Гарри бросает на меня предупреждающий взгляд. Райан прочищает горло. Чан смущенно смотрит на меня. И я отворачиваюсь, запустив руки в волосы, чтобы не натворить глупостей, например, перекинуть Табби через плечо, выбежать из комнаты, найти ближайшую кровать, привязать ее к ней и хорошенько оттрахать, чтобы мы оба пришли в себя.

Я слышу голос Табби у себя за спиной.

— Чан, напишите «Я покажу тебе мое, если ты покажешь мне свое».

Когда Чан начинает печатать, Гарри устало говорит: — Вы же не думаете, что это сработает. Ни один криминальный гений, который потрудился стереть все следы своего существования, никогда бы…

Когда Гарри замолкает в изумленном молчании, я оборачиваюсь и обнаруживаю, что монитор компьютера заполняется изображениями. Окна появляются друг над другом с такой скоростью, что экран становится размытым.

Табби тихо говорит: — У каждого есть ахиллесова пята. У Сёрена – это эго. Он никогда не мог оставить вызов без ответа. — Она скрещивает руки на груди и отворачивается. Ее поза меняется, она как будто сжимается, словно прячется в себе. Защищается от того, что происходит на экране.

Табби описывала его как сказочного принца с лицом ангела. Тогда я подумал, что это перебор. Глупое преувеличение. Но теперь я понимаю, что всё было гораздо хуже.

Это точное описание.

Я не нахожу мужчин привлекательными. Никогда не считал другого мужчину красивым в физическом смысле и никогда бы не подумал, что могу так считать. Но теперь я вынужден признать, что лицо, заполняющее весь монитор, не просто красиво. Оно идеально.

Тихий вздох Миранды указывает на то, что она согласна со мной.

У него тонкие, изящные черты лица, как у греческого бога. Волосы насыщенного золотистого оттенка. Губы, о которых мечтает любая женщина, – полные и ярко-красные, с ямочкой на подбородке и сильной, угловатой челюстью.

Но больше всего привлекают внимание его глаза. Бледные, льдисто-голубые, с густыми темными ресницами, они излучают высокомерие и жестокость, которые не могут смягчить даже остальные его изящные черты.

Снимки его лица, сделанные с разных ракурсов, сопровождаются десятками фотографий, на которых он запечатлен в полный рост. Идет по аэропорту, пересекает оживленный перекресток, ждет на платформе метро, всегда на голову выше всех остальных. Всегда смотрит на окружающих, как король на своих подданных. Всегда один, царственный, одетый в прекрасно сшитые костюмы.

Я не могу удержаться и смотрю на себя, на свои черную футболку и брюки-карго.

Гарри придвигается ближе к монитору и щурится, глядя на него.

— Всё это снято камерами наблюдения. Посмотрите на ракурсы. Всё снято сверху.

— Если это правда, — медленно произносит Чан, — то он взломал всю инфраструктуру. Транспортные сети, сети правоохранительных органов, дорожные камеры… называйте что угодно.

— Он уже доказал, что он находится в энергосистеме, — отмечает Миранда.

— Если бы у него был такой доступ, то Сёрен вызвал бы гораздо больше проблем, чем то, с чем мы имеем дело сейчас, — возражаю я.

Табби тихо спрашивает: — Откуда ты знаешь, что он этого не сделал? — Она бросает на меня взгляд через плечо. Ее обычно ярко-зеленые глаза обеспокоены и темны.

— Что ты имеешь в виду?

Она смотрит на Гарри.

— Сколько террористических актов остаются нераскрытыми?

— Почти все, — отвечает он, пристально наблюдая за ней. — Только четырнадцать процентов из более чем сорока пяти тысяч террористических актов, произошедших с 1998 года, имеют достоверных исполнителей.

— Что ты хочешь сказать? — Когда мое сердце начинает биться быстрее, я придвигаюсь к ней ближе. — Что Сёрен не только вымогатель, он террорист? У тебя есть доказательства этого? Что ты знаешь?

Ее затянувшееся молчание приводит меня в ярость. Мое терпение, истощенное до предела, наконец лопается.

