Музыканты заиграли плясовую, откуда-то как чёрт из-под лавки выскочил лихой плясун и так затопал, что половицы заходили ходуном, на столе чарки закачались.

Князь не заметил, когда из-за стола исчез его милостник Романец. Потом пили ещё. Захмелевший князь угощал музыкантов. Они исполняли ещё песни, и грустные и весёлые.

Начало темнеть, и слуги внесли два трёхсвечных шандала, установили меж блюд на столе. Веселье продолжалось.

   — Я выйду по нужде, — шепнул в ухо князю Протасий, поднимаясь из-за стола.

   — Глянь там, куда Романец пропал.

   — Хорошо.

Тысяцкого долго не было, а когда появился в дверях, поманил к себе князя, чтобы сказать что-то.

Тот вылез из-за стола, кивнув музыкантам, чтоб продолжали, подошёл к тысяцкому.

   — Худо, Юрий Данилович, — зашептал Протасий. — Романец какую-то девку сильничает за поварней.

   — Да ты что?

   — Ей-богу.

   — И ты не вступился?

   — Так там уже того... вершится, что мне его, за яйца стягивать?

   — Тьфу. Ну, я ему покажу, — разозлился князь. — Иди за стол, я тоже вроде до ветру отлучусь. Ну, я ему покажу в гостях гадить.

Юрий Данилович вышел на крыльцо. С звёздного неба улыбался молодой месяц, пытаясь хоть чуть осветить притихшую землю. Князь решительно направился к поварне и посреди двора столкнулся с Романцом.

   — Ты?

   — Я, — отвечал милостник.

   — Где был?

   — Ну это... справил нужду и... это...

   — Не ври, стервец, — ухватил князь его за грудки. — Ты что ж, сукин сын, пришёл в гости, а сам сильничать?

   — Я не сильничал, Юрий Данилович.

   — Как не сильничал, когда тебя только что Протасий видел на девке.

   — Но она сама... Ей-ей, сама, по обоюдному согласию. Ей-ей, Юрий Данилович.

   — Я тебе, стервец, всыплю по-обоюдному. Иди за стол. Ну! Погоди, я отолью, вместе пойдём.

Князь прямо посреди двора справил малую нужду, поглядел на месяц. Романец стоял переминаясь. Юрий спросил:

   — Как девка-то?

   — У-у, — обрадовался Романец смене настроения господина. — Ягодка, ей-ей, Юрий Данилович.

   — А если я тебя женю на этой «ягодке»?

   — А можно?

   — А чего ж нельзя-то. Спортил девку, надо покрыть грех.

   — Не, Юрий Данилович, она уж распочатая была. Она мне ещё днём мигнула. Я ж говорю, всё по согласию.

   — Так женишься али нет?

   — Если можно, то беспременно, Юрий Данилович, но она из рабынь, говорит.

   — Значит, купим. Как её звать?

   — Стюрка.

   — Стюрка, — повторил князь. — Гм. Стюрка. Ну, идём, жених.

Они вернулись в горницу, где музыканты наяривали какую-то весёлую мелодию. Сели за стол к уже наполненным чаркам. Князь взял свою, выразительно кивнул в сторону кобзаря, тот тут же кончил играть.

   — Родион Несторович, — начал Юрий, — нам у тебя понравилась одна девица-рабыня, не продашь ли её нам? А?

   — Господи, Юрий Данилович, да я буду рад подарить тебе любую.

   — То не мне, Родион, вот милостнику моему понравилась одна.

   — Да не всё ли равно, тебе ли, милостнику. Дарю.

   — Нет, Родион Несторович, ты ж её покупал?

   — Да.

   — Вот и нам продай. Назначай цену.

   — Ну как это? Я — да с тебя, — смутился боярин.

   — Вон с него, с него, — указал, улыбаясь, князь на Романца.

   — A-а, продавать так продавать, — махнул рукой боярин. — Гони две куны за девку.

   — Две куны? — удивился князь. — Ты серьёзно?

   — Серьёзно.

Обернувшись к Романцу, князь скомандовал:

   — Плати, дурак, пока купец не раздумал.

Романец сунул руку в карман, вытащил несколько монет, молвил разочарованно:

   — У меня лишь ногаты, кун нет.

   — Гони ногату, — засмеялся Юрий, — чай, не обеднеешь.

И все за столом рассмеялись: столь мизерной была плата, назначенная за рабыню.

   — Вы хоть скажите, какую девку покупаете? — поинтересовался наконец хозяин, принимая ногату.

   — Спорку.

