— А давайте тогда здесь топнем... Хоть одну кадрильку пройдем! Мне обувку обновить надо. — И она с надеждой посмотрела на Нюшку.

— Сиди, тебе говорят! Чего это мы всухую выкаблучивать станем. — Нюша повела бровями и покосилась на дверь: куда же запропастился гармонист?

Наконец в дверях показался скуластый, приземистый Митя Горелов, не по сезону одетый в легкий пиджачишко. Он деловито прошел к печке и, присев на корточки, поднес к самому огню окоченевшие, красные, как гусиные лапы, руки.

Вслед за Митей в избу-читальню ввалился долговязый, мрачноватый Семка Уклейкин. Шея его была обмотана ярким, как павлиний хвост, шарфом, на груди висела видавшая виды гармошка.

Девчата переглянулись.

— Сёмчик! Ненаглядный наш! — ласково пропела Зойка. — Где ты пропадаешь? — И, вскочив со скамейки, она выбила сапожками частую дробь.

Девчата мигом сдвинули в стороны скамейки, разбились на пары. Уклейкин устроился на табуретке и, повернув голову в сторону, заиграл кадриль...

Когда Степа Ковшов с группой парней вошел в избу-читальню, девчата веселились, как на доброй вечерке. Они то сходились вместе, то расходились в стороны, кружились, обменивались «кавалерами». Зойка упоенно выкрикивала команды, а Феня Осьмухина, забыв обо всем на свете, с аппетитом лузгала семечки и, улыбаясь, следила за танцующими.

— Товарищи! Граждане! — заглушая гармошку, закричал Степа. — Опять семечки, опять танцульки! Это черт знает что! — и он обратился к белобрысому мужчине в кепке и в городском пальто, только что вошедшему вместе с ним в читальню: — Матвей Петрович, куда это годится? Мы начали борьбу с посиделками и вечерками... А девчатам хоть кол на голове теши. Они и в читальне вечерки заводят. Кадрили да тустепы...

Гармонь умолкла. Уклейкин перебрался поближе к Мите Горелову. Девчата, как провинившиеся школьницы, сгрудились у стены.

Нюшка нахмурилась. Пожалуй, зря они так развеселились. Сейчас Степа опять начнет внушать им, что изба-читальня святое место, очаг культуры. И пусть бы внушал, девчата уже привыкли к этому, но зачем же это делать при Матвее Петровиче. Он же как-никак бывший их учитель, а сейчас работает инструктором в райкоме партии.

— Послушай, Степан, — заговорил Матвей Петрович. — Я вот одного не пойму — зачем же вам с вечерками бороться?

— А как же! — удивился Степа. — Старый быт... нездоровые влияния... И прочее там...

— Да-а, дело, конечно, серьезное, — покачал головой Матвей Петрович. — Выходит, что песня и танцы тоже старый быт... и подлежат искоренению... — Он шагнул к девушкам. — Ну, здравствуйте, красавицы... Давненько я вас не видал... Что ж вы кадриль-то закончили?

— Да шут с ней, — с досадой сказала Нюшка. — У нас же собрание сейчас...

— Насколько я понимаю, в кадрили требуется проделать еще три круга. А ну-ка, Семен! Поработай на пользу обществу! — обратился Матвей Петрович к гармонисту и галантно протянул руку Нюше.

Девчата фыркнули.

— Что, сомневаетесь? А я когда-то неплохо танцевал.

В глазах у Нюшки вспыхнул озорной огонек.

— Давай! — кивнула она Уклейкину и, покосившись на Степу, подхватила под руку Матвея Петровича.

Через несколько минут кадриль была закончена по всем правилам.

Матвей Петрович церемонно поклонился Нюше, вытер взмокший лоб и обернулся к Ковшову:

— Теперь можно начинать деловую часть.

Надувшийся Степа, стараясь не смотреть в сторону девчат, объявил собрание открытым.

Выбрали председателя. Степа выпил стакан воды, разложил перед собой бумаги, словно приготовился произнести часовую речь, но потом махнул рукой и сказал всего лишь несколько слов:

— О чем собрание — сами знаете. Уезжаю на тракторные курсы... На несколько месяцев. Вот и нужно выбрать нового секретаря...

