— Спасибо. С помощью универсального ключа шифрования.

Левая бровь парня взлетает вверх, как у Спока, когда он анализирует какую-то часть человеческого поведения, которая не имеет смысла для его вулканского разума.

— Такого не существует.

— Верно. И в зоне 51 нет инопланетных самолетов.

Его вторая бровь взлетает вверх.

— И нет, взлом вашей базы данных – это не то, почему я здесь. Ну, технически это так, но это как раз то, что привело меня сюда. Почему я здесь, чтобы помочь вам. Помогая вам, я помогаю себе и… ну, почти всему человечеству. Пришло время мне положить конец этой игре, раз и навсегда.

У этого человека терпение Будды. Он ждет, пока я объяснюсь, как будто у него в распоряжении всё время мира.

Я протираю глаза рукой. В них словно песок. Внезапно я чувствую себя более чем уставшей и совершенно измотанной.

Ряды ламп дневного света над головой мерцают и щелкают. Лохматый поднимает голову, хмурясь.

С хлопком и шипением лампы гаснут, погружая нас во тьму.

Я вздыхаю в темноте.

— Было приятно поболтать с вами, Лохматый, но за мной пришли.

Коннор

Не знаю, сколько времени я был в отключке, но когда очнулся, то лежал на полу в кабинете рядом с командным центром, на спине. Должно быть, они затащили меня туда, пока я был без сознания.

Под «они» я подразумеваю четырех агентов ФБР, стоящих по обе стороны закрытой двери.

Я сажусь, морщась, и осторожно прикасаюсь к затылку. Липкая влага, открытая рана, здоровенная шишка… Да, это оставит шрам.

Бывало и похуже. И прямо сейчас у меня есть гораздо более важные причины для беспокойства.

Один из агентов говорит в микрофон у себя на запястье: — Он очнулся.

Все они в наушниках, с маленькими пластиковыми микрофонами в ушах. У двоих в руках дробовики. У всех на поясе стандартные Glock. Внешне мужчины почти не отличаются. Средний рост, каштановые волосы, бежевые плащи, совершенно непримечательные. Один из них ковыряет зубочисткой в зубах, но в остальном они могли бы быть близнецами.

Я знаю достаточно, чтобы держать рот на замке, пока не приедет их босс. Сейчас я занимаюсь тем, что вытираю кровь с пальцев о штанину брюк.

Когда через несколько минут дверь открывается, в нее входит высокий парень с седыми волосами. Он скрещивает руки на груди и оценивает меня с видом легкого разочарования.

— Мистер Хьюз…

— Зовите меня Коннор. Куда вы увезли Табиту Уэст?

Игнорируя меня, он начинает снова.

— Мистер Хьюз, я заместитель директора Овертон Даунс.

Я жду секунду, чтобы понять, шутит ли он. Когда никто не улыбается, я решаю, что это не шутка.

— Какое-то адское имя. Больше похоже на место где-то в Англии. «Приезжайте посмотреть великолепные сады в Овертон-Даунс», как-то так.

Даунс не оценил мое чувство юмора. В его серых глазах появляется характерный холодок. Он указывает на стул.

— Присаживайтесь, мистер Хьюз.

Похоже, мы не будем называть друг друга по имени. Почему-то я так и думал. Наверное, из-за того пистолета, который он сунул мне в лицо.

Я встаю, подхожу к стулу, на который он указал, опускаюсь на него и жду.

Если бы он собирался арестовать меня, то уже бы это сделал, так что эта небольшая встреча, должно быть, часть допроса. Скорее всего, Райан, Миранда и все остальные были разлучены и сейчас проходят через все круги ада, как и я.

Заместитель директора Даунс – Овертон? Серьезно? О чем, черт возьми, думали его родители? – пододвигает стул и садится на него, очень непринужденно, очень по-правительственному, в духе «мы здесь просто друзья».

Я ни на секунду на это не куплюсь.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов, мистер Хьюз.

Его голос резок и точен, как скальпель. Я считаю его педантичным, помешанным на правилах типом, что не оставляет мне особого пространства для маневра в переговорах.

Я киваю.

