Его губы раздвинулись, когда он слушал пение девушки, а глаза полузакрылись, так что можно было предположить, что он задремал.

— Вот что я скажу вам, сэр, — проговорил очень серьезно Джонсон. — Самое простое подойти к нему и предложить ответить на несколько вопросов в отношении Барнетта. Моих познаний в итальянском вполне достаточно, чтобы определить, врет он или нет. Ну, а коли он перейдет на английский, тогда все упростится. Я однажды слышал, как он разговаривал с английской парой. И если не считать акцента, говорил он по-английски так же свободно, как вы или я. Можете доставить себе удовольствие, сэр. Но если мы его потеряем, потом можем об этом здорово пожалеть: кто знает, наскочим ли мы на него вторично.

— Сначала попробуйте выяснить у официантов его имя и откуда он, — распорядился Роджер.

— О’кей, сэр. — Джонсон повиновался, но без всякого удовольствия.

Он переговорил с официантом. Тот обещал все выяснить и исчез.

Девушка спела на бис несколько песен с той же подкупающей искренностью, публика по-прежнему буквально не осмеливалась пошевелиться. Только пальцы Виттейкера продолжали касаться Джанет.

Певица умолкла.

На этот раз она спустилась с эстрады и поспешила к двойным дверям. Вряд ли когда-нибудь «Ла Скала» или Альберт-Холл слышали такие бешеные аплодисменты. Нет, это не просто хорошая исполнительница. Она бесподобная, и должно было прийти время, когда она…

Проклятый Виттейкер. Он снова дотронулся до плеча Джанет и что-то прошептал ей на ухо.

Но тут к Джонсону подошел какой-то человек и быстро что-то сказал по-итальянски. Сержант широко раскрыл свои маленькие глазки, сложил губы в виде буквы «О», потом перегнулся назад и сообщил Роджеру:

— В отеле произошли неприятности, сэр. Муччи застрелен при попытке сбежать от полиции. Северини просит вас вернуться. Хотите, я останусь и выясню, что это за тип?

Роджеру пришлось принимать решение: возвращаться ли с детективом в гражданском платье в гостиницу и узнавать, что же там произошло, или же сначала покончить со своим собственным делом. К этому прибавлялся развязный вид Виттейкера, его рука, надежно устроившаяся на плече Джанет. Впрочем, журналист наконец ее снял, и Роджер почувствовал большое облегчение.

Интересовавший его итальянец разговаривал тем временем с официантом. Деньги перешли из одних рук в другие. Официант встал за стулом посетителя, готовый отодвинуть его в ту самую минуту, когда гость приподнимется с сиденья. Люди, толпившиеся по краям зала, начали расходиться. Официанты неутомимо сновали между столиками, спеша выполнить заказы, задержанные из-за выступления певицы. В кафе вновь воцарилась шумная, оживленная атмосфера.

— Что вы сказали, сэр?

Джонсон великолепно знал, что Роджер не произнес ни единого слова.

Роджер опять посмотрел на итальянца.

— Вели посыльному передать Северини, что я скоро буду. Пусть он поспешит.

— Слушаюсь, сэр.

Холеный итальянец прошел мимо Роджера на расстоянии протянутой руки. Роджер с сержантом устремились за ним следом. Он быстро шагал к собору как человек занятой, не обращая внимания на пустые магазины и освещенные окна, встречные кафе, выглядевшие заброшенными, за исключением одного возле самой соборной площади. Оно было шумным, веселым и многолюдным, хотя там не слышалось ни музыки, ни пения. Под арками колоннады горели яркие лампочки, но зато за нею ночь выглядела непроглядно темной. Исключение составляла громада собора, подсвеченного со всех сторон прожекторами.

— Один из официантов сказал мне, что ему знакома английская пара, в компании которой тогда обедал этот итальянец, — сказал Джонсон. — Их фамилия Корризон. Она настоящая красавица. Что-то связано с нефтью.

Роджер вкрадчиво произнес:

— Нефть?

— Правильно, сэр. Да и принц сюда приехал по нефтяным делам, не так ли?

Итальянец пересекал площадь.

Роджер и Джонсон шли всего в нескольких ярдах позади. Пару раз он оглядывался по сторонам. Вот и сейчас он остановился у перекрестка, ожидая, когда проедет мотоциклист, и вновь оглянулся назад. Нервничает? Впрочем, если за тобой следом пойдет пара таких великанов, будешь нервничать.

