— Как давно это было? — спрашиваю я.

— Четыре дня назад.

— Как тебе удается сдерживать его?

— Миранда говорит ему, что ей нужно собрать деньги, она не так богата.

— Он назначил ей еще один срок?

— Пока нет.

— Произошла ли утечка каких-либо данных, которые он украл?

— Нет.

Хорошо. Значит у нас есть еще немного времени. Я делаю паузу, размышляя.

— Какие данные он украл?

— Электронные письма. Всех, вплоть до стажеров. Информация о зарплате руководителей. Копии неизданных фильмов. Копии сценариев будущих проектов. И исходный код фирменного алгоритма Миранды, InSight. Мы считаем, что это было главной целью.

Я фыркаю.

Нахмурившись, Коннор смотрит на меня.

— Что?

— Его не интересует ее программное обеспечение. Во всяком случае, он, вероятно, посмотрел на него и от души посмеялся.

— Тогда зачем ему его брать?

Я пожимаю плечами.

— Чтобы позлить ее. Чтобы сделать это еще более личным. Она не выполнила то, о чем он просил, и получила пощечину. Сильную. И что было дальше? Вы привлекли федералов?

— Да…

— И подтвердили, что люди, которые прибыли в студию со значками ФБР, на самом деле были агентами ФБР?

— Да.

Похоже, ему неловко от моего вопроса. Подозреваю, что я повторяю некоторые из его худших опасений относительно того, с кем он имеет дело.

— Как?

— У меня есть контакты внутри агентства.

— Будем надеяться, что эти контакты те, за кого себя выдают.

Коннор рычит: — Я знаю их больше двадцати лет, Табби!

— О, пожалуйста. Ты не настолько наивен.

Лицо Коннора вспыхивает. Он поворачивается ко мне со стальным блеском в темных глазах.

— Я служил в корпусе вместе с этими людьми. Я бы доверил им свою жизнь. Они те, за кого себя выдают.

Быстро произведя в уме подсчеты, я меняю тему, потому что любопытство берет верх.

— Сколько тебе точно лет?

Он снова переводит сердитый взгляд на дорогу.

— Больше, чем тебе.

— На сколько больше?

— Больше десяти. Теперь вернемся к теме.

Очевидно, он не собирается разглашать свой точный возраст, но «больше десяти» означает, что ему по меньшей мере тридцать семь или тридцать восемь, в зависимости от месяца, в котором он родился. Я внимательно рассматриваю кожу вокруг его глаз, подбородок, тыльную сторону ладоней. Она вся без морщин и подтянутая, такая же идеальная, какой выглядела в бассейне. Интересно, пользуется ли он специальным кремом, или ему просто генетически повезло, потому что иметь такую великолепную кожу в его преклонном возрасте.

— Боже правый, принцесса, может, уже хватит? — огрызается Коннор, раздражаясь от моего пристального взгляда.

Извращенно довольная, что меня перевели со «сладких щечек» на «принцессу», я улыбаюсь и поддразнивающим тоном говорю: — Посмотри на себя, мистер Крутой Горячий Старик, который до сих пор тусуется с молодыми выскочками, чтобы бороться с киберпреступностью! Впечатляет! Но я пойму, если тебе нужно будет лечь спать в семь вечера. Нужно дать отдых этим скрипучим старым костям. Мы же не хотим, чтобы ты сломал бедро.

Коннор медленно поворачивается и смотрит на меня, только теперь раздражение исчезло, уступив место лукавому самодовольству.

Он растягивает слова: — Горячий?

Вот черт.

Я пытаюсь сохранять невозмутимый вид.

— Вежливо обращаться к старшим – это хорошие манеры. — Когда его самодовольное выражение лица становится еще более самодовольным, я поспешно добавляю: — Вообще-то, мне кажется, у тебя слуховой аппарат барахлит. Я не говорила «горячий», я сказала… эм… кое-что другое.

Невозмутимость = полный провал.

