Жаннина. Избави бог. Но если бы это случилось, я оказалась бы сама себе госпожой.

Лейтенант. И вы хотите, чтобы я оставался у вас, пока он жив?

Жаннина. Нет, милый лейтенант. Оставайтесь, пока это позволяют приличия. Но не торопитесь уезжать, раз у вас есть мотивы, чтобы остаться. Я не хочу строить свое счастье на смерти отца, но у меня есть право рассчитывать на его любовь. Эту любовь нужно поддерживать, а всякое дело требует времени.

Лейтенант. Обожаемая Жаннина, как бесконечно обязан я вашей доброте! Располагайте мною. Я отдаю свою судьбу целиком в ваши руки. Я не уеду, пока вы сами не скажете, чтобы я уезжал. Убедите вашего отца позволить мне остаться здесь и будьте уверены, что никакое другое положение не будет казаться мне более приятным и более почетным.

Жаннина. У меня к вам одна просьба.

Лейтенант. Разве вы не имеете права мне приказывать?

Жаннина. У меня есть слабость, которая так понятна в том, кто любит. Вы должны быть к ней снисходительны. Умоляю вас не давать мне повода для ревности.

Лейтенант. Возможно ли, чтобы я допустил что-либо подобное!

Жаннина. Я скажу вам. Моя подруга Констанция вот уже некоторое время бывает у нас чаще, чем обычно. Она смотрит на вас слишком нежно и выражает вам свое сочувствие слишком горячо. Вы с нею любезны, а я, если сказать вам правду, часто от этого страдаю.

Лейтенант. На будущее время я буду очень, сдержан, чтобы она не льстила себя никакими надеждами. Вы останетесь довольны мною.

Жаннина. Но постарайтесь, чтобы она не заметила ни моей ревности, ни вашего расположения ко мне.

Лейтенант. Когда только кончатся наши огорчения!

Жаннина. Нужно терпеть, чтобы быть достойным счастья.

Лейтенант. Да, дорогая, надежда даст мне силу терпеть. Разрешите мне сходить за слугой, чтобы послать его отменить лошадей.

Жаннина. А лошади были заказаны?

Лейтенант. Да.

Жаннина. Неблагодарный!

Лейтенант. Простите меня.

Жаннина. Ну, идите скорее. Пусть отец ничего об этом не знает.

Лейтенант. Радость моя! Моя надежда! Бог поможет исполниться нашим желаниям. И будут увенчаны истинная любовь, верность и добродетель.

Жаннина, потом Филиберт.

Жаннина. Вот уж никогда не считала себя способной на что-нибудь подобное. Самой исчерпать все слова и средства, чтобы только его удержать! Но ведь без этого он бы уехал сейчас же, а я недолго пережила бы его отъезд. Ой, отец идет! Какая досада, что он застал меня в комнатах лейтенанта. Постараемся прогнать с лица следы грусти.

Филиберт. Дочь моя, что вы делаете в этой комнате?

Жаннина. Я пришла сюда из любопытства, отец.

Филиберт. А в чем ваше любопытство заключается?

Жаннина. Посмотреть на растерявшегося хозяина и на косолапого слугу, который никак не может уложить чемодан.

Филиберт. А вы знаете, когда он уезжает?

Жаннина. Он хотел уехать сейчас же, но, двигаясь по комнате, он почувствовал, что ноги под ним подгибаются, и побоялся, что не выдержит путешествия.

Филиберт. Думаю, что болезнь, от которой он страдает сейчас, происходит не от старой раны, а от новой, более глубокой.

Жаннина. Врачи до сих пор находили у него только одну рану.

Филиберт. Есть раны, которые врачи не замечают.

Жаннина. Как это? Всякое ранение, хотя бы легкое, оставляет след.

Филиберт. А вот и нет. Есть такое оружие, которое ранит изнутри.

Жаннина. Не касаясь кожи?

Филиберт. Ну конечно.

Жаннина. Каким же путем получаются такие раны?

Филиберт. Через глаза, через уши, через поры.

Жаннина. Вы говорите о давлении воздуха?

Филиберт. Нет, я говорю о давлении огня!

Жаннина. Я вас не понимаю, отец.

