Значит, похитители заботились о ней. Если бы только хоть какой-нибудь лучик света!

Свет появился.

Он возник прямо перед ее глазами, как раз над головой… Нет, впереди… Смутные очертания двери на фоне неяркого света. Она почему-то стала спокойнее и задремала снова, проснулась, опять забылась коротким сном. Она понимала, что все еще находится под действием наркотика. В скором времени она окончательно проснется и уже не захочет больше спать. Но сейчас ей совсем не было страшно.

Когда она окончательно проснулась, то прежде всего почувствовала разницу в освещении и взглянула на окна. Они были задернуты плотными занавесками, но какой-то дневной свет все же проникал в комнату. Его было недостаточно, чтобы как следует разглядеть помещение, и она протянула руку к настольной лампе, стоящей у кровати на тумбочке…

Электрический свет в первую минуту заставил ее зажмуриться, но в скором времени она широко раскрыла глаза.

Это была небольшая комната, роскошно обставленная, но сильно отличавшаяся от спальни в отеле «Аплендеса». Потолки были намного выше. Диван-кровать, на котором она лежала, необыкновенно мягкий и удобный. Голубой ковер толстый и пушистый. Туалетный столик хитроумного литья был весьма элегантен, металлический туалетный прибор на нем наимоднейший.

На ней самой была бледно-зеленая шелковая рубашка без рукавов, отделанная розовыми кружевами. Такой у нее не было. Медленно она припомнила нападение на себя и задрожала от страха. После этого ее ум заработал с лихорадочной быстротой… Кто-то надел на нее эту роскошную рубашку, уложил в постель, позаботился об ее удобстве.

Почему? Кто ее похитил?.. И зачем?..

Она припомнила — Карози.

А Майкл?

Он будет мучиться, обвиняя во всем себя, пытаясь перевернуть весь мир, чтобы отыскать ее. Как мало и в то же время как хорошо она его знает!

Юноша с разорванным горлом!

И попытка застрелить ее возле водоема.

Она села на кровати, опустила ноги на пол и встала. В первую минуту она покачнулась от слабости. Попытка двигаться так усилила головную боль, что ей пришлось снова опуститься на подушки. Лучше бы ей не шевелиться, потому что теперь у нее голова буквально раскалывалась от боли, рот пересох, а когда она провела языком по небу, ей показалось, что оно пылает. Отворилась дверь. Вошла женщина и осторожно прикрыла ее за собой.

Женщина хмуро посмотрела на Кристину, потом увидела, что та проснулась, и улыбка показалась на ее бледном лице, на котором чернели глаза, очень щедро подведенные тушью. Губы были тоже ярко накрашены.

Она, покачивая бедрами, двинулась по комнате и спросила:

— Хэлло, дорогуша, чувствуешь себя чуточку лучше?

Голос у нее был хрипловатый, но довольно добродушный, без злобы и насмешки.

— Да, спасибо, — ответила Кристина.

— В таком случае все о’кей, можно впустить сюда немного солнышка, — решила женщина и проплыла к окну. Она отдернула занавески. Потом подсела к постели и выключила лампу.

— Ну, ну, — сказала она с упреком, — вижу, ты уже пыталась подняться, а этого не следовало делать. У тебя покраснели глаза, наверное, страшно болит голова. Хочешь чашечку горячего чая?

— Очень!

— Тогда о’кей. Сейчас принесу. Но не делай глупостей, дорогуша, это не поможет.

Она вышла. Кристина слышала, как в замке повернули ключ.

Значит, она оказалась в настоящей тюрьме, несмотря на симпатичную «нянюшку».

Вскоре опять послышались шаги, дверь открылась и снова появилась женщина с подносом в руках. Она поставила его на стул возле двери, сунула ключ в карман, потом снова взяла поднос и поставила его на столик возле кровати.

— Пусть он немного остынет, дорогуша, — проговорила она, усаживаясь. — Это тебе будет полезнее. Ты сейчас выглядишь немного лучше, мне кажется. Скоро будешь совсем о’кей. Все дело в морфине, но ты родилась в сорочке. О тебе заботятся. Ты в одной из лучших спален. Хотела бы я быть хоть наполовину такой счастливой, наверняка ты ему здорово приглянулась. Ему приятно на тебя смотреть, не то что на меня. Я ему не по вкусу. Он никогда не любил толстых ног… Как тебя зовут?

