Глядя мне прямо в глаза, Табби спокойно отвечает: — Вообще-то, две вещи.
— Выкладывай. Неизвестность убивает меня.
Ее улыбка могла бы расплавить сталь.
— Мои сиськи. Если бы я прямо сейчас расстегнула куртку и показала тебе своих девочек, ты бы определенно отвлекся на достаточно долгое время, чтобы я успела вонзить нож тебе в грудь.
Она перекидывает сумку с ноутбуком через плечо, хватает ручку чемодана и указывает подбородком на остальные сумки, которые я уже выгрузил.
— Кстати, всё это оборудование может остаться в машине. Оно мне не понадобится, пока мы не обустроим командный центр у Миранды.
Всё еще не оправившись от упоминания о ее груди и от образа, который оно вызвало в моей голове – точного образа, потому что я видел ее во всей красе, когда она выходила из душа, – я спрашиваю: — Ты не боишься оставлять свое драгоценное компьютерное оборудование в кузове моего грузовика на общественной парковке на всю ночь?
— Отстань от меня, морпех. Я узнаю бронированную машину, когда вижу ее. Кому-то пришлось бы использовать пулемет пятидесятого калибра, чтобы пробиться сквозь такое количество баллистических композитов, которыми ты напичкал эту штуку.
Следовало догадаться, что Табби заметит модификации на Hummer. Она замечает всё.
— Кажется, ты говорила, что эта машина небезопасна.
— О, она безопасна, когда припаркована. Это смертельная ловушка, только если ты за рулем. Кто-нибудь говорил тебе, что ты водишь как двенадцатилетний ребенок с синдромом дефицита внимания, который забыл принять риталин?
Затем она плавной походкой удаляется, покачивая бедрами. Я запрокидываю голову и смеюсь, потому что, черт возьми, этой женщине палец в рот не клади.
Я перестаю смеяться, когда понимаю, как сильно мне это нравится.
Небольшой флирт – это одно. Но я знаю, насколько хреновыми могут быть суждения мужчины, когда он отвлекается на женщину. Я видел это раньше. Когда дружеские тычки становятся серьезным влечением, и ваша концентрация падает, потому что всё, о чем вы можете думать, – это как затащить ее в постели, вот тогда-то и случаются ошибки. А в моей сфере деятельности любая ошибка может оказаться смертельной.
Я уже видел, как легко эта женщина может сломить мой самоконтроль. Поцелуй в ресторане был тому подтверждением. Я никогда раньше не делал ничего подобного, не терял рассудок от мгновенной похоти, и мне следовало бы беспокоиться по этому поводу.
Следовало бы, но я не беспокоюсь.
И это проблема.
Наблюдая за тем, как Табби входит в раздвижные двери отеля, я решаю, что больше не буду с ней флиртовать. Пока эта работа не закончится, я буду вести себя исключительно профессионально. Я не могу позволить себе иначе.
Теперь мне просто нужно убедить свой член присоединиться к программе.
СЕМЬ
Табби
В пять утра я наконец-то прекращаю борьбу с бессонницей и встаю с постели.
Я отправляюсь на пробежку, пытаясь выбросить из головы все мысли о прошлом и сосредоточиться на текущей задаче. Найти Сёрена Киллгаарда. Или, точнее, заставить его найти меня. Это будет нетрудно. Но Коннору не понравится то, что я задумала.
Не то чтобы я собиралась рассказывать ему, в чем дело.
Есть только одна вещь в этом мире, которую я ценю больше, чем свою личную жизнь, и это мое здравомыслие. Мне потребовались годы, чтобы восстановить душевное равновесие после того, что произошло между мной и Сёреном. Годы терапии заставили меня по-новому взглянуть на себя и на то, как я устроена, но Коннору Хьюзу понадобился всего один вечер, чтобы свести на нет всю эту работу.
Ему потребовался всего один поцелуй, и я была уничтожена.
На глазах у всех в этом ресторане, на глазах у этих двух нелепых, жеманных девиц, которые пялились на него из-за барной стойки, он потерял самообладание.
И он мне даже не нравится.
