Рыцарь ухмыльнулся и вернулся к своим обязанностям.

Герард покинул штаб-квартиру и быстрым шагом пошел по улицам Квалиноста. Эта часть города была довольно пустынной, эльфы не любили здесь появляться. Большинство солдат несли дежурство или, сменившись, отдыхали в казармах.

Пройдя улицу, на которой располагался штаб, Герард оказался в предместье столицы. Теперь он шел в толпе жителей города и неожиданно понял, что встретился с новой опасностью. Медан советовал ему непременно надевать нагрудник и шлем, отправляясь в штаб. Сейчас он не надел их, а в глазах и лицах окружавших эльфов читалось выражение откровенной ненависти. Некоторые из них намеренно отводили глаза в сторону, чтобы не портить себе впечатление от теплых летних сумерек видом этого безобразного человеческого лица.

Герард прекрасно отдавал себе отчет в том, что происходит. Он сам казался себе толстым и неповоротливым в сравнении с хрупкими и легкими фигурами эльфов. Его волосы соломенного цвета должны были казаться им какой-то злой ошибкой природы, ибо у них самих таких волос не встречалось никогда. Его грубоватое, покрытое шрамами лицо, выглядевшее уродливым даже по человеческим меркам, эльфы, вероятно, находили просто ужасным.

Теперь рыцарь понимал, чем вызвана враждебность многих людей по отношению к эльфам. Он чувствовал превосходство последних буквально во всем — во внешности, манерах, культуре, мудрости. И единственным способом вернуть себе чувство собственного достоинства многие люди считали убийство и порабощение эльфов.

Герард свернул на улицу, которая вела к дому маршала. Какое-то глубоко спрятанное в нем чувство затосковало, расставаясь с прекрасным зрелищем, будто он из волшебного сна возвращался в грубую реальность. Но одновременно что-то внутри него испытало чувство облегчения. Он перестал постоянно оглядываться через плечо, проверяя, не крадется ли сзади кто-то, готовый броситься на него с ножом.

До уединенного дома маршала оставалось пройти около мили. Дорожка бежала мимо дрожавших осин, тополей и ив, опустивших ветви к самому ручью. День был чудесный, хоть и неожиданно прохладный для этого времени года, отдаленно напоминавший о наступлении осени. Пройдя примерно половину пути, Герард внимательно огляделся: на дорожке ни впереди, ни позади него никого не было. Он осторожно прислушался — тоже никого. Тогда он оставил тропинку и спустился к ручью. Там он присел на корточки, чтобы напиться и прочесть письмо.

Послание было запечатано воском, но с этим он мог легко справиться. Вытащив кинжал, он положил его на камень, еще теплый от полуденного солнца. Когда металл нагрелся, Герард осторожно провел лезвием между печатью и бумагой. Воск отделился, и он заботливо положил его на кусочек коры рядом с собой. Потом он заглянул в футляр, начал было его открывать, но вдруг заколебался.

Он собирался прочесть секретное донесение, адресованное его командиру. Правда, Медан был его врагом, он не был по-настоящему его командиром, но все-таки послание было личным, адресованным только маршалу и никому другому. Ни один порядочный человек не станет читать чужую корреспонденцию, и, определенно, ни один Соламнийский Рыцарь не пошел бы на это. Мера не одобряла использования шпионов, считая это «недостойным и предательским делом». Он мог по памяти привести один из параграфов.

«Некоторые считают полезным прибегать к услугам шпионов, полагая, что информация, собранная их низкими и предательскими методами, может привести к победе. Мы, рыцари, отвечаем на это, что победа, добытая таким способом, вовсе не победа, а прямое поражение, ибо если мы отринем принципы чести, за которую сражаемся, то чем мы лучше наших врагов?»

«Действительно, чем? — спросил себя Герард, держа на ладони футляр с непрочитанным донесением. — Думаю, ничем». Быстрым движением он снял крышку и, еще раз оглянувшись, развернул свиток пергамента и начал читать.

