Мине наскучило печь хлеб, и Лаура отослала ее на улицу играть. Выйдя из гостиницы, девочка принялась вертеться вокруг стражников, затем вскарабкалась по лестнице на ветви дерева, вынудив Паслена и двух солдат лезть за ней. Когда она снова оказалась на земле и они с кендером продолжили путь, Мина начала наступать своему спутнику на пятки, пытаясь застать его врасплох, и показала ему язык, когда он отчитал ее за это.
Вскоре ей надоело дразнить Паслена, и она принялась за Атту, таская ее за хвост и дергая за уши, пока собака не потеряла терпение и не цапнула девчонку. Зубы лишь немного задели кожу, но Мина завизжала, как будто на нее напала стая волков, отчего все прохожие остановились и уставились на нее. Она стащила с тележки яблоко, свалив все на Паслена, которого постигло возмездие от старой леди, удивительно проворной для своего возраста и обладавшей удивительно костлявыми кулаками. Паслен все еще потирал голову, ноющую после этого эпизода. К тому моменту, когда они добрались до Храма, он лишился последних сил и едва мог дождаться Риса, чтобы передать ему Мину.
Монах провел их в часть Храма, известную как терраса, — это было нечто вроде «крытого открытого сада», как определил его кендер. Терраса была длинной и узкой, ее обрамляли каменные колонны, сюда свободно поступал свежий воздух и лился солнечный свет. В центре сада находился фонтан из полированного камня, в котором успокаивающе журчала чистая вода. Вокруг фонтана располагались каменные скамьи.
Служитель принес Паслену свежевыпеченного хлеба и фруктов и сообщил, что Рис скоро придет. Паслен велел Мине сесть и вести себя прилично, и, к его изумлению, она повиновалась. Девочка присела на краешек скамьи и огляделась, рассматривая воду, льющуюся по камням, колокольчики, издававшие приглушенный звон, кружевные тени на полу, журавля, важно вышагивавшего среди полевых цветов. Она начала было стучать пяткой по скамье, но остановилась сама, прежде чем Паслен успел открыть рот, чтобы сделать ей выговор.
Кендер отдыхал душой и телом: Он слышал лишь птичьи трели, мелодичное журчание воды и шелест ветра, овевавшего колонны и время от времени раскачивавшего серебряные колокольчики на ветвях деревьев. Он нашел царящую в Храме атмосферу успокаивающей, но несколько скучной и подумал, что хорошо бы немного вздремнуть, чтобы оправиться от утренних потрясений. Уничтожив хлеб и большую часть фруктов, кендер растянулся на скамье и, приказав Атте не спускать глаз с Мины, закрыл глаза и погрузился в сон.
Атта устроилась у ног Мины. Девочка погладила собаку по голове.
— Прости, если я обидела тебя, — с раскаянием произнесла Мина.
Атта ответила взмахом хвоста, показывая, что все забыто, затем положила голову на лапы и принялась наблюдать за журавлем, вероятно с сожалением размышляя, как забавно было бы с яростным лаем погоняться за длинноногой птицей.
Рис, войдя на террасу, узрел мирную картину: дремлющий Паслен, лежащая на полу и сонно моргающая Атта, тихо сидящая в уголке Мина.
Монах положил эммиду на скамью и уселся рядом с девочкой. Она не смотрела на него, наблюдая, как солнечный свет сверкает в каплях воды.
— Твой Аббат сказал тебе, как найти Дом Богов? — спросила Мина.
— Сам он не знает, — ответил Рис, — но ему известен человек, которому приходилось бывать там.
Он думал, что Мина спросит имя этого человека, и разрывался, не зная, стоит сообщать его ей или нет. Но она ничего не спросила, и он был благодарен ей за это, потому что еще не решил, будет ли искать Бога-Странника.
Мина по-прежнему сидела тихо. Паслен вздохнул во сне, взмахнул рукой и чуть не скатился на землю. Рис осторожно отодвинул его от края скамьи. Атта вытянулась на боку и закрыла глаза.
Монах поддался этой успокаивающей тишине. Он открыл Богу свое бремя, свои надежды, заботы и страхи. Он открыл свою душу Маджере, пытаясь достичь недостижимого — Божественного совершенства, — и тут мирную тишину утра нарушил чей-то вопль. Атта с лаем вскочила. Паслен перевернулся и все-таки свалился со скамейки.
