Ногайская пайцза ли помогла ему или случай, но проехал он Коломну и Москву без приключений. Беспокоило одно: неужто и Тверь постигла эта же участь?

Однако родной город предстал перед ним цел и невредим.

   — А ты знаешь, Сысой, кажется, приказ Ногая дошёл до Дюдени.

   — Дай Бог, дай Бог, — ответил Сысой.

Но едва въехали они в улицы Загорского посада, как были окружены толпой, кричавшей радостно:

   — Князь! Наш князь!

   — Откуда столько народу? — дивился Сысой.

   — А ты и не догадываешься?

   — Неужто беженцы?

   — Они самые.

И действительно, все тверские посады были буквально забиты беженцами. Здесь были и москвичи, и дмитровцы, и кашинцы, и даже юрьевцы. И в самой крепости было народу что в муравейнике.

   — М-да, — вздыхал Михаил Ярославич. — Ныне Тверь на Руси что остров спасения.

   — Значит, не зря мы к Ногаю ездили.

   — Выходит, не зря.

Они въехали в крепость через Владимирские ворота. Кто-то от радости ударил в колокола на Святом Спасе. И здесь народ ликовал, встречая Михаила, словно он привёз всем избавление от лиха.

Но более всех радовалась сама княгиня Ксения Юрьевна, встретившая сына на крыльце. Обняла, заплакала, шептала:

   — Слава Богу, живой.

   — Живой, мама, живой. Как вы тут?

   — Сам видишь, пока целы. Бог милует.

Обнялся князь и с кормильцем, явившимся тут же на крыльце.

   — Ну, Александр Маркович, как тут управлялся без меня?

   — Да помаленьку. Но вот народу много прихлынуло. Не ведаю, как прокормить.

   — Не давай бездельничать, сами прокормятся.

   — Здесь во дворце и семейство московского князя.

   — Данилы Александровича?

   — Ну да. И сам он тут же. Эвон старший его сын, Юрий, стоит.

   — Уже здоровый балбес.

   — Именно, Михаил Ярославич. Ругается по всякому пустяку, требует себе отдельные хоромы. А где ж их взять ныне?

   — А что князь Данила?

   — А князь говорит, не обращай, мол, на дурака внимания: молодо-зелено.

   — Ну, веди нас, Александр Маркович, кажи теперь наше место. Поди, всё забито?

   — Нет, твоя горница не занята, Михаил Ярославич. Я запер её, чтоб не влез кто силодером, тот же Юрий хотя бы.

Тут Александр Маркович наклонился за спину князя:

   — Ты к-куда, косоглазый. Кыш!

   — О-о, Александр Маркович, ты уж не гони мальчишку. Его мне Ногай в сыны подарил. Не бойся, Аксай, это мой главный боярин.

И татарчонок проследовал за князем во дворец, как приклеенный к его кафтану.

После обеда, спроворенного тут же, в светлице князя, дворским Назаром, собрались к Михаилу Ярославичу невольные гости его из вятших. Князь Данила с сыновьями Юрием и Иваном, дмитровский наместник, бояре кашинские и даже коломенский старшина, был тут и Сысой с Александром Марковичем.

   — Ну, что будем делать? — начал разговор князь Михаил.

Все мялись, вздыхали, поглядывая друг на друга. Ясно было, что всех давно мучил этот вопрос: что делать?

   — Надо собрать дружины и ударить им в хвост, — неожиданно сказал княжич Юрий.

Столь решительное заявление безусого юноши отчего-то рассмешило Александра Марковича. Да и все заулыбались. Данила Александрович осадил сына:

   — Ты б помолчал, Юрий.

   — А что, не правда, что ли?

   — Правда, да где ж ты ныне наберёшь хороший полк?

   — А вон народ по всем четырём посадам кишмя кишит.

   — Кишат бабы, старики да ребятишки. Ныне вон половина Руси рассеяна, рассыпана. А он, Дюденя-то, раз в десять сильнее всех наших дружин и, сдаётся, на Новгород путь держит.

   — Если б его ещё наши не усиливали, — вздохнул дмитровский наместник, явно стесняясь при Даниле упоминать имя его злополучного брата.

   — Да, Андрею это зачтётся, — сказал князь Данила, вполне поняв намёк, — если не на земле, то на небе обязательно. Боюсь, и Новгород не устоит супроть орды.

