Сильван почувствовал мгновенный стыд от невысказанного упрека.

— Простите меня, кузен. Я сказал то, чего на самом деле не думаю. Но я все-таки полагаю, что вы ошибаетесь насчет Глокоуса. Им руководит только любовь к Сильванести и забота о благе страны. Тот факт, что он поднялся с самых низов до нынешнего высокого положения, говорит в его пользу. И не только в его пользу, но и в пользу вашего дяди, сумевшего разглядеть ценность Глокоуса для страны и не впасть в предубеждение против него из-за того, кем он был в прошлом, — как это прежде часто случалось с нами, эльфами. Моя матушка часто говорила, что мы вредили сами себе, не давая талантливым людям реализовать их возможности, судя о них по их происхождению, а не по способностям. Одним из самых доверенных военачальников моей матери был некий Самар, который начал свою службу рядовым солдатом.

— Если бы Глокоус пришел к нам с намерением улучшить жизнь нашего народа, то я первый поддерживал бы его, несмотря на низкое происхождение. Но все, что он сделал для нас, — это посадил магическое дерево, — Кайрин криво усмехнулся, — и возвел щит вокруг нашей страны.

— Но щит предназначен для нашей защиты, — запротестовал Сильван.

— Так же как тюремные стены предназначены для защиты томящихся за ними.

Сильван задумался. Он не мог сомневаться в том, что его брат говорит со всей искренностью и серьезностью. Но он не хотел слушать ничего, направленного против регента. По правде говоря, он чувствовал себя неуверенно перед той внезапно возникшей ответственностью, которую налагали на него его новые обязанности. И Сильвана успокаивала мысль, что кто-то станет давать ему советы и помогать в делах. И лучше всего, если это будет Глокоус, такой вежливый, предупредительный и очаровательный.

— Давайте не будем ссориться из-за таких пустяков, кузен, — предложил Сильван. — Я подумаю над вашими словами. А пока позвольте поблагодарить вас за то, что вы говорили от всего сердца. Я знаю, что это было нелегко. — И он протянул руку.

Кайрин горячо пожал ее, и они заговорили о других делах, о церемонии предстоящей коронации, о новых эльфийских танцах. Затем Кайрин стал прощаться с королем, пообещав прийти попозже, чтобы проводить его на коронацию.

— Подумать только, я буду носить корону, которая когда-то украшала голову моего прадеда! — Сильван все еще не мог поверить в это.

— Так пусть она принесет вам больше счастья, чем принесла ему, — серьезно ответил Кайрин. Сохраняя печальное выражение лица, он вышел.

Сильван пожалел о его уходе; королю были приятны дружелюбие и располагающие манеры Кайрина, хотя он и чувствовал себя немного обиженным оттого, что тот испортил ему праздничное утро. От этого дня молодой король вправе был ожидать только радости.

— Он просто завидует, — сказал себе Сильван. — Что ж, это вполне естественно. На его месте я бы, наверное, испытывал такие же чувства.

— Ваше Величество, — доложил один из слуг, — я вынужден огорчить вас, начинается дождь.

— Ну и что вы думаете о нашем новом короле? — обратился генерал Коннал к своему собеседнику, поднимаясь по ступеням королевского дворца. Они направлялись в королевские покои, чтобы засвидетельствовать свое почтение правителю в утро коронации. Дождь превратился в ливень, всякий намек на солнце исчез.

— Я нахожу его неглупым, скромным и естественным, — с улыбкой ответил Глокоус. — Мне чрезвычайно приятно общаться с ним. А каково ваше мнение, друг мой?

— Он всего лишь молодой веселый пес, — пожал плечами генерал. — Думаю, он не станет доставлять нам хлопот. — Его тон смягчился. — Вы были правы, друг мой. И мы хорошо сделали, посадив его на трон. Люди уже обожают его. Я давно не видел столько радостных лиц вокруг. Весь город веселится. Все улицы убраны цветами, люди нарядились в свое лучшее платье. Празднества продлятся, по-видимому, несколько дней. Эльфы называют его появление чудом. Уже поговаривают о том, что больные изнуряющей лихорадкой почувствовали себя лучше. И всякие разговоры о том, чтобы убрать щит, прекратились сами собой. Теперь ни к чему его убирать.

