Гилтас уже стоял под балконом. Планкет спустил ему веревку, тот схватил ее и, быстро перебирая руками, стал взбираться вверх.

Стук повторился, на этот раз более нетерпеливый и громкий.

— Я требую впустить меня к Его Величеству! — повысил голос префект.

Гилтас бегом кинулся с балкона к себе в комнату и прямо в одежде нырнул в постель. Планкет расправил на нем одеяло и поспешил к двери.

— Его Величество все ночь очень плохо себя чувствовал, — зашептал он, поднося палец к губам. — Утром он не смог ничего съесть, кроме крошки поджаренного тоста. Мне пришлось уложить его обратно в постель.

Префект заглянул через плечо Планкета. С постели на него смотрел король, лицо его было уныло, глаза припухли.

— Мне очень жаль, что Его Величество болен, — хмурясь, произнес префект. — Но вместо того, чтобы лежать здесь, жалея себя, лучше бы он встал и занялся делами. Я вернусь через час и надеюсь, Его Величество будет одет, чтобы принять меня.

И Палтайнон удалился. Планкет закрыл за ним дверь, Гилтас повернул к нему лицо и улыбнулся, но тут же закинул руки за голову и вздохнул. Его прощание с Кериан было горестным. Он все еще чувствовал запах лесного костра, которым пахла ее одежда, запах розового масла, которым она умащивала кожу. Его пальцы пахли примятой травой, на которой они лежали, крепко обняв друг друга, не в силах расстаться. Он еще раз вздохнул и принялся выбираться из постели. Не слишком охотно он направился в душ, который должен был уничтожить последние следы его тайного свидания с женой.

Когда час спустя префект снова пришел к королю, он нашел Гилтаса погруженным в сочинение новой поэмы, в которой воспевались — кто бы мог подумать — гномы. Префект фыркнул и велел молодому человеку поскорее оставить эти глупости и обратиться к делам.

Над Квалинести начали собираться тучи, которые вскоре сгустились и скрыли собой солнце. Дневной свет померк.

Тем же утром, когда сумрачное утро вставало над Квалинести, над двоюродным братом Гилтаса, Сильванешем, как и над всем Сильваностом, небо было безоблачным. Он тоже, как и его брат, не спал всю ночь. Не то чтобы он боялся наступления утра, как Гилтас. Нет, Сильванеш ожидал его с таким нетерпением и такой радостью, что эти чувства не дали ему сомкнуть глаз ни на минуту.

В этот день Сильванешу предстояло занять престол Беседующего-со-Звездами. В этот день, вопреки всем надеждам и ожиданиям, его должны были объявить правителем сильванестийцев. Ему удалось преуспеть там, где потерпели сокрушительную неудачу его родители.

События развивались так быстро, что у Сильвана до сих пор голова шла кругом. Он закрывал глаза, и все происшествия последних дней снова вставали перед ним.

Когда они с Роланом подходили накануне к пригородам Сильваноста, они внезапно увидели, что им навстречу движется группа солдат.

«Так много народу на одного меня», — подумалось Сильванешу, скорее разочарованному, чем напуганному. Когда солдаты выхватили мечи, он решил, что пора готовиться к смерти. С высоко поднятой головой он стоял, ожидая их приближения, безоружный и спокойный. «По крайней мере, я встречу смерть с достоинством, — успел подумать он. — Я не стану сражаться с собственным народом. Я останусь тем, кем хотела видеть меня мать».

К огромному удивлению Сильвана, солдаты-эльфы поднятыми мечами отсалютовали ему и стали громко приветствовать его как Беседующего-со-Звездами, своего короля. Сильванеш сообразил, что это вовсе не расчет для совершения казни, а почетный караул.

Они подвели к нему великолепного, белого как снег коня. Он вскочил в седло; они поскакали к Сильваносту, и вскоре новый король с триумфом вступил в столицу. Эльфы с радостными криками высыпали на улицы города, и цветы, которые они кидали под ноги королю, выстлали все дороги благоухающим ковром.

Солдаты маршировали по обеим сторонам от всадника, чтобы удержать и оттеснить подальше толпу. Сильван отвечал приветствиями. На мгновение он подумал об отце и матери. Эльхана мечтала об этом моменте больше, чем о чем-либо другом в своей жизни. За эти минуты она с радостью отдала бы жизнь. Может быть, сейчас она смотрит на него оттуда, куда уходят мертвые, и улыбается, видя, что сын осуществил ее самые сокровенные желания. Он надеялся, что это так. Он больше не испытывал обиды на свою мать. Он простил ее и надеялся, что она тоже его простила.