   — Почему? — спросил Михаил. — Он, чай, со своими пригородами сильнее всех наших уделов.

   — Да его там свей донимают, Корелу захватили и Ижору вроде. С полуночи свои, а тут ещё Дюденя подойдёт. А главное, князя у них нет.

   — А Дмитрий?

   — При таком раскладе Дмитрий вряд ли возьмётся. Новгородцы его всегда недолюбливали, он это знает.

   — А кого они долюбливали-то? — заметил Михаил. — Невского и то выгнали.

   — Трудненько вести полк, который тебе в спину зверем глядит. Чуть что, они от Дюдени его головой откупятся. Нет, Дмитрий не поведёт их, не возьмётся.

   — А посадник если?

   — А когда они слушались посадников? Они их как рукавицы меняют. Одно слово — славяне.

Михаил Ярославич взглянул на своего пестуна.

   — А ты что молчишь, Александр Маркович?

   — А что за Новгород говорить, тут вон с беженцами не разберёшься, голова пухнет.

   — Что так?

   — Ну как же. Теснота. А где теснота да нужда, там и тати голову поднимают. Что ни ночь, то грабежи и убийства. Третьево дни в Заволжском посаде семью ограбили, вырезали. А вчера в Затьмацком избы очистили.

   — Что ж там брать-то?

   — Вот то-то, что нечего. Воруют съестное: мясо, рыбу, хлеб. В Затверецком посаде с неделю тому человека за калач убили.

   — Надо ловить татей и вешать принародно, — сказал Данила Александрович.

   — М-да, — вздохнул Михаил. — Их сколько ни вешай, хлеба не прибавится. Надо в Низ зажиточников слать, зазывать хлебных купцов по Волге.

   — Пойдут ли они в такую замятию?

   — Пойдут. Татары обычно купцов не трогают, а наша нужда для них самая корысть. Пойдут.

Прибыв с семьёй в Новгород, Дмитрий Александрович остановился на Городище — всегдашнем поселении князей. Звать никого не хотел из города, они сами явились: посадник, тысяцкий, несколько бояр во главе с шумным Степаном Душиловичем.

   — Я звал вас? — спросил сердито князь.

   — Потому и пришли, что не звал, — съехидничал Душилович. — Слышали, у тебя на хвосте опять татары висят, некий Дюденя, брат хана.

   — Ну и что?

   — Как что, князь? Вон уже из Волока людишки бегут. Очередь за нами. А для орды Новгород — кусок лакомый, не какие-то там вшивые Москва или Можайск.

   — Новгород тоже виноват в этом.

   — Новгород? — удивился посадник Андрей. — Чем же мыто провинились? Вы с братом ссоритесь, а Новгород виноват.

   — Именно так и есть, — зло сверкнул глазами князь. — Мне присягнули, а тайком Андрею в уши дуть, мол, лучше б ты у нас княжил.

   — Так это же не все, отдельные которые.

   — Ну, будет спорить, — сказал Душилович. — Надо, князь, решать. Собирать ратных, вооружать и идти навстречу татарам.

   — Кому?

   — Тебе, конечно, князь, тебе. Тебе, как говорится, сам Бог велел войско снаряжать, исполчать.

   — Мне, — не то переспросил, не то подтвердил задумчиво князь.

   — Тебе, Дмитрий Александрович, как, бывало, славной памяти отец твой делал, Александр Невский.

   — Да, отец исполчал, но против кого, Душилович? Ай забыл? Так я напомню: против свеев подымал Новгород и против немецкого ордена.

   — Не всё ли равно.

   — Не всё равно, боярин, не всё равно. Отец знал: Орду силой не сломать, с ней перемогаться надо. А свеев с немцами бить можно, и он бил.

   — Так ты что, предлагаешь перемогаться с Ордой?

   — Ничего я не предлагаю. Потому как у вас есть вече, вот его и спрашивайте. Оно вон против меня как славно вопило.

   — Ну, когда это было, Дмитрий Александрович, что уж про старое поминать. А ныне вон — беда у ворот.

   — Вот-вот, у вас как беда, так: скорей к нам, князюшка, а как минет, так сразу ему на дверь кажете: ступай вон.

   — Беда не только у нас, но и у тебя ж, — напомнил посадник.

   — Вот то-то, всей Руси беда.

   — Так как? Берёшься исполчать нас? — спросил Душилович. — А? Дмитрий Александрович?