— Погоди, погоди, — остановил его Матвей Петрович. — Ты не торопись. Расскажи о курсах поподробнее...

— А что ж тут рассказывать. Пришел вызов из города... вот правление и посылает меня.

— Это же большое дело — первый тракторист на селе! — раздумчиво заговорил Матвей Петрович. — Сначала ты, Степа, один будешь, потом за машину сядут десятки твоих товарищей. И надо вам знать, что трактор сейчас — это не просто машина, которой можно вспахивать землю. Вам предстоит поднимать целину новой жизни, корчевать все старое, негодное, сопротивляющееся... И, если кто по натуре не боец, тому лучше и не садиться за руль трактора. Конечно, вам нелегко придется, испытаний будет немало. Надо быть ко всему готовым. Вы, наверное, слышали историю комсомольца Петра Дьякова?

— Это где-то в Сибири случилось, — подсказала Нюша.

— Да, да... В Тюменской области. Там в одной из деревень комсомольцы во главе с Петром Дьяковым создали колхоз и отобрали у кулаков трактор. На нем стал работать Петр Дьяков. Все это разожгло злобу и ненависть кулаков. Они подстерегли тракториста ночью, стащили с машины, избили до полусмерти, а потом облили керосином и подожгли.

— И он погиб, Петр Дьяков? — вполголоса спросила Таня.

— Нет, к нашему счастью, выжил. Долго болел, но теперь опять работает в колхозе. Его так и прозвали «Огненный тракторист». Про него даже песню сочинили... Вот послушайте... — И Матвей Петрович негромко запел:

— Хорошая песня! — вскрикнула Нюшка. — Нам бы ее записать, Матвей Петрович!

— Обязательно запишем. Вы эту песню еще не раз вспомните. Только потом, потом. А сейчас продолжайте собрание.

— Так надо секретаря ячейки выбрать, — сказал Степа, обращаясь к комсомольцам. — Выдвигайте, кто вам по нраву... Хоть самого развеселого...

— Уж если самого развеселого, тогда давайте Нюшку! — выкрикнул из угла Уклейкин.

— Молчи ты... пустобрех. — Нюша сердито поглядела на парня.

Выбрать нового секретаря оказалось не так просто. Комсомольцев в ячейке было немного, к тому же одни еще учились в старших классах школы, другие были в отъезде или совсем недавно вступили в комсомол.

Собрание придирчиво перебрало всех ребят и девчат.

Митя Горелов, скажем, комсомолец со стажем, но он вот-вот уйдет из деревни; Уклейкин — парень озорной, хулиганистый, и его никто слушать не будет; Феня Осьмухина — дивчина грамотная, развитая, но держится особняком ото всех; у Зойки Карпухиной на уме только одни наряды, женихи да гулянье; подошла бы Таня Ковшова, да уж очень она робка и застенчива.

Вернулись к кандидатуре Нюши Ветлугиной.

— А я что говорил... — вновь подал голос Уклейкин. — Она же на все руки от скуки. Видали, как она зампредом работает... Всем вкалывает! Кому нужно, любому наскипидарит!

Комсомольцы, вспомнив Нюшины проделки на посту рассыльной, дружно засмеялись.

— Верно, давайте Нюшку! — сказала Зойка. — По крайней мере хоть весело будет. Она и поет и пляшет!..

— Молчи! — зашипела Нюша, пребольно ущипнув подругу. — Не справлюсь я, да и не хочу!

Против нее решительно выступил Степа Ковшов. Согласившись, что энергии у нее хоть отбавляй, он сказал, что Ветлугина еще не доросла до понимания комсомольской дисциплины, что на каждом шагу из нее выпирает стихия и анархия и что по своему политическому развитию она еще стоит на уровне ученика пятого класса. Для примера Степа даже привел тот случай, когда брошюру «Кто такие империалисты?» Нюша читала два месяца, а потом оказалось, что ничего в ней не поняла.

Укрывшись за спины подруг, Нюша исподлобья следила за Степой. Казалось, что она могла быть довольна: после таких слов ее никто, конечно, не станет выдвигать в секретари. Но в то же время ей почему-то стало не по себе: «Не доросла... выпирает из меня... И все-то он меня учит, все учит...»

— Значит, кандидатура Ветлугиной отпадает, — заключил председатель собрания. — Как политически незрелая...