   — Стюрку?! Эх, — крякнул Родион.

   — Что? Уже и пожалел?

Родион Несторович поскрёб потылицу.

   — Да это ж моя пирожница. Ну что делать? Слово дадено — девка дарена.

   — Куплена, Родион Несторович, куплена, — смеясь, поправил Юрий Данилович. — Вот и обмоем покупку. Романец, пей, чертяка, задарма девку получил. Да благодари хоть.

   — Спасибо, Родион Несторович, — бормотал растроганно Романец. — Спасибо, Юрий Данилович. Век не забуду этого... Век благодарен буду... Спасибо.

Вскоре изрядно захмелевшие гости засобирались домой. Поднялись из-за стола, благодарили хозяина, желали дому его новому благополучия: не гнить, не гореть, не разваливаться.

Вышли во двор. Гриди подъехали, подвели гостям коней. Романец помог затяжелевшему князю взобраться на седло, разобрать поводья. И только подошёл к своему и занёс ногу к стремени, как Юрий Данилович сказал:

   — Да, а где ж наша двухкунная покупка? Родион Несторович?

   — Я завтрева пришлю. Спит пока девка.

   — Э-э, нет. Сейчас давай, боярин. Утром ещё передумаешь. Мы ещё и не зрели, чего там купили.

   — Михайла, иди разбуди Стюрку, — сказал Родион Несторович. — Тащи сюда. Да не рассусоливай, люди ж ждут.

   — А где она спит-то?

   — Ну где? В клети каля поварни.

Сынок боярский и впрямь рассусоливать не стал (с рабыней-то этого ещё не хватало), приволок девку в ночной длинной домотканой сорочке, простоволосую. Она была испугана.

   — Могла б накрыться, дура, — выговорил ей боярин.

   — Так они ж меня выдернули, рта раскрыть не дали.

   — Ну ладно. Вот что, Стюрка, тебя купил эвон тот молодец княж. Поняла?

   — Ага.

   — Ты теперь в его воле.

   — Ага.

   — Сейчас поедешь с ним.

   — Ага.

   — Чего заагакала, как сорока, — озлился Родион.

Но, видно, до Стюрки наконец дошло, что её отдают как раз тому, кто её только что так сладко тискал за поварней. И она опять же «агакнула», не скрывая радости.

   — Тьфу, — сплюнул Родион Несторович.

И все рассмеялись. Смеясь, князь скомандовал:

   — Ну, давай садите её, да едем.

   — Сюда, сюда, — похлопал Романец своего коня по крупу. — Ко мне.

   — Михайла, пособи ей, — приказал Родион Несторович.

Тот подвёл Стюрку к коню, подхватил под мышки, подкинул. Она взвизгнула от щекотки. Вцепилась в Романца. Ноги Стюркины оголились выше колен.

   — Прикройся, срамница, — зашипел боярин.

   — Ды как я, — пыталась девка подтянуть подол на коленки. Их только и прикрыла.

Князь с тысяцким поехали вперёд, за ними Романец с своей двухкунной покупкой, а с ним рядом и следом другие княжьи гриди, начавшие сразу зубоскалить:

   — Романец, дай хошь пощупать. А?

   — Гляди, сотрёт «маньку», не склеишь.

   — Гы-гы-гы, хе-хе-хе.

Видно, смешки донеслись до князя, и он догадался, с чего развеселились его гриди. Обернулся, сказал громко:

   — Прекратите, жеребцы. Кого услышу, всыплю сотню плетей.

И сразу стихли гриди, как утопли. Через мост въехали в Боровицкие ворота и, когда прибыли к княжьему дворцу, Юрий Данилович неожиданно легко спрыгнул на землю, кинул повод, подошёл к Романцу, протянул руки вверх к его спутнице.

   — Ну, девонька, давай пособлю сойти.

   — Да что ты, Юрий Данилович, — залепетал Романец. — Да я сам. — Мигом слетел с седла.

Князь видел расширенные глаза Стюрки, не то от испуга, не то от волнения. Приказал:

   — Ну, падай, я держу.

И девка, ойкнув, повалилась в горячие руки князя. Юрий ощутил под руками её тёплые подмышки, под большими пальцами упругие груди и почувствовал, как пересохло во рту, застучало в висках и вспыхнуло в нём неутолимое желание. Поставил её на землю.

   — Ну, идёмте во дворец, — сказал князь и обернулся к Романцу. — Живо распорядись насчёт огня.

Гриди уводили коней на конюшню. Романец кинулся к поварне, споткнулся, упал, выругался. Вскочил, побежал дальше.