Значит, он не рассчитался? Или рассчитался, но не получил портрет? Или получил портрет? Был ли он в этом доме? Мы этого не знаем.
Вот этого я сказать не могу. Портрет в этом доме точно не был. Что было с расчетами, мне неизвестно. Известно то, что Леонардо портрет с собой увез и дописывал его потом. Вероятно, пейзаж появился позже. И это дает, конечно, основание для трактовок, легенд, преданий, мифов. Мы можем нагрузить этот портрет тем, чем нам хочется. Но исходный его смысл и предназначение мне, честно говоря, нравятся больше, чем романтические легенды.
Потому что у живописи своя ценность. Должна быть своя ценность. Она есть, своя ценность, безотносительно того, что люди придумывают, и тех легенд, которые, значит, вокруг этого нарастают. Жалко, что к нему подойти толком нельзя, вот проблема.
О психологических портретах Теодора Жерико
Французский живописец Теодор Жерико, родившийся в конце XVIII века, прожил недолго и любил писать натюрморты. Благо слово «натюрморт» тоже французское и означает «мертвую природу». Природу он действительно любил мертвую, которую ему в виде фрагментов поставили студенты анатомического театра. Но иногда Жерико изображал и живых, но не вполне здоровых, насколько мы знаем.
Жерико – идеальный романтик. Жил недолго, очень ярко. Лошадей любил и понимал лучше, чем людей, скорее всего. К моменту безвременной кончины стал культовой фигурой целого поколения. И поразительным образом, почти каждая вещь, которую он производил, а написал он не очень много вещей, это была «Просека в лесу». Он задавал новое направление французской живописи. И в его творчестве есть одна загадочная группа произведений. Портрет. Портреты он, вообще-то, не очень много писал. И портретируемые обычно предстают у него какими-то странными людьми, где не очень подчеркнута индивидуальность.
Он, конечно, хотел быть историческим живописцем, писать большие полотна, подобно своему «Плоту медуз». Но вот в конце жизни он написал группу произведений, мы до сих пор не знаем точно, сколько, которые перевернули французскую портретную живопись. Хотя, при жизни Жерико их видел очень узкий круг людей. Это так называемые портреты сумасшедших. Мы сейчас знаем пять. И они разбросаны по миру, поэтому их очень трудно, в общем, увидеть вместе. Это «Клептоман». Это «Сумасшедший, одержимый». «Сумасшедший, воображающий себя полководцем». На нем как бы военная пилоточка и что-то вроде медали. Это «Похититель детей». И две особы женского пола. «Сумасшедшая, одержимая манией азартных игр».
Это, кстати, квалифицируется как психическое расстройство в ХХ веке. Я не знаю, как было в начале XIX.
Расскажу. И наконец, «Сумасшедшая, одержимая страстью». Так называемая «Гиена Сальпетриера». Сальпетриер – это женская больница в Париже. Мы очень мало про эти картины знаем. Мы знаем, что они написаны, скорее всего, между 1821 и 1823 годами, когда Жерико вернулся из Лондона, и до того, как упав в лошади, он повредил себе спину и страдал мучительными болями, которые, скорее всего, мешали ему сделать что-то большое и завершенное. А в 1824 году он уже скончался. Мы недостаточно уверены в том, сколько было портретов. Документы говорят, что Жерико написал их десять. И когда скончался заказчик, то пять из них коллега заказчика увез в Бретань, где они растворились.
А пять оказались в руках у другого человека. И они постепенно вышли на поверхность. Но Лувр их в свое время не купил, поэтому они находятся в самых разных местах, и только одна, вот эта, «Безумная, одержимая манией азартных игр», находится в Париже. Эта вещь, конечно, совершенно поразительная, потому что Жерико в упор рассматривает человека, который лишен душевного здоровья, но мы не должны обманывать себя любовью романтизма к безумию. Дело в том, что это не интерес к патологии, не интерес к преодолению границ. Это свидетельство совершенно нового поворота сознания передового европейского научного мышления.
