Старая вражда умирает долго, особенно у людоедов, — повсеместно вспыхивали ссоры и драки. Вот внутрь зашли два новых отряда, но не прошло и минуты, как они принялись рычать и посылать друг другу оскорбления. Вперёд выскочил воин, потрясая над головой дубиной, ему немедленно ответил второй, размахивая дубиной ещё более устрашающих размеров. Миг — и они сошлись в жестоком бою, осыпая друг друга ударами. Дубины грохотали, сталкиваясь, вокруг немедленно собрались зрители, жутким воем поддерживая поединщиков.

Один из людоедов треснул другого по плечу. Таким ударом можно было размазать человека или эльфа, но противник только заворчал и потёр ушибленное место. Потом его красные глазки загорелись злобой, и он прыгнул вперёд, увлекая первого людоеда на каменные плиты амфитеатра. Пыль вокруг дерущихся взвилась столбом.

Внезапно двое огромных людоедов с обнажёнными мечами ворвалась внутрь воющего круга и принялись разгонять толпу, а двое других кинулись к клубку тел, ударами плашмя разнимая дерущихся. Как только людоеды сделали паузу, то обнаружили у своих шей острия мечей. Короткий приказ — и они с ворчанием побрели к своим отрядам. Грозные меченосцы понаблюдали за ними некоторое время, убедились, что они не сойдутся вновь, а затем двинулись дальше. На них лежала тяжёлая задача наведения элементарного порядка среди этого хаоса. Не дать неуправляемой резне захлестнуть амфитеатр, если нужно — заплатив за это собственными головами.

Барабаны били как безумные.

Больше сотни их было установлено в развалинах того, что было когда-то изящным проходом в амфитеатр. Ритм будоражил кровь людоедов, заставляя вспомнить о победах и завоеваниях. Уже много тысяч поколений минуло с тех пор, как людоеды господствовали над другими расами, но память об этом не умирала. Даже сейчас, когда вторгшиеся Рыцари Нераки были так близко, память жила в каждом камне, в каждой колонне и расписанном портике, который когда-то построили их великие предки — эрды. Те, чья красота и совершенство не оставили даже следа на тупой беснующейся массе, что заполняла сейчас амфитеатр.

Орда взревела в нетерпении — их вызвали, и они пришли, но где тот, кто требовал их присутствия?

— Барабанный ритм достиг апогея и внезапно стих. На восточной стороне амфитеатра появилась одинокая фигура, освещённая солнцем. Именно так, в далёком прошлом, правители эрдов приветствовали свой народ. Только один из людоедов оделся так, как подобает достойному потомку, и он оказался единственным, кто испытывал стыд за своё племя перед лицами мраморных статуй, что валялись тут и там.

Недавняя победа над рыцарями радовала сердце каждого людоеда, но закутанный в плащ предводитель стремился не пускать такие мысли в свой разум. Он вскинул кулаки над головой, издав долгий протяжный рёв. И хотя размерами и мощью он уступал многим из соплеменников, его ужасный крик заставил замолчать всех, вселяя в души страх.

Он использовал древний титул Великого Кхана, почти забытое всеми звание правителя Керна, чтобы мирить кланы, приказывая забыть кровную вражду. Нужно было объединить всех, пока Рыцари Нераки быстро убивали и правых, и виноватых. Общий сбор, такой как сейчас, оголял фланги королевства, но иначе было нельзя.

Солнце заливало амфитеатр безжалостным светом.

Несмотря на то, что был закутан в глухой плащ, использовавший титул Великого Кхана не выглядел изнывающим от жары. Он заговорил, обращаясь к товарищам, на лающем языке успокаивая людоедов, призывая к спокойствию. Мораль войска падала день ото дня. Людоеды обычно придерживаются бурного и яростного натиска в бою, стремясь ошеломить и уничтожить противника. Осторожные засады и неожиданные удары рыцарей выводили их из себя и пугали. Они раз за разом показывали, почему мечта восстановить былое господство остаётся мечтой, а удел людоедов — сидеть в развалинах древнейшего города и реветь друг на друга.

Ритм барабанов изменился, подстраиваясь под страстную речь эмиссара. Не все людоеды вслушивались в его слова или понимали их, но музыка заставляла настроиться на нужный лад.

