— Вот, князь, твоего изменника, а моего местника голова!

Это была голова воеводы Акинфа.

Два претендента на великокняжеский стол явились к Тохте почти одновременно, князья тверской и московский. Что и говорить, хитрому хану доставляло удовольствие натравливать их друг на друга. Он говорил приближённым:

   — Я стравлю этих двух пауков, и чем сильнее они возненавидят друг друга, тем лучше для нас. Хе-хе-хе.

Он ласково встретил Юрия Даниловича, великодушно поблагодарил за привезённые подарки и выход. Спрашивал почти с отеческой теплотой:

   — Хороший ты князь, Юрий, почти как сын мне. Чем я могу помочь тебе?

   — Великий хан, — говорил Юрий, поднимаясь с колен после поклонов, — после смерти князя Андрея ярлык великокняжеский должен был наследовать мой отец, князь Данила.

   — Да-да-да, — кивал ласково Тохта.

   — А от отца этот ярлык должен наследовать я.

   — Верно, Юрий, совершенно верно.

   — Но отец мой умер раньше Андрея Александровича.

   — Какая жалость, — сочувствовал хан, щуря глазки.

   — И теперь на великокняжеский стол замахивается тверской князь Михаил, который не имеет на это никаких прав.

   — Конечно, конечно, Юрий, не имеющий прав не может стоять на твоём пути.

Ах, как пело сердце Юрия Даниловича: «Какой славный этот Тохта, как всё понимает. Как сочувствует».

   — Ступай, Юрий, отдыхай. Охоться, забавляйся. Мы подумаем. Посоветуемся. Всё учтём.

И князь Юрий удалился, окрылённый надеждой, и, встретив у своей кибитки милостника Романца, сказал ему:

   — Всё. Хан мою руку держит. Не видать Мишке ярлыка великокняжеского.

   — Ну и слава Богу, — крестился радостно Романец.

И Юрий Данилович отправлялся на охоту в сопровождении своих гридей и татарских нукеров, благо здесь, в низовьях Волги, был настоящий охотничий рай. Птицы носились тучами. Стоило в эту «тучу» пустить стрелу, и почти обязательно она попадала в цель, редко промахивалась.

А через день-другой звали к Тохте князя Михаила Ярославича. И он, представая перед великим ханом Золотой Орды, падал на колени и бил лбом в землю, приветствуя хана.

   — Встань, Михаил, — великодушно разрешил хан. — Ты привёз большой выход, намного более московского, и я рад этому. Испей со мной кумыса.

Михаил пил кислое кобылье молоко, пересиливая христианское отвращение к этому поганскому напитку. Пил, приняв чашу, именуемую пиалой, из рук самого хана.

   — Вкусно? — щурясь, с улыбкой спрашивал Тохта.

   — Очень, — лукавил Михаил.

   — Наш кумыс шибко полезный для здоровья, — говорил хан. — Если его всё время пить, ты всегда будешь чувствовать силу и бодрость. И всегда будешь хотеть баба... Хе-хе-хе.

   — Великий хан, — поставив порожнюю пиалу, приступил князь Михаил к главному. — Как ты знаешь, у нас на Руси умер великий князь Андрей Александрович, а без великого князя, сам понимаешь, на земле разброд начинается и шатание, никто никого не слушается. И поскольку из нашего рода я остался старшим, прошу тебя дать ярлык великокняжеский мне.

   — Да-да-да, —кивал Тохта, —конечно, на великом столе должен быть старший из рода. Если будет великим князем молодой, кто ж его станет слушать? Молоко на губах не обсохло, а он уж великий князь! Нехорошо, неправильно. Ты совершенно прав, Михаил.

«Всё, Юрочка, — думал, веселея от сладкой речи хана и от кумыса, князь Михаил, — мимо тебя ярлычок-то, мимо».

   — Ступай, Михаил. Отдыхай. Охоться, бери моих нукеров. Мы посоветуемся, подумаем. Ты прав, конечно. Нечего щенятам учить старых псов, хе-хе-хе. Верно?

После ухода князя Тохта взглянул на своего ближайшего советника, спросил, ухмыляясь:

   — Ну, что скажешь, Таитемир? Хорошо я взбодрил их?

   — Хорошо, Тохта. Но ярлык-то великокняжеский один.

   — Вот и славно. Пусть погрызутся над одной костью.