— Я понимаю. Где Табита Уэст?

Его взгляд становится мрачным. Он лезет в карман плаща, достает маленькую баночку Tums³¹, откручивает крышку, высыпает в рот несколько бледно-розовых таблеток и разжевывает их.

— Вы же знаете, я не могу вам этого сказать.

Борясь с желанием обхватить руками его горло и выдавить из него информацию, я наклоняюсь вперед и кладу предплечья на колени.

— Послушайте. Я знаю, как это работает. Вы делаете выпад, я парирую. Вы наносите удар, я делаю ложный выпад. Мы ходим по кругу, рапиры сталкиваются, пока кто-нибудь не получит смертельную рану. Давайте сразу перейдем к делу. Вам нужна информация о том, что произошло во время этой операции, и информация о Табби. Я расскажу всё, что вам нужно знать об операции. А также всё, что знаю о Сёрене Киллгаарде, за исключением того, что не должен разглашать. Мне доверили кое-что. И я не собираюсь злоупотреблять этим доверием. И я сразу скажу, что, если вы спросите меня, как она это сделала, я понятия не имею. Но я знаю, что это не было случайностью. Она точно знала, что делает.

Даунс, кажется, удивлен.

— Значит, вы признаете, что она взломала базу данных АНБ.

Я усмехаюсь: — Она призналась вам в этом прямо в лицо. И, честно говоря, я не знаю точно, что Табби сделала, потому что не видел, но я знаю, что вы ворвался в комнату, крича как резаные, о взломе АНБ, так что, думаю, все в комнате сложили два и два без помощи гребаного калькулятора. В любом случае, это всё второстепенное. Вы упускаете из виду общую картину.

Он задумчиво хрустит таблетками.

— Ладно, я рискну. Какова общая картина? Почему она это сделала.

Хруст. Хруст. Хруст.

— Мне придется объяснять вам всё с самого начала, не так ли?

— Вы хотите сказать, что она хотела быть пойманной?

— Я говорю, что эта женщина ничего не делает без веской причины.

Хруст. Хруст.

— Гипотетически, зачем ей хотеть, чтобы ее поймали?

— Чтобы попасть в то место, куда вы ее отвезли. Она предвидела такой исход.

Даунс смотрит с сомнением. Даже хруст прекращается.

— Угу.

Мы пристально смотрим друг на друга. Тиканье настенных часов звучит болезненно громко. Мое терпение – которое никогда не было моей сильной стороной – уже на исходе.

— Вы уже поговорили с Чаном?

Даунс кивает.

— Так и есть.

— И?

— И я думаю, что он влюблен в Табиту Уэст почти так же сильно, как и вы.

Это выстрел вслепую, но, когда я сжимаю челюсти, он понимает, что попал в цель. Даунс доедает последнюю таблетку, проглатывает и проводит языком по зубам.

Его тон становится философским.

— Хотите знать, в чем проблема любви?

Я рычу: — Нет.

Он постукивает себя по виску.

— Любовь сбивает с толку. Делает здравомыслящего человека глупым. Взять, к примеру, вас.

— Давайте не будем.

— Вы были выдающимся солдатом во всех отношениях. Безупречный послужной список. За доблестное, почти комически бесстрашное руководство во время многочисленных командировок в Афганистан и Ирак вы были удостоены Медали Почета, медали «Пурпурное сердце», медали «Серебряная звезда», медали «За участие в кампании», а также…

— Вам не нужно зачитывать мне этот гребаный список, Даунс, это все лежит у меня дома в коробке на комоде.

— И все же, несмотря на полжизни дисциплины, чести и служения своей стране, вы, похоже, готовы выбросить всё это в окно, чтобы защитить юбку. От вполне заслуженного тюремного заключения, я бы сказал. То, что она сделала, – это уголовное преступление. Закон о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях гарантирует ей двадцать лет в федеральной тюрьме за этот маленький трюк.

Я чувствую, как во мне закипает кровь, слышу, как барабанная дробь отбивает старую знакомую песню.

Semper Fi. Semper Fi. Semper Fi.³²

Всегда верен. Не только корпусу и стране, но и людям, которых я люблю.