Райан смотрит на меня. Я вижу, что он пытается не улыбаться.

— Ты все еще в немилости, да?

— Почему это тебя так забавляет?

Он пожимает плечами.

— Потому что я никогда не видел, чтобы ты не получал того, чего хочешь. — Улыбаясь, он добавляет: — Я думаю, немного пресмыкательства пойдет на пользу твоему характеру.

— В моем характере нет ничего плохого. И я не пресмыкаюсь.

— Пока нет.

— Господи, — раздраженно бормочу я. — Напомни мне, почему я решил, что позвать тебя сюда было хорошей идеей?

Улыбка Райана становится шире.

— Потому что прямо сейчас у тебя стояк там, где раньше был твой мозг, и я вижу то, чего не видишь ты. Например, то небольшое взаимодействие между Табби и Мирандой, вся эта чушь про Макиавелли. Что это было?

Я на мгновение задумываюсь, вспоминая сцену.

— Конкурс умных цыпочек, эквивалентный соревнованию больших членов?

— Нет.

Понимая, что он прав, я медленно киваю. Мне их разговор тоже тогда показался странным. Наполненным невысказанным смыслом. Я бросаю взгляд на Миранду в другом конце комнаты. Она, должно быть, чувствует, что я наблюдаю, потому что оборачивается и улыбается.

Это выглядит фальшиво. Так же фальшиво, как и слезы, которые она изобразила на пресс-конференции.

— Сколько она была нашей клиенткой? Три года? — тихо спрашивает Райан.

— Да. Она подписала контракт примерно в то же время…

В то же время, когда я познакомился с Табби.

Когда я напрягаюсь, Райан смотрит на меня.

— Соберись, братан, — говорит он себе под нос, продолжая улыбаться, как будто ему на всё наплевать. — У меня такое чувство, что все пешки вот-вот сдвинутся с места.

Упоминание Райаном пешек всколыхнуло мою память. Это было то, что Табби сказала мне прямо перед нашим отъездом в Лос-Анджелес. Мы стояли у нее на кухне, и она только что сказала мне, что вероятность провала работы составляет девяносто девять процентов, независимо от того, насколько хорошо я был подготовлен к противостоянию Сёрену.

«Что бы ты ни думал о его конечной цели, ты ошибаешься. Он всегда будет на пять ходов впереди тебя, независимо от того, насколько хорошо ты все спланируешь, и есть только один способ поймать его».

«Какой?»

«Используя меня как приманку».

Волосы у меня на затылке встают дыбом.

— Райан. Ты когда-нибудь играл в шахматы?

— Ага.

— У тебя хорошо получается?

— Вообще-то, да. Меня научил папа. Мы всё время играли, когда я был ребенком. Почему ты спрашиваешь?

Переводя взгляд с О’Доула на Миранду, Родригеса, Чана и остальных агентов ФБР, работающих на своих постах по всей комнате, я спрашиваю: — Какая самая ценная фигура на доске?

— Технически король. Цель игры состоит в том, чтобы поставить ему мат. Это заканчивает игру. Он самая важная фигура, но не самая могущественная.

— Какая самая могущественная?

Дверь на противоположной стороне комнаты открывается. Там стоит Табби, очерченная светом. Несмотря на бледность и мрачность, на темные круги под глазами, выдающие ее усталость, она держит подбородок высоко. Ее спина выпрямлена. Ноги расставлены на ширину плеч.

Она выглядит готовой к битве.

Райан говорит: — Ферзь.

Коннор

— Вы готовы, мисс Уэст?

В ответ на вопрос О’Доула Табби кивает.

— Но я бы хотела попросить, чтобы во время этого процесса в комнате никого не было. Это может быть немного… личным.

Интересно, как называется чувство, когда ты одновременно испытываешь ревность, гнев, обиду, чувство предательства, возмущение и желание закричать «Черт!» во весь голос?

— Отлично. — говорит О’Доул. — Но для этого нам понадобится специальный агент Чан. Он будет записывать разговор.

— Хорошо.

О’Доул смотрит на своих людей и указывает на дверь.

— Все вон. — Он бросает взгляд на нас с Райаном. — Извините, ребята.