   — Но они могут горло друг дружке перегрызть.

   — А мы на что? Здесь не дадим. А на Руси пусть грызутся. Имар-Ходжа, скажи своим соколятникам, пусть устроят так, чтоб они ещё на охоте столкнулись. Вот потеха-то будет.

   — Хорошо, повелитель, я постараюсь.

Сысой встретил князя встревоженным взглядом.

   — Ну?

   — Ярлык мне обещан.

   — А недавно эта рожа Романец мне встретился, даже язык показал: не видать, кричит, вам ярлыка.

   — Слушай больше дураков.

Ночью в своей кибитке, предоставленной ему татарами для жилья, он долго не мог уснуть.

   — Ярославич? — позвал из темноты Сысой.

   — Ну что?

   — Мне один поганый говорил, что надо хорошенько Имар-Ходжу одарить, его шибко Тохта уважает, он за тебя похлопочет перед ним.

   — Да я уж вроде всех одарил. И ханшу.

   — Этому надо добавить.

   — Хорошо. У тебя там что-нибудь осталось?

   — Да, ещё несколько сороковок соболиных.

   — Завтра возьми две-три, сходим к нему.

На следующий день пошли вместе к кибитке Имар-Ходжи, она у него оказалась красивой. Все кошмы были почти белыми, а по белому изукрашены мудреным орнаментом из красной ткани.

Увидев входящего князя, а особенно за спиной его слугу с мешком, догадался татарин, с чем идёт гость, вскричал радостно:

   — О-о, князь Михаил, как я рад, что пришёл ты ко мне.

«Ещё бы не радоваться, морда поганая, — подумал Михаил. — Узрел мешок у Сысоя».

   — А я только что думал, не позвать ли тебя на охоту, — продолжал Имар-Ходжа, — нынче в заливах так много гусей, лебедей.

   — Но это ловища ханские, позволит ли он?

   — О-о, он сам мне сказал: съезди с гостем дорогим на охоту, пусть отведёт душу, порадует сердце.

   — Имар-Ходжа, я слышал, твои женщины очень любят соболей.

   — О-о, эти женщины, им всегда хочется выглядеть лучше всех. Каждая считает себя самой красивой.

   — Вот я принёс несколько «сорочек». — Михаил махнул Сысою, тот широким жестом вытряхнул из мешка три «сорочки». Мех зашрал, заблестел на кошме. Сысой туг же вышел, удалился.

   — Прошу, Имар-Ходжа, прими этот подарок от чистого сердца.

   — Спасибо, Михаил, спасибо, — заулыбался татарин. — Ты очень щедрый князь. Я думаю, что только ты достоин ярлыка великокняжеского.

   — Похлопочи, Имар-Ходжа, перед Тохтой, замолви словцо.

   — Я замолвлю, конечно, но понимаешь, Юрий обещал хану большой выход — по гривне с двух дымов.

   — Имар-Ходжа, дым — это один очаг, а у очага может находиться и три и пять человек, а если семья большая, то и все десять. Представь, что ж это будет за выход, если, скажем, с десяти человек будет одна гривна?

   — Конечно, это мало, — согласился татарин.

   — А я обещаю гривну не с дымов, а с людей. С двух человек одну гривну. Как?

   — О-о, это очень хороший выход будет. А если Юрий предложит больше?

   — Не предложит, Имар-Ходжа, он недавно ходил воевать, у него казна пуста.

   — Хорошо, Михаил, я всё понял и донесу Тохте. Не сомневаюсь, что ярлык великокняжеский получишь ты. Аллах свидетель, я буду за тебя. Садись и выпей со мной кумыса, ты у меня дорогой гость.

Князь Михаил, сняв сапоги у входа, прошёл и сел на кошму рядом с хозяином кибитки, с трудом подогнул под себя ноги по-татарски, взял из рук татарина пиалу с кумысом.

«Господи, прости мне грех сей неумышленный, пью погань не ради желания, но по принуждению лихому», — пробормотал про себя Михаил и выпил до дна.

   — Вкусно? Правда? — спросил татарин.

   — Правда, — согласился Михаил поморщась, едва удерживаясь от желания сплюнуть.

   — А что морщишься?

   — Кисло. С непривычки.

   — Ничего, привыкнешь.

И Имар-Ходжа снова начал наполнять Михайлову пиалу.