— Да, мы вырвали с корнем семена мятежа, которые посеяли кираты в нашем благоуханном саду, — подхватил приятную тему Глокоус. — Они, возможно, воображали, что одержат над вами победу, посадив на трон потомка Лорака. Не надо лишать их этой иллюзии. Пусть себе радуются. Теперь у них есть король, и они наконец оставят нас в покое.

— И если по какой-либо случайности щит подведет нас, — Коннал бросил многозначительный взгляд на регента, — то мы сумеем без проблем управиться с матерью нашего юного короля. Представляю, как она ворвется к нам, вооруженная до зубов, во главе своего войска и обнаружит, что страной правит ее собственный сын. На это зрелище, право, стоило бы посмотреть.

— Возможно, стоило бы. — Глокоус, казалось, не находил эту идею особенно привлекательной. — Но я, например, вполне могу обойтись без лицезрения этой гадины. Ни на минуту не верю, что она согласится оставить его на троне. Этот приз она с удовольствием ухватила бы для себя. Но, к счастью, — он улыбнулся, хорошее настроение уже вернулось к нему, — ей никогда сюда не проникнуть. Щит не пропустит ее.

— Однако он пропустил ее сына, — возразил Коннал.

— Это не он, а я пропустил его сюда, — с нажимом напомнил Глокоус генералу.

— Так вы утверждаете.

— А вы сомневаетесь в этом, друг мой?

Глокоус резко остановился и повернулся к Конналу. Белые одежды вихрем взметнулись вокруг его ног.

— Да, сомневаюсь, — невозмутимо ответил генерал. — Потому что чувствую, что вы сами в этом сомневаетесь.

Глокоус начал было что-то отвечать, но тут же умолк, закрыв рот. Сцепив на спине руки, он медленно двинулся вперед.

— Я не хотел обижать вас, — извинился Коннал.

— Не извиняйтесь, друг мой. — Глокоус вновь повернулся к нему. — Я не сержусь. Мне всего лишь обидно, вот и все. Просто грустно.

— Но почему?..

— Я вам объясню. Может быть, тогда вы поверите мне.

Коннал вздохнул:

— Вы намеренно не хотите меня понять. Но, во всяком случае, ваши объяснения будут мне интересны.

— Я объясню вам, как это все происходит. Но не здесь, здесь слишком людно. — Глокоус указал на слуг, суетившихся вокруг огромного лаврового венка. — Пройдемте в библиотеку, там мы могли бы поговорить без свидетелей.

Огромная зала, вдоль стен которой высились полки полированного темного дерева, сверху донизу уставленные старинными фолиантами и свитками, хранила такую глубокую тишину, словно книги поглощали все посторонние звуки, превращая всякую речь в слова, написанные на их страницах.

— Когда я сказал, что щит действовал по моему желанию, — начал свои объяснения Глокоус, — я не имел в виду, что отдал специальную команду относительно этого молодого человека. Я не велел щиту пропускать его. Но магия щита исходит от магии дерева, растущего в Саду Астарин. Следуя моим указаниям, Создатели Крон вырастили его. Это я наставлял их в магии, которая вызвала Древо Щита к жизни. И она, эта магия, является частью меня самого. Я отдаю огромное количество своей силы и энергии, чтобы управлять этой магией и поддерживать щит на месте. Иногда я чувствую, — тут Глокоус заговорил совсем тихо, — что щит — это часть меня самого. Я — тот щит, который охраняет безопасность наших эльфов.

Коннал молча слушал.

— Мне не раз случалось замечать, что щит реагирует на мои невысказанные желания, — продолжал регент. — Желания, которые я сам часто не осознавал. И я так давно мечтал о том, чтобы на наш престол взошел законный король. Щит знал об этом моем неосознанном желании. И так случилось, что, когда Сильванеш оказался рядом со щитом, тот пропустил его.

Генералу очень хотелось в это верить, но его обуревали сомнения. «Почему Глокоус не говорил об этом раньше? Почему его глаза избегают моего взгляда? — спрашивал себя генерал Коннал. — Ему известно что-то еще. И он скрывает это от меня».