— Сысой, гля. А ведь права бабка. Выздоровел. Ты вели-ка в телегу кинуть осиновых полешек с полдюжины. Пригодятся, глядишь.

Он подошёл к печке, где, скрючившись в комочек, лежала босая старуха.

   — Ну, спасибо, баушка. Вылечила. Чем наградить-то тебя?

   — Не за што, сынок. Полегчало, и слава Богу.

Князь сунул руку в калиту, вынул гривну, положил перед лицом старухи.

   — Вот, купи себе, что захочешь.

   — Какой из меня покупник, сыночек. Да и де покупать-то? Ежели б из одёжи чё. Мёрзну всё, кровь-то остыла уж.

   — Сысой, принеси какой-нито кожушок и что там на ноги потеплее.

Сысой ушёл и воротился с овчинной шубейкой и чунями, тоже шитыми из овчины. Накинул кожушок на старуху. В выцветших глазах бабки заблестели слезинки. Лепетала растроганно:

   — Ой, Хосподи, за что мне счастье-то такое? Дай вам Бог здоровья, сыночки, и пути доброго.

   — Спасибо, бабушка.

И в это утро хорошее настроение было у Михаила Ярославича. Голова не болела, а в памяти нет-нет да всплывала осчастливленная старуха. Думалось: «Как мало ей надо для счастья, кожушок и чуни. А нам? А мне? Мне-то что надо для счастья?» И не мог ответить на этот вопрос, не знал, в чём же заключено счастье для него. Что его могло обрадовать так, как эту несчастную старуху? И чтобы уж не думалось об этом, решил: «Оправдание перед ханом. Вот что станет моим счастьем». А что за этим? За этим жизнь. Наверно, это и есть счастье — жизнь. Но об этом догадываешься, увы, слишком поздно. На краю пропасти.

Узбек обвёл сердитым взглядом приближённых советников — князей, темников, нашёл среди них двоюродного брата своего, окликнул:

   — Чолхан.

   — Я слушаю, повелитель, — отозвался тот, привставая.

   — Вот уже более месяца живёт в Орде князь Михаил, ожидая моего решения. Слишком много наговорили на него Юрий и Кавгадый. Так много, что я начинаю сомневаться в его вине. Кавгадый плёл, что Михаил собирается бежать к немцам, что он никогда ко мне не приедет. Михаил приехал и живёт у нас. Не значит ли это, что он ни в чём не виноват? Вот ты, Чолхан, возглавишь суд, который и должен решить, виновен князь Михаил или невиновен. Если виновен, я велю казнить его, если не виновен — верну ему мои милости. Ты понял?

   — Понял, повелитель.

   — Поскольку один человек может ошибиться, я назначаю к тебе судей-помощников Казанчия и Сабанчия, и от вашего суда я буду ждать единогласного решения. Слышишь? Единогласного. Если кто-то из вас троих будет не согласен с решением, я его не признаю законным.

   — Я понял, высокий брат мой.

Кавгадый, узнав о назначении судей, бросился к Юрию Даниловичу.

   — Хан назначил суд над Михаилом. Нам очень важно засудить его, иначе нам самим не поздоровится.

   — Что ж твой Сарык, разиня, прохлопал его в дороге?

   — Он ждал его по-над Волгой, а Михаил ехал Доном.

   — Может, попробовать его здесь убить?

   — Что ты, что ты, Юрий. Подозрение сразу на нас падёт. Узбек и так уж сердится на меня за то, что я говорил, что Михаил никогда не приедет. А он явился.

   — А судьи-то кто?

   — Главный судья, Чолхан, — сродник Узбека, спесив очень. А два других, Казанчий и Сабачий, мои хорошие знакомые. С этими я договорюсь. Эти будут на нашей стороне. А Чолхану надо хороший подарок послать. У тебя есть что?

   — Найдётся.

   — Вот и поклонись подарком. Хорошо бы лис связку послать. Он лис любит. Но главное, нам надо налегать на смерть твоей жены, отравил её Михаил, и всё. Для Чолхана это обвинение очень важно, она ему сродной сестрой доводилась. Ты — муж Колчаки, ты особенно на это налегай, что-де погубил он твою семью, разбил твоё счастье. Скажи, что она уже беременна была.

   — Но она не была беременна.

   — Кто сейчас проверит? Говори, была, что погубил Михаил твоего наследника. Этого, мол, я никогда не прощу.

