Родион Несторович, приведший с собой из Киева чуть ли не две тысячи душ и оттого ставший в Москве вторым человеком после князя, имел среди челяди мастеров почти по любому ремеслу. Кузнецы его могли что угодно отковать: и меч, и копьё, и топор. Древодельцев было у Родиона своих около двух десятков. Оттого и отстроился он быстро. Своя ткацкая, свои швецы у боярина, могут такие порты, или кафтан, или даже шубу сшить, что не угадаешь, московского они пошива иль царьградского.

На новоселье своё пригласил Родион Несторович князя Юрия Даниловича с ближними боярами. Приехал высокий гость вершним в сопровождении тысяцкого Протасия и нескольких милостников. Хотел Родион встретить князя у ворот, да приворотный сторож-разиня не успел загодя предупредить хозяина, пришлось встречать у крыльца.

   — Ну, кажи, как устроился, — сказал Юрий Данилович, слезая с коня и передавая повод подбежавшему слуге.

   — Милости прошу, дорогой князь, в хоромы, откушать хлеба-соли и медов наших, — расплылся боярин в лучезарной улыбке.

   — Ты кажи, кажи хозяйство, — повторил гость, не спеша вступать на крыльцо.

   — Пожалуйста, — молвил Родион Несторович радушно, хотя по интонации можно было догадаться, что это ему почему-то не по шерсти пришлось.

Он подозвал кого-то из слуг, приказал коротко:

   — Беги. Предупреди всех.

И когда Родион повёл высокого гостя осматривать двор, то все работники встречали их у дверей, низко кланяясь подходившему князю.

Первое, чем заинтересовался князь, это была конюшня. Если медвяницу прошёл, даже не взглянув на кланяющихся ему медоваров, то у конюшни остановился и даже кивнул конюхам, дружно поклонившимся ему. Мало того, сказал:

   — Ну что, молодцы, кажите скакунов.

Не нравилась эта дотошность князя Родиону Несторовичу, не нравилась. Опасался он возбудить в нём зависть, не зря ж хоромы строил «чуть пониже, чуть помене». Но что делать? Назвался груздем... И повёл сам князя по конюшне.

Юрий Данилович с интересом разглядывал в стойлах коней, возле некоторых останавливался и делал довольно точные замечания:

   — А этот, видать, норовистый.

Конюхи, шедшие следом, переглядывались, выразительно кивали головами: «Ты гля, точно».

   — Ну, а этот, наверно, весьма резв. Весьма.

   — Угадал, Юрий Данилович, — сказал Родион. — Не зря Вихрем зовётся. На нём я под Переяславлем Акинфа срубил.

   — За Акинфа тебе ещё раз спасибо, Родион Несторович, — усмехнулся князь. — Надеюсь, это не последний из моих недругов?

   — Конечно, Юрий Данилович. О чём речь?

И чтобы предупредить возможную просьбу князя отдать ему Вихря (уж очень долго тот осматривал коня), Родион молвил:

   — Мы с Вихрем ещё не одну голову кинем к твоим ногам, князь.

Понял ли Юрий неуклюжую уловку боярина, Бог весть, но, похлопав по крупу Вихря, произнёс:

   — Хорош, хорош, — и проследовал дальше.

Заглянул Юрий Данилович и в загородку, где содержались кобылы. Там Родион Несторович решил расщедриться:

   — Выбирай любую, князь. Дарю.

   — Я подумаю, — усмехнулся Юрий.

От мысли, что князь догадался о его уловке, там, в загородке жеребцов, боярин даже покраснел.

Потом прошли к кузнице, откуда доносился звон наковальни. Боярин было хотел возмутиться, что кузнецы не встречают князя у дверей, как велено было. Но старший кузнец опередил его:

   — Железо раскалили, Родион Несторович, ковать надо было. Прости.

В кузницу князь не стал входить, постоял в дверях, посмотрел на удалую работу молотобойца и, обернувшись к тысяцкому, сказал:

   — Примечай, Протасий, куда наконечники да копья заказывать можно.

   — Да я уж смекнул, Юрий Данилович, — отвечал тысяцкий.

   — Железо токо давайте, — сказал Родион Несторович. — Накуём хоть гору.

Возле поварни встретили гостя женщины-поварихи. Одна молодка держала поднос со свежими пирожками. Поклонившись, предложила:

   — Отведай, пресветлый князь, только что с жару.

Юрий внимательно глянул в лицо девушке. Сероглазая, пухлогубая, краснощёкая, видно, пироги не только печёт, но и потребляет вдоволь.

   — А какие у тебя, красавица? — спросил Юрий.

   — Эти вот с зайчатинкой, эти с визигой, а энти сладкие, с ягодкой.

Тут Родион Несторович, поощрённый вниманием гостя к пирогам, молвил не без гордости:

   — Лучшая моя пирожница, такую в Москве не сыщешь.

   — Попробуем, — сказал Юрий, беря пирожок с визигой. Откусил. Качнул головой: — И верно, вкусно. Протасий, пробуй.

Тысяцкий взял пирог, за ним потянулся к пирогам и Романеи и, подмигнув девице, молвил со значением:

   — А я с ягодкой люблю.

Девица зарделась маковым цветом.

   — Вот эти пожалте.

Ещё князь посетил соколятню, она оказалась у боярина почти в запустении — сидели на седале два старых ястреба.

   — Э-э, Родион Несторович, это не ловцы, — молвил Юрий Данилович с нескрываемым удовольствием. — Приходи ко мне, я тебе подарю парочку крепкокогтистых соколов. Эти не промахиваются.

   — Спасибо, Юрий Данилович, — отвечал боярин, довольный, что хоть соколятня не в зависть гостю стала.

Обойдя весь двор и вернувшись к крыльцу, князь заметил:

   — У тебя, Родион Несторович, прям город свой, всё-то есть здесь, и даже портомойня.

   — В нашем богатстве твоя сила, князь, — отвечал боярин вполне искренне. — Пожалуй за стол теперь, Юрий Данилович. А то, поди, всё простыло там.

В светлой горнице был уставлен закусками и корчагами с медами невеликий стол. За него и уселись хозяин с сыном Михаилом, князь с тысяцким, нашлось местечко и для милостника Романца.

Родион Несторович сам разлил хмельное по чаркам, взял свою.

   — Ну, Юрий Данилович, спасибо тебе, что не побрезговал нашим домом, освятил своим приходом наш двор и наше новоселье. Твоё здоровье, князь.

Выпили по чарке, хозяин сразу начал наливать по второй. Юрий понял, что все ждут его слова.

   — Ну что, Родион Несторович, я рад, что ты пустил на Москве крепкие корни и уже на рати успел доказать преданность нашему дому и что, глядя на тебя, потянулись к нам другие бояре из Киева. Чем больше прибудет к нам таких людей, как ты, тем сильнее будет наша Москва. Уже сегодня, опираясь на таких людей, как ты, Родион Несторович, я могу справиться с любым княжеством, которое захочет потягаться с Москвой.

   — Я подумал, Юрий Данилович, что теперь никто того не захочет, — ввернул словцо Родион.

   — Есть некие, которым неймётся нас копьецом пощекотать. Есть, — сказал Юрий Данилович, опрокидывая в рот очередную чарку.

После третьей чарки князь высказал пожелание музыку послушать.

   — Счас будут лицедеи, — с готовностью отозвался хозяин. — Михайла, зови.

   — У тебя, никак, и лицедеи свои? — удивился князь.

   — Да нет, Юрий Данилович, то мой конюх и тесляр выкомаривают.

Явились музыканты, один с двенадцатиструнной кобзой, а второй с ложками.

   — А ну, вдарьте мою, — приказал Родион.

Грянули струны кобзы, ложечник запел:

После песни князь взглянул испытующе на взгрустнувшего Родиона, спросил:

   — Уж не скучаешь ли по Киеву, Родион Несторович?

   — Скучаю, князь, — вздохнул боярин. — Но того уж нет там, о котором песня пелась. Нет. После Батыя всё ещё не оправился город. Да и вряд ли оправится, покою там никакого от поганых. Митрополит не зря ж утёк во Владимир. А ну, хлопцы, плясовую.