Внезапно его охватила сильнейшая слабость. Холод сковал его тело. Но он продолжал читать, не веря своим глазам. Быстро пробежав текст до конца, он опустил пергамент и принялся думать, что же ему предпринять. Его первой мыслью было сжечь страшное послание, чтобы оно никогда не достигло своего адресата. Но этот шаг был бы бессмысленным — слишком много людей видело, как он принимал его от Гроула. Конечно, можно было бы сжечь этот свиток и подменить его другим, но с этой идеей тоже сразу пришлось расстаться. У него не было с собой ни пергамента, ни пера, ни чернил. К тому же, скорее всего, Медан знал почерк писца, служившего у драконицы.

Нет, решил Герард по зрелом размышлении, но с болью в сердце, это послание он должен будет доставить маршалу. Предпринять что-либо другое сейчас означало бы подвергнуть себя бессмысленной опасности, а он, возможно, был единственным, кто мог воспрепятствовать планам драконицы.

Медан будет недоумевать, что с ним такое произошло, ибо он уже сильно нарушил обычное расписание своих занятий. Герард торопливо скатал пергамент, засунул его в футляр, тщательно и надежно его запечатал. Затем отправил футляр за пояс, не желая даже касаться его лишний раз, и почти бегом направился к маршалу.

Герард нашел Медана в саду, где тот совершал свою обычную вечернюю прогулку после поздней трапезы. Заслышав шаги на дорожке, маршал оглянулся:

— А, Герард. Вы сегодня довольно поздно. Я уже начал тревожиться, не случилось ли с вами какой неприятности. — Тут он глянул на руку рыцаря. — С вами что-то произошло? Вы ранены?

Герард посмотрел на свой рукав и увидел, что он промок от крови. Размышляя о донесении, он и забыл о схватке с драконидом.

— В штабе произошла небольшая стычка. — Он знал, что маршалу все равно станет известно о случившемся. — Вот ежедневные донесения. — Он положил бумаги на стол под легким ажурным трельяжем, по планкам которого вились виноградные лозы, терпеливо и любовно выращиваемые маршалом. — А это депеша, доставленная драконидом от Берилл.

Медан с гримасой взял ее в руки, но, не спеша открывать, снова обратился к рыцарю:

— Что за небольшая стычка в штабе, Герард?

— Драконид настаивал на том, чтобы доставить депешу лично вам. Ваши рыцари не сочли это необходимым. И заставили его дожидаться вашего ответа в штабе.

— Полагаю, это вы заставили его, — улыбнулся маршал. — Вы действовали совершенно правильно. Я не переношу Гроула. Кто знает, что творится в мозгах этой ящерицы? Ему нельзя доверять.

С этими словами он сосредоточил внимание на депеше. Герард отсалютовал и приготовился оставить его одного.

— Нет, нет. Можете подождать здесь. Мне придется просить вас отнести ответ… — Он замолчал, продолжая читать.

Герард, в сознании которого пылала каждая строчка и каждая буква этого письма, внимательно следил за выражением лица маршала. Губы Медана дрогнули, он сжал челюсти. Если бы Герард увидел на его лице радость, он, наверное, не удержался бы и убил его на месте, не думая о последствиях.

Но радости на лице Медана не было. Скорее напротив. Оно потеряло свой природный цвет и стало землисто-серым. Но вот он закончил чтение, с минуту постоял неподвижно и снова поднес к глазам пергамент. Маршал внимательно перечел его содержание во второй раз. Закончив, скомкал в руке и с проклятием швырнул на землю.

Скрестив на груди руки, он отвернулся к стене и мрачно застыл в полной неподвижности, пока наконец не овладел собой. Герард тоже не говорил ни слова. Возможно, это была самая подходящая минута для того, чтобы удалиться, но ему очень хотелось знать, что предпримет маршал.

Наконец Медан обернулся к нему. Он глянул на валявшийся на полу свиток, затем посмотрел на Герарда.

— Прочтите это, — кратко приказал он.

Герард вспыхнул:

— Это личное послание…

— Прочтите это, черт побери! — выкрикнул маршал. С усилием сдержав себя, он добавил: — Я разрешаю вам это сделать. Я должен обдумать, что мне следует предпринять, какой ответ послать Берилл и как он должен звучать. «Спокойно, — сказал он себе, — я должен действовать спокойно, иначе все пропало!»