Суд начался в отдельной кибитке, у входа в которую были разложены два костра. Меж ними предстояло пройти не только судьям, но и свидетелям и подсудимому. Огонь должен был очистить входящих от дурных мыслей и намерений.

Вокруг кибитки стояли оружные воины, дабы никто и ничто не могло помешать справедливому суду.

Судьи уселись на кошме у дальней стенки кибитки. Слева сели Юрий и Кавгадый, направо, лицом к ним, был посажен подсудимый князь Михаил.

   — Князь Михаил, — начал медленно и важно Чолхан, — на тебя пожаловался твой младший брат Юрий, что ты без всякой причины ходил на него ратью, захватил в плен его жену — нашу сестру Кончаку и отравил её. Что ты скажешь в своё оправдание?

   — То, что Юрий первый пошёл на меня ратью, и не один, а поднял против меня Новгород. Я вынужден был напасть на него. Он, убегая, бросил и брата своего младшего, и жену. Княгиня Агафья содержалась у меня в чести, в отдельной хоромине, кормилась с моего стола. И никто её не травил, она умерла своей смертью.

   — Чолхан, позволь мне спросить подсудимого, — сказал Кавгадый, поднимая руку.

   — Спрашивай, — разрешил Чолхан.

   — Князь Михаил, а почему ты не отдал мне княгиню, когда я просил её у тебя?

   — Я хотел отдать её мужу, князю Юрию.

   — А может, ты уже задумал тогда отравить её?

   — Повторяю, у меня этого и в мыслях не было.

   — Кто может проникнуть в мысли человека, — вздохнул Кавгадый. — Но княгиня Агафья была отравлена. Перед смертью её сильно рвало едва ли не с кровью.

   — Я не видел, она умерла без меня.

   — А я знаю. Нам рассказывал князь Борис, вернувшийся из полона. И потом, ты не отдал тело княгини её мужу. Почему?

   — Он и не просил, и не присылал за ней.

   — Чолхан, спроси об этом самого князя Юрия, — посоветовал Кавгадый.

Чолхан посмотрел на Юрия, словно раздумывая, и наконец выдавил:

   — Ну?

   — Я посылал за телом княгини людей, но Михаил не отдал её, — сказал Юрий, не моргнув глазом.

   — Он врёт, — возмутился Михаил. — И тебе не стыдно?

   — Князь Михаил, — вмешался Казанчий, — ты наносишь оскорбление свидетелю.

   — Но если он врёт...

   — Мы должны верить ему. Ведь тело княгини так и не было передано ему.

   — Я послал к нему старейшего своего боярина послом с предложением мира, а князь Юрий убил его.

   — Я мстил за жену, — быстро нашёлся Юрий.

   — Да, это законное право, мстить за своих родных, — поддержал Юрия Чолхан.

Михаил Ярославич видел, что суд явно берёт сторону Юрия, выслушивая внимательно все его обвинения и не давая князю Михаилу до конца оправдаться и в открытую не доверяя его словам. Мало того, и Кавгадый вдруг выдвинул обвинение против великого князя, который перебил у него много татар, а многих пленил.

   — Но я же на следующий день воротил тебе их. И даже одарил вас всех.

   — Мёртвых как воротишь, князь? — оскалившись, ехидно спросил Кавгадый. — Ты ныне пред судом татарским и за убитых татар должен отвечать.

   — А не ты ли, Кавгадый, просил меня тогда не говорить хану о том, что и ты участвовал в драке? Просил. Умолял.

   — Я? Просил? — вытаращил удивлённо глаза Кавгадый. — Я был послом великого хана, стал бы просить тебя? Нехорошо, князь Михаил, придумывать то, чего не было.

И Михаил Ярославич увидел, что суд поверил не ему, а своему татарину. И перестал говорить. А когда Чолхан обратил на это внимание, сказал:

   — А о чём мне говорить, если вы не верите ни одному моему слову.

Судьи переглянулись меж собой, перекинулись несколькими словами, и Чолхан объявил:

   — Можешь отправляться в свою вежу, князь Михаил. О нашем решении будет объявлено тебе позже.

Михаил Ярославич вышел, прошёл меж очищающих огней. Уже вечерело. Он шёл мимо кибиток в удручённом состоянии духа. Сзади послышалось тарахтенье колёс. Он отступил в сторону, дабы пропустить телегу, но возчик, сидевший в плетёном коробе, придержал коней и спросил: