея?

Стал неугоден власти. Он слишком стал большой. Стал место занимать, как явление. И уже стали вопросы возникать. А чего это он авангард популяризирует, а мы его не признаем как бы. В музеях его нет. Он уехал не просто так, а он оставил часть коллекции Третьяковской галерее. Завещал ее, как бы отдал. Была договоренность с государством.

То есть это отступная?

Да и отступная абсолютно в его духе. Потому что он настаивал, чтоб брали лучшие вещи. Когда делили его коллекцию. Он говорил: «Возьмите вот эту вещь. Это прекраснейшая работа этого художника». Они говорили: «Георгий Леонидович, ну у нас уже есть этот художник». – «Нет, возьмите. Я хочу, чтоб в Третьяковской галерее вот это было».

Это невероятный человек. Другой бы сказал: «Ну, не хотите – ладно, я увезу». Для него раздел коллекции был очень тяжелым. Он страшно любил Россию и уезжать не хотел.

И он недолго после этого прожил?

Да, недолго. Он жил в Греции. Кстати говоря, последние годы жизни он сам стал писать картины. И находясь в Греции, в этой солнечной прекрасной стране, он писал зимние пейзажи российские, с церковками и деревенскими домиками.

Шагал тоже покосившиеся заборы витебские писал в Париже.

Да. Вот такая у него была удивительная жизнь. И конечно, семья у него замечательная. Лиля Кастаки сохранила эту коллекцию, не распродала ее по кусочкам в разные коллекции мира. Благодаря этому теперь в Салониках есть музей современного искусства. Коллекция Кастаки.

Поразительно, находятся какие-то гениальные люди, которые в очень неприветливых обстоятельствах умудряются достичь подобного величия.

Мы живем в эпоху, когда искусства сливаются воедино, и из синтеза рождаются новые искусства. То, что мы представим вам сегодня, унаследовало прежнее название. Слились каллиграфия и графики, получилось каллиграфити. А кстати говоря, слово вы придумали?

Каллиграфити? Нет, это слово появилось порядка 11 лет назад, это течение, которое зародилось в Европе на стыке трансхудожников, которые после граффити стали искать новую среду для самовыражения. И одним из них был известный графитчик Нильс Шу Меульман из Амстердама, который основал это движение и придумал термин.

Насколько я представляю себе искусство каллиграфии, я знаю, что люди идут к нему очень долго. Что это месяцы и месяцы начертания, прописи, как в первом классе – палочки, кружочки, курсив, прямо и так далее. Как это в вашем случае? Вот человек, который берется за каллиграфити, это тоже тяжелая довольно школа чисто технической подготовки?

Абсолютно. Это тысячи часов практики.

Я пробовал сам, но я не занимаюсь граффити в прямом смысле. Ну что такое баллончик и маркер и как это все делается, все-таки там рука работает немножко по-другому – чуть правее, чуть левее и, в общем, может быть, даже только лучше будет, если ты промахнулся. А в случае с каллиграфией – там железная дисциплина, как это соединить. Может быть, в этом есть суть, что вот эта железная дисциплина и свобода соединяются? Вообще, вы можете как-то описать тот вид искусства, которым вы занимаетесь?

Само понятие «каллиграфити» подразумевает как раз ту экспрессию, ту свободу в работе, где вместо стандартной какой-то сетки, разметки, отношения, ширины штриха к высоте штриха появляются определенные закономерности. Например, амплитуда движения руки, поверхности для работы, построение композиции для зрителя. Потому что масштаб всегда разный и нужно понимать даже точки обзора.

Вы сказали, амплитуда. Как работает ваша рука?

Абсолютно по-всякому. При этом иногда к движению руки добавляется движение корпуса тела, длина инструмента, то, насколько тяжелый инструмент, тип пишущего инструмента. Например, в каллиграфии более традиционный идет выбор бумаги, того, как тушь скользит по поверхности. Здесь же порой получается так, что краску нужно разбавлять водой либо добавлять какие-то интересные связующие вещества. Смотреть плотность пигментации краски.

А что является поверхностью в вашем случае? Или все, что угодно?

Само понятие «каллиграфити» говорит о том, что можно писать где угодно. И я, наверное, писал на абсолютно нестандартных местах, начиная от каких-то фасадов зданий, крыш, площадей, каких-то бетонных поверхностей.

Кузова автомобиля в том числе.

Да, в том числе.

Кстати говоря, это что-то, что потом остается. Это же ведь не одноразовая штука. Или потом какой-то лак, чтобы это зафиксировать?

На самом деле выбор краски часто подразумевает, что краска устойчива к механическим либо каким-то другим повреждениям. Поэтому у краски есть свойства, например, нитрокраска, которая очень быстро сохнет и имеет в составе тот самый лак, который используется для покраски автомобилей. Тогда он схватывается, и поверхность максимально долго может продержаться.

Очевидно, это влияет на способ вашей работы. Скорость высыхания, тягучесть, текучесть и так далее. То есть вы должны точно понимать, что у вас сейчас в банке и как она будет себя вести, когда вы начнете двигать руку по поверхности. Да?

Именно. И в этом плане как раз основная сложность всех новых течений – это огромное количество пробелов, которые не изучены. И одна из тех задач, которую я обычно беру, – это иметь максимально разную практику проектов, чтобы, когда появляется что-то действительно сложное, крупное, ответственное, я был готов к этому не просто с точки зрения того, что я как художник готов за это взяться, но и с точки зрения технической я знаю, как это можно правильно раскрыть.

Расписанные мной крыши в Риме и в Португалии – как раз тот формат каллиграфити, который изначально наиболее раскрывает потенциал художника. Потому что вместо того, чтобы создать одно слово, которое можно написать, мы формируем какие-то геометричные композиции, взаимодействуем с геометрией самого пространства, где мы работаем. И здесь я шифрую текст. Часто я использую либо кириллицу, либо латиницу.

А как это происходит? Это, наверное, не один десяток метров.

Общая площадь 1200 метров.

Линейно это сколько крыш?

Я бы предположил, что это метров 25х50.

Вы же этого не видите. Когда перед вами лист бумаги или планшет, вы приблизительно оцениваете. Ну, даже трехметровый холст или нечто, вы можете отойти. Здесь вы не видите ничего, вы ж не с дрона работаете. То есть вы работаете под ногами у себя. У вас заранее какой-то план есть? Или плана нет в хорошем смысле и все, как пойдет, так пойдет?

Вообще, системный подход всегда присутствует. И в данном случае это разметка. Разметка, во-первых, тех границ, в которых я работаю, – прямоугольник, квадрат, ромб, что угодно. То есть от геометрии легко строить определенные якорные точки, после которых начинается работа с внутренним пространством. Дальше есть понятие ширины штриха. И как в традиционной каллиграфии, вот этот ритм и баланс черного и белого. Белого, пространства, на котором идет работа, и черного, собственно, самой буквы.