Я рычу: — Табби, какие бы проблемы у тебя ни были со мной, тебе лучше выложить всё, пока Гарри не решил, что ты утаиваешь улики, потому что я не буду стоять здесь, засунув язык в задницу, пока тебя тащат в тюрьму и допрашивают в ФБР! Я ясно выражаюсь?

Слабый румянец заливает ее щеки.

Райан говорит: — Леди, начинайте говорить, потому что если Коннор пойдет против федералов, то и я тоже, а это та еще буря, в которую вам точно не стоит попадать.

— Я сделаю вид, что вы оба, идиоты, мне не угрожали, — цедит Гарри сквозь зубы. — Но, если это повторится, вы все отправитесь в тюрьму. Мисс Уэст, вы ходите по очень тонкому льду. Говорите.

Она смотрит на нас троих, затем на Чана и Миранду. Наконец, Табби устало вздыхает и плюхается на ближайший стул. Она упирается локтями в колени и опускает голову на руки. Когда она говорит, ее голос звучит глухо.

— У меня нет никаких доказательств. Всё, что я знаю, это… Сёрен. Я знаю Сёрена. Какой бы интерес он ни преследовал в этой студии, дело не в деньгах. Деньги его не волнуют. Он анархист, а не капиталист. Его волнует хаос. Он провоцирует его и создает, а потом сидит с ведром попкорна и наслаждается шоу. Ему нравится приводить всё в движение и разрушать. — Она делает паузу, а когда снова заговаривает, ее голос дрожит. — Сёрен просто хочет смотреть, как горит мир.

Ее боль так очевидна, что кажется, будто в комнате внезапно появился другой человек, невидимое, тяжелое присутствие, неотвратимо мрачное. С ужасом я понимаю, что это то, что она скрывает в глубине души. За ее остроумными высказываниями, бунтарским настроем и странными нарядами, за всеми стенами, которые она возвела вокруг себя, скрывается потерянная душа, одинокая и страдающая.

Моей милой Табби так больно.

— Выключи это, — приказываю я Чану хриплым голосом.

Табби поднимает голову. Наши взгляды встречаются. Ее ресницы влажные. Это вызывает во мне поток эмоций, ярость, собственничество и потребность защитить ее, которые сильнее всего остального.

— Выключи это прямо сейчас, — повторяю я, поворачиваясь к Гарри. — Убери этого мудака с экрана.

Глядя на меня, Гарри спрашивает Табби: — Прошло достаточно времени, чтобы ваша про…

— Меня не волнует программа, — огрызаюсь я, разворачиваясь к нему лицом. — Выключи эту гребаную штуку!

— Тебе платят за то, чтобы ты этим занимался, — сухо говорит Миранда, бросая на меня ледяной взгляд.

Специальный агент Чан говорит: — Слишком поздно. Сёрен вышел. Должно быть, он заметил след.

Когда мы все смотрим на экран, монитор темнеет. Все фотографии Сёрена исчезли. Остается только мигающий зеленый курсор.

Табби говорит со спокойной покорностью судьбе: — На составление отчета о трассировке уйдет несколько часов. Затем потребуется еще несколько часов, чтобы просмотреть его и понять, есть ли в нем что-то полезное. А пока, чтобы немного его успокоить, мы должны дать ему немного денег. Пусть думает, что мы пытаемся выполнить его требования.

Миранда указывает: — Вы сказали, что его не волнуют деньги.

— Нет. Но это наш единственный выход, если мы хотим остаться в игре. Это даст нам время попытаться выяснить, чего он на самом деле добивается, и, возможно, взъерошит несколько перышек, чтобы он не разнес все это к чертям собачьим. — Ее голос понижается. — Послушание всегда вознаграждается.

От последней фразы у меня по спине пробегают мурашки. Я обмениваюсь взглядом с Райаном. Я знаю, что наши мысли совпадают: этого урода Сёрена Киллгаарда нужно усыпить.

Табби бросает взгляд на Миранду.

— Его требование сейчас составляет двадцать миллионов, верно?

Миранда кивает.

— Но мои активы – это в первую очередь недвижимость, акции, доля в студии. У меня нет таких денег, которые просто лежат без дела.

Табби встает, расправляет плечи, делает глубокий вдох. Затем шумно выдыхает.

— Я знаю.

Табби