— О, я, должно быть, ослышался! — говорит Коннор, невинно моргая широко раскрытыми глазами. — Этот надоедливый слуховой аппарат у меня всегда неисправен. Давай посмотрим, что рифмуется со словом «горячий»? «Стоячий»? — произносит он, ухмыляясь и двигая бровями. — «Зрячий»? Маловероятно. Что бы это могло быть?

Он делает вид, что напряженно думает, пока я съезжаю ниже на сиденье, пытаясь стать невидимой.

Коннор продолжает гадать всю дорогу до Альбукерке, радостно мучая меня словами, рифмующимися со словом «горячий», в то время как я продолжаю пытаться вернуть разговор к Миранде, пока, наконец, я не сдаюсь и не сажусь, скрестив руки на груди и закрыв глаза. Он продолжает запихивать мне в глотку гигантскую порцию насмешек, и мне остается только глотать.

Ублюдок.

Коннор

Итак, попытка заставить мой член участвовать в моем «строго профессиональном» плане с Табби потерпела сокрушительное фиаско, о чем свидетельствует его реакция, когда я увидел ее у бассейна в спортивном костюме, а также в машине по дороге в Альбукерке, когда она задыхалась от сдерживаемого смеха и смотрела на меня так, словно я ей действительно нравился.

Во втором случае у меня не только встал, но и сдавило грудь, а в горле возникло ощущение, будто я проглотил камень. И всё это от одного взгляда.

Представьте, что могло бы произойти, если бы она так смотрела на меня, будучи обнаженной. Я мог бы самопроизвольно воспламениться.

А потом Табби сказала, что я горячий, и мой член так возбудился, что я испугался, что могу кончить прям в брюки, если наеду на какую-нибудь кочку на дороге. Это как будто я снова подросток, у которого стоит и нет мозгов.

Я не могу перестать думать об этом. Я не могу перестать думать о ней. С тех пор как мы заселились в отель, я уже дважды дрочил, и, если я в ближайшее время не придумаю, как с этим справиться, у меня будут большие проблемы.

К сожалению, я знаю только один способ утолить зуд.

Почесать.

Табби

Отель Andaluz значительно превосходит отель в Талсе. Мне нравится декор в испанском стиле, красновато-коричневая плитка под ногами, потолки из темного дерева и стены, покрытые светлой штукатуркой. Мой номер прекрасный, просторный и тихий, с большой ванной на ножках, в которой могут поместиться двое, и она не сводит с меня глаз. Интересно, не случайно ли, что номер называется «Романтический люкс».

Коннор был тем, кто договорился о номерах с портье, и черт возьми, если я собираюсь спросить его об этом.

Я принимаю душ, переодеваюсь в черные леггинсы и свой любимый топ для путешествий – облегающий, с завязками на одно плечо, ярко-синего цвета и принтом тай-дай, который складывается до размеров носового платка и никогда не мнется, – и обуваюсь в повседневные туфли на каблуке всего в 4 дюйма.

Затем я получаю сообщение от Хуаниты: «Привет. Могу я воспользоваться твоим душем? У меня дома нет воды».

— О Боже, — бормочу я. — Твоя мама опять забыла оплатить счет за воду?

Я отвечаю: «Да, конечно. Я на работе несколько дней. Уберись за собой, пожалуйста».

Она пишет: «Отсоси». С эмодзи миньона, подбрасывающим птичку в конце.

Я отвечаю: «Очаровательно. Я уверена, сестра Мэри Клэр так гордится тобой».

Две секунды спустя: «Сестра Мэри Клэр может отсосать».

Я смеюсь. Нам действительно нужно подобрать Хуаните новую коронную фразу.

Я умираю с голоду, поэтому решаю подняться в бар на крыше, заказать тапас⁸ и насладиться видом на горы.

К сожалению, моему попутчику пришла в голову та же идея.

Коннор замечает меня в ту же секунду, как я выхожу во внутренний дворик. Он сидит напротив бара за длинным каменным столом на возвышении, в центре которого в низком желобе горит огонь. Он поднимает руку, как будто ждал меня.

Чего уж точно ему не следовало делать, потому что мы расстались в вестибюле, сказав друг другу: — Увидимся в шесть утра.