— Гарок лутос хессаг! — закричал он в конце, указывая в сторону Нераки.

Людоеды взревели, потрясая дубинами и копьями. Воины подняли витые рога, проревев древний угрожающий сигнал — от имени всех людоедов вторгшимся захватчикам. Эмиссар Великого Кхана обнажил зубы в дикой гримасе и указал на восток, охватывая море и всё, что лежит за ним:

— Куго! Гарун те ка ки! Урсув суурт! — Протестующее ворчание было ему ответом, многие вожди повскакивали с мест, гневно размахивая дубинами. Некоторые начали решительно проталкиваться к выходу, за ними потянулись их отряды.

Те, кто остался сидеть, повторяли слова эмиссара раз за разом, со все более нарастающей страстью:

— Урсув суурт… Урсув суурт. Урсув суурт!

Немного слов древнего людоедского наречия пережило эпохи, но эти два слова сопровождали каждого людоеда с колыбели и до могилы. Они означали лишь одно существо — минотавра.

Закутанная фигура махнула рукой стражам.

В то же мгновение скрытые до времени отряды выбежали и перекрыли все выходы, криками и бранью загоняя на свои места тех, кто решил уйти. Почти все повиновались, но один из горных великанов взревел и взмахом дубины разнёс череп ближайшего стража вдребезги.

Амфитеатр снова взорвался воем и криками, родичи великана рванулись к нему на помощь, остальные решили воспользоваться неожиданным шансом и поквитаться с горным племенем. Немедленно вспыхнули ожесточённые драки, быстро разрастающиеся и затягивающие весь торжественный сбор в кровавый хаос.

Возвышаясь над ними, эмиссар быстро и хладнокровно сложил руки особым образом, и один из ближайших стражей тут же поднял рог, трижды протрубив. Дерущиеся заметили только, что оцепление воинов внезапно разбежалось по сторонам, а стоящие неподалёку людоеды кинулись наутёк, вопя от удивления и страха.

В амфитеатре появились огромные рептилии, огненными глазами посматривая на заметавшихся в панике людоедов. Один из дерущихся не замечал ничего до тех пор, пока зубастая пасть не сомкнулась на его ноге, подбросив несчастного в воздух. Гигантская ящерица размером с добрую лошадь легко поймала его в полёте, вонзив в грудь восьмидюймовые когти.

Это были мередрейки, которых некоторые племена сумели приручить и использовать. Погонщики хлопнули плетями, заставляя мередрейков идти вперёд, наводя порядок столь жестоким образом. Драки начали стихать сами собой, не обращал внимания ни на что вокруг лишь великан, затеявший первую потасовку. Убив очередного противника, он повернулся к закутанной фигуре на возвышении и проревел:

— Нейя! Нейя Урсув Суурт фенри! Урсув Суурт хела биром! Нейя Урсув Суурт!

Невысокий людоед покивал в ответ на столь яростную речь и крикнул:

— Нейя Урсув Суурт? Фхах! Ф'хан Урсув Суурт… Гарори Урсув Суурт фенри! Ф'хан!

— Ф'хан? — Великан замер и глупо моргнул, придя в крайнее замешательство.

— Ф'хан.

Повсюду на трибунах, ударившись о камень, глухо стукнули дубины. Барабаны подхватили общий ритм, разнеся его рокотом далеко вокруг. Слово билось на губах и отражалось от стен:

— Ф'хан… Ф'хан. Ф'хан…

Оставался ещё один вождь, решительно не согласный с войной, он сложил руки на груди и презрительно крикнул:

— Ф'хан бруут! Ф'хан бруут! — После чего решительно направился к выходу, прямо навстречу страже и жадно пускающим слюни ящерицам.

Закутанный эмиссар махнул рукой, велев беспрепятственно выпустить отступника и членов его отряда. Жидкая струйка воинов двинулась вслед за предводителем, с опаской проходя мимо огрызающихся мередрейков. Эмиссар с наслаждением наблюдал за ними, ведь те, кто остался, теперь принадлежали ему, окончательно и бесповоротно.

Крики «Ф'хан» по-прежнему разносились вокруг, поддерживаемые упругим ритмом барабанов. Кровь людоедов вскипала от древней и лютой злобы, и, уловив момент, фигура в плаще сделала знак помощнику, кинувшемуся со всех ног в подвальное помещение.