Итальянец опустил ногу на дорогу, как только проехал мотоциклист, но тут же отдернул ее назад. Бледный свет упал на его гладкое лицо и черные глаза.

— Что вам угодно? — спросил он по-итальянски.

Ответный поток слов Джонсона стелился гладко и даже как-то музыкально, что оказалось совершенно неожиданным при его простецкой физиономии и сонном виде.

Итальянец вроде бы почувствовал облегчение.

— Я хорошо говорю по-английски. — Он обратился к Роджеру, внимательно разглядывая его. — Верно ли, что вы английский полисмен из Скотленд-Ярда?

— Да, вот мое удостоверение.

— Зачем бы вам лгать, — усмехнулся итальянец, но документ посмотрел. — Не могу представить, чем сумею вам помочь, но… Думается, нам нет нужды стоять тут, посреди дороги. Мы можем побеседовать в моей машине. Или, если вы предпочитаете, в кафе.

— Не подбросите ли вы нас к отелю «Муччи»? — попросил Роджер.

— Если вы этого желаете. Моя машина стоит совсем рядом. — Человек указал на мрачную улицу за собором.

— Вот что, сэр, — сказал Джонсон деловым тоном. — Теперь я вас могу оставить. Мне же надо провернуть другое маленькое дельце. — Он незаметно подмигнул Роджеру. И Роджер прекрасно понял, что задумал сержант: взять такси и отправиться следом.

— Признаюсь, я совершенно ничего не понимаю, — сказал итальянец, когда они с Роджером переходили дорогу, — но хорошо уже то, что моя совесть чиста.

Он засмеялся так, что Роджер сразу подумал, что этому человеку совсем невесело.

— Вот тут, под фонарем. Зеленая.

Это была длинная американская модель, «бьюик» или «кадиллак». Итальянец распахнул дверцу и отошел в сторону, пропуская Роджера. Он явно медлил. Роджер также не торопился: Джонсон должен был успеть раздобыть такси. Впрочем, около собора их стояла целая вереница. Но Роджер хотел подстраховаться.

Сиденья были из пенопласта. Мотор работал совершенно бесшумно.

— Меня зовут, — начал церемонно итальянец, — Джорджио Парелли. Я из Генуи. В Милан приехал на несколько дней по делам. Ума не приложу, где я перебежал вам дорогу, мистер Вест?

— В понедельник вечером вы обедали с тремя англичанами, если не ошибаюсь. С неким мистером Барнеттом и четой Корризон.

Роджер заметил быстрый вопросительный взгляд, когда они мягко тронулись с места.

— Да. Корризоны привели с собой своего приятеля, забыл его имя. Теперь я вас окончательно не понимаю, мистер Вест. Не могу допустить, чтобы Корризоны…

— Меня больше интересует их приятель. Вы его хорошо помните?

Парелли пожал плечами.

— Так, как можно запомнить человека, с которым виделся на протяжении всего двух часов. Меня он не заинтересовал, у него было какое-то дело с Корризонами. Я с ним мало разговаривал. Но он — гость, и я был счастлив доставить ему удовольствие, однако, повторяю, он не произвел на меня особого впечатления. Разве что, — улыбнулся итальянец, когда они поворачивали за угол, на котором стоял элегантный регулировщик, — своим отменным аппетитом. Честно говоря, он показался мне истощенным и голодным человеком. Что он совершил?

— Разве вы не знаете, что его убили? — напрямик спросил Роджер.

Парелли шумно вздохнул, как это делает человек после неожиданного шока. Его руки лежали на руле неподвижно. Проехав полицейского, они устремились к «Ла Скала» и вскоре повернули в узенькую улочку, которая кое-где расширялась так, чтобы машины могли обогнать одна другую. Наконец показался отель «Муччи». Здесь было много тише, чем возле собора. Машина бесшумно скользила по асфальту, рытвины совершенно не ощущались.

— Значит, это тот самый англичанин, которого убили. Барнетт, да-да. Нет, я об этом не знал. Газеты я, разумеется, видел, но фотография там весьма далека от оригинала. Теперь мне понятно ваше стремление узнать, когда он покинул нас в тот вечер. Боюсь, больше ничем не могу вам помочь, мистер Вест.