— Коннор может остаться, — тихо говорит Табби. Она не смотрит на меня, вместо этого подходит к доске, поворачивается к комнате спиной и скрещивает руки на груди.

Никто не нарушает приказ О’Доула. Даже Родригес держит рот на замке, когда встает из-за стола и выходит из комнаты. Кажется, все они знают, насколько это важно, как много это будет значить, если они смогут найти Киллгаарда, и, похоже, готовы отложить в сторону свое эго, если это позволит им стать немного ближе к своей цели.

С другой стороны, я только что получил огромную порцию самоуважения в виде того, что Табби хочет, чтобы я остался. Я чувствую себя котом, которого только что погладили по спине. Я так счастлив, что готов замурлыкать.

Райан наклоняется чуть ближе.

— Наша клиентка не в восторге от такого поворота событий.

Это мягко сказано. На самом деле, Миранда выглядит так, словно готова сомкнуть руки на горле Табби.

— Ну, очевидно, что я не собираюсь выходить, — говорит Миранда, ее фальшивая улыбка сменяется самым настоящим хмурым взглядом.

О’Доул бросает взгляд на Табби. Она стоит ко мне спиной, поэтому я не вижу выражения ее лица, но то, что он видит на ее лице, заставляет его покачать головой.

— Извините, мисс Лоусон. Нам действительно нужно…

— Это моя студия. Этот человек Киллгаард угрожал мне, обокрал меня, пытается вымогать у меня деньги. Я лично заинтересована в результатах этого расследования. Я помогала всем, чем могла…

— Дело не в вас, — перебивает Табби, все еще глядя на доску. Она поворачивает голову и смотрит на Миранду. В профиль она очаровательно. Но выражение ее лица… скажем так, я очень рад, что не оказался на ее месте.

— Это, безусловно, так! — протестует Миранда пронзительным голосом.

В отличие от взволнованной Миранды, Табби холодна как лед. На самом деле, мне кажется, что чем дольше продолжается это расследование, тем больше знаменитый самоконтроль Миранды дает трещину и тем сильнее в Табби разгорается арктический огонь.

С леденящим душу спокойствием Табби говорит: — Это никогда не касалось вас, Миранда. Но если вы не уберетесь с глаз моих через две секунды, так и будет.

Райан усмехается: — Девчачья драка. Круто.

О’Доул вмешивается, прежде чем кто-либо может нанести удар.

— Может, это и ваша студия, мисс Лоусон, но это мое расследование. — Он тычет большим пальцем в сторону двери.

С пылающим лицом Миранда смотрит на меня в поисках помощи.

— Коннор.

Я беспомощно развожу руками.

— Прости, Миранда. Ты слышала этого человека. Он здесь главный. — Ее выдох звучит как шипение кобры. Раздувая ноздри, она разворачивается и вылетает из комнаты.

Райан говорит: — Может быть, ей нужен массаж шеи? — Он подмигивает мне, а затем с важным видом следует за ней к выходу.

О’Доул тяжело вздыхает и проводит рукой по лицу.

— Чан.

— Да, сэр, мы все готовы. Мисс Уэст, всё, что нам от вас нужно, – это номер, по которому мы будем звонить, и тогда мы сможем начать.

Табби смотрит на него.

— Расскажите мне всё. Расскажи мне о программном обеспечении, отслеживании, о том, как вы это записываете, обо всём.

Чан качает головой.

— Я не могу. Извините. — Когда ее взгляд становится кислым, он спешит добавить: — Но доверьтесь мне, технология самая современная. Отследить невозможно.

Она смотрит с сомнением, скорее всего, потому что он произнес страшное слово «доверие».

— Давайте проведем пробный запуск. Почему бы вам сначала не позвонить мне на мобильный, чтобы узнать, смогу ли я обнаружить что-нибудь необычное?

— Нет, — категорично отвечает О’Доул. — И не утруждайте себя повторными расспросами.

Когда я подхожу ближе, это отвлекает Табби от предстоящего спора, который я предвижу. Как будто мы магниты, отталкивающие друг друга, она переходит на другую сторону стола Чан.

— Поступайте как знаете.