Парад закончился у подножия Звездной Башни. Здесь его встретил высокий, с седыми волосами и суровым лицом эльф. Он назвался генералом Конналом и представил своего племянника Кайрина, который — как с восторгом обнаружил Сильван — доводился ему кузеном. Затем Коннал представил Глав Семейств, которые хотели удостовериться в том, что Сильванеш на самом деле внук Лорака Каладона (имя его матери не упоминалось) и что он, следовательно, имеет права на престол Сильванести. Впрочем, как уверил Сильвана Коннал, отведя его в сторону, это было чистой формальностью.

— Люди мечтают о короле, — сказал Коннал. — Главы Семейств склонны верить в то, что вы и вправду Каладон, как вы говорите.

— Я на самом деле Каладон, — ответил юноша, слегка обиженный тем, что Главы Семейств готовы его принять вне зависимости от того, Каладон он или нет. — Я внук Лорака Каладона и сын Эльханы Звездный Ветер. — Он намеренно произнес последние слова погромче, прекрасно зная, что от него не желали бы слышать имя одного из темных эльфов.

Затем к нему подошел один из самых красивых эльфов, которых Сильванеш когда-либо видел, облаченный в белые одежды. Он остановился перед юношей, внимательно глядя ему прямо в глаза. Постояв так некоторое время, он обернулся к другим.

— Я знал Лорака, — произнес он наконец. Его голос звучал мягко и музыкально. — Этот юноша его внук. Сомнений тут не должно быть. — Наклонившись, он поцеловал Сильвана в обе щеки. Потом посмотрел на генерала и повторил: — Никаких сомнений в этом нет.

— Кто вы? — спросил недоумевающий Сильван.

— Мое имя Глокоус, — ответил эльф, низко поклонившись. — Я назначен исполнять при вас обязанности регента в течение ближайших дней. Если генерал Коннал одобрит, я проведу необходимые приготовления к вашей коронации, которая состоится завтра. Люди долгие годы ждали вашего возвращения. Не станем же заставлять их ждать дольше.

Сильван лежал в постели, которая когда-то принадлежала его деду Лораку. Ножки кровати были сделаны в форме переплетенных золотых и серебряных виноградных лоз, украшенных листьями из драгоценных камней. Тончайшие, пахнущие лавандой простыни покрывали матрас, набитый лебяжьим пухом. Алое атласное покрывало берегло юношу от ночного холода. Прозрачный потолок над его головой сверкал хрустальными гранями. Каждую ночь он мог так лежать, беседуя с луной и звездами.

Сильванеш тихонько засмеялся от удовольствия. Ему пришла в голову мысль, что следует ущипнуть себя, дабы убедиться, что он не спит, но потом он решил не рисковать. Если он спит, то лучше не просыпаться. Лучше никогда не просыпаться, чтобы не обнаружить себя дрожащим от холода в промозглом склепе, имея на завтрак пригоршню сушеных ягод, черствую лепешку да кружку отвратительно пахнущей болотной воды. Лучше никогда не просыпаться, чем проснуться и увидеть, как падают рядом с тобой эльфы, сраженные стрелами великанов. Нет, лучше никогда не просыпаться. Лучше проспать всю остальную жизнь.

Сильван почувствовал ужасный голод, которому он обрадовался, как старому другу, потому что знал, с каким удовольствием сейчас его утолит. Он стал придумывать, что бы такое ему заказать на завтрак. Воображение услужливо нарисовало ему горку слоеного печенья с медом. Засахаренные розовые лепестки. Взбитые сливки с лещинным орехом и корицей. Он мог заказать все, что ему хочется, а если блюдо не понравится, повелеть унести его и потребовать чего-нибудь другого.

Лениво потянувшись к серебряному колокольчику, лежавшему на инкрустированном ночном столике рядом с кроватью, Сильван звонком вызвал слугу. И принялся ждать, откинувшись на подушки, когда толпа слуг заполонит спальню, помогая встать, провожая его в ванную комнату, расчесывая, омывая, натирая благовониями его тело, наряжая к предстоящей церемонии.