Скорей всего, эти портреты появились как результат с интересом воспринятого Жерико, который интересовался экстремальными состояниями человека давно и, в общем, знал, что в его семье есть безумие, и сам страдал от депрессии. Он с энтузиазмом воспринял заказ молодого врача, который занимался классификациями сумасшествия, и представлял третье поколение революционной французской психиатрии.
Своего рода научное пособие.
Именно. И это, скажем, наиболее правдоподобная гипотеза. Дело в том, что параллельно с Французской революцией, вот этими колоссальными социальными изменениями во Франции, которые за ней последовали, происходило изменение в представлении человека о собственной природе. И первым психиатром, который совершил свою психиатрическую революцию, был доктор Пинель[12]. Он вывел безумцев из тюрем и с папертей, куда их общество раньше загоняло, потому что не знало, что с ними делать. Он размышлял над классификацией безумия, над причинами безумия. И следующим поколением был доктор Эскироль[13], учитель доктора Жорже[14], друга Жерико. Доктор Эскироль боролся за то, чтобы безумцы были выведены из-под юридического преследования. То, что для нас сейчас считается нормой, тогда было колоссальным гуманистическим и научным поворотом. Доктор Эскироль классифицировал пять больших областей безумия, которые, в той или иной степени, в современной психиатрии отражаются. Что очень существенно, он выделил ту сферу безумия, которая на поверхности в первом приближении плохо классифицируется. Она была названа Эскиролем мономаниями. Человек во всем нормален, ведет себя до определенного момента безупречно, а потом на чем-то спотыкается, и оказывается, что весь его мир строится вокруг этой самой мании. Вот сейчас, благодаря громким уголовным процессам и благодаря триллерам голливудским, мы с подобными персонажами очень часто встречаемся. Здесь вам и Ганнибал Лектер, здесь вам и Зодиак, и что-нибудь в этом роде. Вот, собственно говоря, этой публикой Эскироль занимался. Это было довольно трудно классифицируемое безумие.
Он один из первых, кто стал применять статистические методы в исследовании сумасшествия. И его ученик, доктор Жорже, молодой и очень интересный врач, развивал это направление – изучение мономаний. Жорже, скорее всего, был приятелем Жерико, и очень может быть, что его доктором. Потому что я уже говорил, что Жерико сам страдал меланхолическими припадками. И Жорже, опубликовавший в начале 20-х годов книгу о безумии, представлял собой очень радикальный подход к психиатрии. Жорже был материалистом и атеистом. И он полагал, что безумие – это дело механических повреждений человеческого организма. Но постепенно он эволюционировал. И, в общем, он немножко напоминает персонажа Бальзака «Обедня безбожника». Вот такой врач-позитивист и атеист.
Жорже, заболев туберкулезом в 1826 году, в общем, признал существование души и ушел из жизни уже человеком, дрейфующим в область религии. И вот именно с его исследованиями, скорее всего, эти портреты и связаны. Мы не можем точно сказать, что, собственно говоря, хотел Жорже. Мы знаем, как безумцев изображали в медицинских трактатах. Это довольно схематические рисунки, в которых подчеркиваются аномалии физиономические, физические, судороги, специфические позы, которые принимает безумец, выражение лица. Это абсолютно утилитарные рисунки, которые визуализируют то, что врач говорит на лекциях.
А нам известно, вам известно, как Жерико писал эти портреты? Были ли натурщики? Чистая придумка?
Это, безусловно, были натурщики. И это подтверждает все, что мы здесь видим. Потому что такого правдоподобия французский портрет этого времени не достигал. Мы не очень понимаем, зачем они были сделаны. Потому что, с одной стороны, подход к мономании – это попытка вычленить внешние признаки: покраснение глаз, тремор, какое-то выражение лица. И здесь все это очень хорошо заметно.