За воплем последовали крики, доносившиеся с улицы Богов. Крики выражали гнев, страх, удивление. Рис услышал, как кто-то завопил «Пожар!», и почувствовал запах дыма. Затем раздалось пение множества голосов — холодный, потусторонний звук — и снова крики страха и боли, звон стали, злобные вопли минотавров, взывающих к Саргоннасу, и человеческие голоса, выкрикивавшие боевые кличи последователей Кири-Джолита.
Запах дыма усилился, и Рис заметил уродливые черные клубы, поднимающиеся над храмовым садом и плывущие между колоннами. Атта втянула носом воздух и чихнула. Тревожные крики становились громче и приближались.
В дверях Храма показались священники, оторванные от медитации; монахи, копавшиеся в саду, бросили свою работу. Даже в этой чрезвычайной ситуации служители Маджере сохраняли спокойствие и двигались без спешки и паники. Некоторые монахи кивали и улыбались Рису, и их спокойствие вселяло уверенность. Все собрались вокруг Аббата, который появился из своей кельи. Он послал двоих служителей узнать, что происходит, остальным приказал остаться.
Что бы ни случалось на улице, самое безопасное место было здесь, в доме Маджере.
Вопли снаружи становились все громче; Рис услышал, как кто-то отдает приказания мощным голосом, перекрывающим шум.
— Это Герард, — заявил Паслен. Потирая ушибленную руку, он вгляделся в даль. — Что там творится? Ты видишь?
Деревья и живая изгородь скрывали от Риса улицу, но он заметил сквозь листву ярко-желтое пламя. Кендер вскарабкался на скамью.
— Какое-то здание горит, — сообщил он. — Не пойму, какое именно. Надеюсь, что это не гостиница, — озабоченно добавил он. — Сегодня вечером будет цыпленок и бисквиты.
— Огонь слишком близко, вряд ли это «Последний Приют», — возразил Рис. — Скорее горит какой-то Храм.
Мина прижалась к Рису, схватив его за руку. Крики и звон оружия не смолкали. От густого дыма у всех запершило в горле. Два монаха, посланные на улицу, вернулись со сведениями. Они были мрачны и говорили торопливо. Аббат, выслушав их, отдал несколько приказаний. Монахи разошлись по кельям, затем вернулись со своими посохами и принялись молиться Маджере. Построившись, они медленным, размеренным шагом направились на улицу, туда, где, судя по звукам, кипела битва.
Аббат подошел к Рису.
— Тебе и твоим друзьям лучше остаться в стенах Храма, брат. Ты сам слышишь, что на улице Богов беспорядки. Выходить небезопасно.
Необычно громкий крик заставил Мину вздрогнуть. Она побледнела и едва слышно всхлипнула. Аббат взглянул на нее, и без того мрачное выражение его лица стало еще мрачнее.
— Что же это такое творится, Ваше Монашество, сэр? — воскликнул кендер. — У нас что, война началась? Но гостиница не горит, правда? А то ведь сегодня на ужин цыпленок и бисквиты.
— Храм Саргоннаса в огне, — ответил Аббат. — Его подожгли жрецы Чемоша, а теперь они атакуют Храмы Мишакаль и Кири-Джолита. Ходят слухи, что жрецы оживили каких-то демонов, чтобы те сражались на их стороне.
— Оживили демонов! — возбужденно воскликнул Паслен и вскочил со скамьи. — Прошу прощения! Мне никогда еще не выпадал шанс поговорить с мертвецами-демонами. Вы не представляете, как это интересно!
— Паслен, прекрати… — начал Рис.
— Я недолго. Я просто парой слов перекинусь с этими мертвецами. Ведь никогда не знаешь, а вдруг мне удастся наставить их на путь истинный. Я сразу же вернусь, обещаю…
— Атта! Стеречь! — приказал Рис, указывая на кендера.
Собака уселась напротив Паслена и уставилась на него, не сводя глаз. Когда он шевелился, она тоже шевелилась.
— Рис! Это же демоны! — взвыл Паслен. — Демоны из могилы! Ты же не хочешь, чтобы я упустил подобное, а?
Дым стал еще гуще, и они услышали треск горящих бревен. Мина закашлялась.
— Думаю, тебе следует отвести своих подопечных в мою келью, брат, — предложил Аббат. — Воздух там чище.
К Аббату приблизился один из монахов и настойчивым голосом заговорил с ним. Аббат ободряюще улыбнулся Рису и ушел. Мина продолжала кашлять. У монаха начали слезиться глаза. Сад засыпали головешки, сажа и пепел, в траве разгорелись небольшие костерки.