— Кристина Морлей.

Произнося «Морлей», она сообразила, что теперь она Грант.

— Я тебя буду звать Крисси. А я Мейзи. Я уже давно здесь, а когда ты привыкнешь, все будет прекрасно! Я думаю, мы можем приниматься за чай, — засмеялась она и потянулась за чайником.

Кристина сначала набрала чаю в ложку и прополоскала им рот, потом уже начала с жадностью пить, пока не опустила на стол уже совершенно пустую чашку. Мейзи же ухитрилась одновременно пить и болтать, причем местоимения «он» и «ему» не сходили у нее с языка.

— Кто это «он», о котором вы все время говорите? — заставила спросить себя Кристина.

У Мейзи широко раскрылись глаза.

— Кто «он»? Не прикидывайся дурочкой, Крисси!

— Но я действительно хочу узнать.

— Вот тебе и на! — сказала Мейзи, потом, слегка откинувшись назад, добавила совсем иным тоном: — Прости, дорогуша, но если и правда тебе не сказали, пусть он сам тебе объяснит. Мне слишком часто попадало за то, что я болтаю своим длинным языком.

— Он здесь?

— Сейчас нет, но скоро будет.

— Мы в Лондоне?

— Ты можешь задавать ему любые вопросы, но меня спрашивать бесполезно, — решительно ответила Мейзи. — Я здесь для того, чтобы делать то, что мне велят, ясно? А теперь не хочешь ли ты помыться и немного привести себя в порядок? Иди сюда, дай-ка я тебя причешу.

Кристине было странно сидеть перед зеркалом и видеть в нем, как Мейзи старательно расчесывает ее роскошные волнистые волосы. Наконец она закончила с прической, взяла поднос и вышла из комнаты, заперев за собой дверь…

Кристина села на диван, поджав под себя ноги. Она чувствовала себя значительно лучше. Ощущение жжения во рту исчезло, голова почти совсем не болела, но она мучительно раздумывала и терялась в догадках.

Вдруг снова ключ в дверях заворочался. Кристина ожидала увидеть Мейзи, но это был длиннолицый официант из отеля «Аплендес». Он был одет в свою белую куртку, а его темные напомаженные волосы и неулыбчивая лошадиная физиономия выглядели так же, как в отеле.

Он принес несколько газет и журналов, молча положил их на кровать и вышел.

Кристина долго смотрела на запертую дверь, прежде чем притронуться к газетам, потом с лихорадочной поспешностью схватила все разом.

С первой полосы газеты на нее смотрело ее собственное лицо. Будто бы читаешь про незнакомого человека…

Фингельтон очень живо описывал то, что, по мнению полиции, произошло. Он даже ухитрился раздобыть снимок ванной, где на полу валялись купальник и простыня. Другая фотография, привлекшая ее внимание, изображала необыкновенно красивого человека, с которым они повстречались в отеле.

Подпись гласила:

«Старший инспектор Роджер Вест из Скотленд-Ярда, вызванный в отель „Аплендес“ местной полицией. Его сопровождает детектив — сержант Джилл».

Кристина просмотрела и внутренние страницы газет. Она обнаружила статью о Карози и Майкле, в которой в искаженном виде была описана история их столкновения. Автор смаковал подробности биографии Карози, все время подчеркивая, что его подозревают во множестве самых разнообразных преступлений.

Принявшись за вторичный просмотр газет, она обратила внимание на то, что некоторые статьи были едва заметно подчеркнуты карандашом. В одной говорилось, что Карози подозревался в белом рабовладении, во второй подчеркивался тот факт, что он занимался перепродажей наркотиков… В третьей, что он принадлежал к международному «порочному кругу».

Все эти намеки усилили ее ужас.

Наконец она отложила газеты и закрыла глаза. Нервы ее были предельно напряжены. Если только Карози сейчас войдет в комнату, ей не удержаться, она закричит что есть мочи. Теперь ей было известно о нем намного больше.

Послышался какой-то неясный шум, и она открыла глаза.