Я этого не понимаю. В этом нет никакого смысла. Нет никакой логики в том, что произошло с моим телом, когда Коннор поцеловал меня, в том электризующем удовольствии, которое я почувствовала до самых кончиков пальцев. Это был всего лишь момент абсолютного безумия, но я была потрясена до глубины души и до сих пор не могу прийти в себя.
— Дура, — бормочу я и двигаю руками и ногами быстрее, доводя себя до изнеможения, пока не покрываюсь по́том.
К тому времени, когда я возвращаюсь в отель, уже встает солнце, щебечут птицы, и у меня немного меньше желания отрывать кому-то голову. Я обхожу здание сзади, минуя главный вестибюль, потому что задняя лестница ведет прямо в мой номер, и прохожу мимо бассейна. Кто-то тоже не спит и плавает кругами мощными, эффективными гребками, от которых на поверхности почти не остается ряби.
Когда пловец поднимается по ступенькам бассейна и выныривает из воды, я останавливаюсь как вкопанная.
Это как порно. По-другому это не описать. Было бы еще совершеннее, если бы я смотрела это в замедленном режиме, а на заднем плане играл бы дрянной саундтрек.
Пловец очень мускулистый, широкий в плечах и спине, но с узкими бедрами, которые подчеркивают объем его верхней части тела. На человеке менее пропорционального телосложения значительная мышечная масса заставила бы его выглядеть толстым и нескладным, но благодаря его росту и узкой талии он выглядит гармонично. Сила, идеально сочетающаяся с грацией.
Вода ручейками стекает по загорелой коже, струится по его спине и ногам. Мокрые черные плавки обтягивают его невероятно идеальную задницу. Даже его босые ноги идеальны, мужественны и смуглы, как орех, на фоне бледного бетонного бортика.
Пловец тянется за полотенцем, небрежно брошенным на один из шезлонгов у бассейна, и начинает вытираться, гибкий, как кошка. Я завороженно наблюдаю за ним. У него нет ни татуировок, ни шрамов, ни заметных волос на теле. Его девственная кожа совершенно безупречна и блестит, как отполированное дерево в утреннем свете.
Мой мозг и мои яичники полностью согласны: этот мужчина потрясающий.
Затем он оборачивается, замечает, что я смотрю на него через кованую железную ограду, окружающую бассейн, и кричит: — Доброе утро, сладкие щечки. Ты рано встала.
Конечно, это Коннор. Вселенная решила, что будет забавно наблюдать за тем, как я борюсь с сексуальным влечением к мужчине, которого большую часть времени хочется ударить. Естественно, когда я не хочу закатывать глаза от отвращения или брызгаться антибактериальным спреем, чтобы не подхватить один из опасных штаммов венерического заболевания, которое он, вероятно, переносит.
То, как кровь приливает к моему лицу, на самом деле приносит облегчение, потому что это отводит часть крови, которая пульсировала у меня между ног.
— Доброе утро, морпех, — холодно говорю я. — Только что вернулся из стрип-клуба? Понадобилось немного хлорки, чтобы избавиться от всего этого радужного блеска и духов из дешевого магазина?
Он улыбается, набрасывает полотенце на плечи и неторопливо подходит ближе к забору. Свет падает на серебряную цепочку у него на шее, отражаясь от жетонов. Я стараюсь не смотреть на его живот, потому что почти уверена, что у него кубики пресса, и мне не хочется пялиться.
Еще больше, чем уже пялюсь.
Не обращай внимания на его торчащие соски, не смотри, какие они идеальные, и на всей его великолепной груди нет ни единого выбившегося волоска.
С внутренней стороны забора посажен бордюр из низких кустарников. Коннор останавливается прямо перед ним. Он проводит рукой по своим мокрым волосам, откидывая их с лица. Я подавляю желание рассмеяться, потому что это простое движение невероятно эротичное, а я – самая большая идиотка на свете.
Его взгляд скользит по всему моему телу, по моей пропитанной потом футболке и маленьким нейлоновым шортам для бега. Его улыбка гаснет. Мускул на его челюсти напрягается. Другим тоном, чем несколько мгновений назад, он говорит: — Мы должны быть в пути в течение часа. Я говорил с Мирандой. Она ожидает нас к…