Филиберт. И мне было бы приятно, если бы вы меня не понимали.

Жаннина. Вы думаете, я с вами хитрю?

Филиберт. Нет, я считаю вас хорошей девушкой, умной и рассудительной. Вы прекрасно знаете, чем болен наш офицер, но делаете вид, будто этого не понимаете, потому что так нужно.

Жаннина (про себя). Какой стыд! Меня бросает в жар от этих намеков!

Филиберт. Жаннина, а мне кажется, что вы чуть-чуть покраснели.

Жаннина. Еще бы, отец, вы говорите такие вещи, от которых поневоле покраснеешь. Теперь я начинаю понимать, что это за таинственные раны, и все-таки я не знаю ни болезни лейтенанта, ни лекарства, которое от нее помогает.

Филиберт. Дочь моя, давайте говорить открыто. Господин де ла Коттери был почти совершенно здоров уже через месяц после того, как поселился у нас. Прекрасно ходил, отлично ел, силы начинали восстанавливаться, цвет лица был великолепный. Сидеть с ним за столом, беседовать с ним было истинным удовольствием. Но мало-помалу он делался грустнее, начал терять аппетит и худеть, а от его живого разговора остались одни воздыхания. Я немножко философ. Я думаю, что у него болезнь скорее духа, чем тела, а чтобы сказать еще яснее, он, по-моему, влюблен.

Жаннина. Может быть, конечно. Но мне думается, что если бы он был влюблен в кого-нибудь здесь, он не старался бы уехать.

Филиберт. О, философия и это умеет объяснить. Если бы, например, случилось, что особа, в которую он влюблен, богата, зависит от отца и не может дать ему никаких надежд, то, пожалуй, отчаяние побудило бы его уехать. В этом нет ничего невероятного.

Жаннина (про себя). Ну вот! Он знает все.

Филиберт. И эта слабость в ногах, которая появилась как раз перед отъездом, если обсудить ее философски, пожалуй могла бы быть следствием борьбы двух противоположных чувств.

Жаннина (про себя). Какая противная вещь философия!

Филиберт. До сих пор я относился к нему очень хорошо. Я охотно оказывал ему гостеприимство. Во мне говорило простое человеческое чувство, заставляющее желать добра ближнему. Но мне бы очень не хотелось, чтобы к его болезни примешалась болезнь моей дочери.

Жаннина. Но ведь это уже совсем смешно! Не кажется ли вам, что я исхудала, стала бледнеть, лью слезы? Что вам говорит ваша философия, когда вы смотрите на мое лицо и видите меня такой веселой?

Филиберт. Моя философия заставляет меня колебаться между двумя мнениями. То мне кажется, что у вас хватило мужества, чтобы сопротивляться, — то, что сейчас вы искусно притворяетесь.

Жаннина. Отец, неужели вам когда-нибудь казалось, что я могу лгать?

Филиберт. В том-то и дело, что нет. Именно поэтому я и не знаю, что мне думать сейчас.

Жаннина. То, что вы решили про себя, будто лейтенант влюблен, — правдоподобно и, пожалуй, справедливо, но ведь я не единственная, кто мог вызвать его любовь.

Филиберт. Судя по тому, что господин лейтенант уходит из дому очень редко, можно предполагать, что его болезнь родилась именно здесь.

Жаннина. Но ведь есть красивые девушки, которые у нас не живут, а приходят к нам. Быть может, одна из них поразила его сердце.

Филиберт. Разумеется, возможно и это. Вы посвящены во все, не лишены ни ума, ни понимания, и вы должны знать об этом наверное. Если вы знаете, вам легче всего рассеять мои сомнения.

Жаннина. Да, но ведь я обещала ничего не говорить.

Филиберт. Отца такие обещания не касаются.

Жаннина. Пожалуй, особенно если молчание может его огорчить.

Филиберт. Вот и прекрасно, дочь моя, говорите. (Про себя.) Мне самому было трудно заподозрить ее.

Жаннина (про себя). Ничего не поделаешь, приходится хитрить. (Громко.) Так вот, отец. Наш бедный господин де ла Коттери до потери сознания влюблен в мадемуазель Констанцию.