Я резко останавливаюсь. Охранники медленно приближаются ко мне, не сводя с меня глаз.
Крутясь на тросе и скользя босыми пальцами ног по полированному полу, Хуанита тихо всхлипывает.
Откуда-то сверху доносится голос Сёрена, плывущий вниз, как паутинка.
— Добро пожаловать домой, Табита.
Я поднимаю глаза и вижу, как он перегибается через металлические перила платформы, улыбаясь мне сверху вниз. В правой руке он держит свернутый кнут.
Мой пульс бешено колотится, я кричу: — Отпусти ее!
Его улыбка становится шире. Свет, падающий сзади, озаряет его золотистую голову. Сёрен одет в идеально сидящие черные брюки и белую шелковую рубашку на пуговицах. Манжеты закатаны, воротник расстегнут. Как и у меня, у него босые ноги.
Он отходит от перил и начинает спускаться по винтовой лестнице, его движения грациозны и неторопливы, одна рука держится за перила. Он выше, чем я помню. И мускулистее. Его рубашка натянута на широких плечах и груди, подчеркивая гармоничные формы, которые могли бы впечатлять, если бы я не знала, какие ужасы скрываются под ними.
И всё же, несмотря на всю отточенную красоту и грацию Сёрена, это меркнет по сравнению с абсолютным, грубым, мужественным совершенством Коннора Хьюза.
Коннор. Мое сердце делает сальто в груди.
Не думай о нем. Не думай!
Когда Сёрен достигает нижней ступеньки лестницы, он на мгновение останавливается, оглядывая меня. Безумный огонек сияет в глубине его ледяных голубых глаз. Он разжимает пальцы, и хлыст опускается на пол зловещим замедленным движением.
Ярость пронзает меня, как электричество, как будто меня включили в розетку и подали напряжение в двадцать тысяч вольт. Каждый мускул в моем теле напрягается. Я рычу: — Отпусти ее. Не заставляй меня повторять это снова.
Он медленно подходит ко мне, улыбаясь и умело вращая запястьем, так что кнут кажется живым существом, которое движется перед ним, извивается и крутится, а его кончик слегка постукивает по полу. Красивый и грозный, он останавливается примерно в трех метрах от Хуаниты.
— Или что? — Его тон игривый.
Ощетинившись, я отвечаю: — Или я заставлю тебя пожалеть о том, что ты не умер, задолго до того, как исполню твое желание.
Один из охранников делает шаг ко мне, дуло его винтовки направлено мне в сердце.
— Назад.
Я смотрю на Сёрена, когда отвечаю.
— Я не умею отступать. Я умею только стоять на своем. Так что, если хочешь получить частичку меня, подойди и возьми ее. Но тебе лучше быть готовым узнать свои пределы, потому что у меня их нет.
Сёрен смеется. Это великолепный звук, богатый и теплый, наполненный восторгом.
— Боже, как я скучал по тебе!
Я смотрю на Хуаниту, пытаясь взглядом донести до нее, что ей не стоит беспокоиться, что я вытащу ее из этого. Дрожа всем телом, она смотрит на меня в ответ, ее карие глаза огромны, щеки мокрые.
— Это чувство определенно не взаимно.
Он игнорирует это.
— Даже глядя в дуло пистолета, ты бесстрашна! Видишь, именно поэтому мы так идеальны вместе.
— Ты вызываешь у меня отвращение.
— О, перестань, должно быть, тебе было скучно жить все эти годы среди крестьян. Должно быть, в глубине души ты рада, что наконец-то сможешь общаться с кем-то более умным. Признай это.
Я говорю прямо: — Извини, что нарушаю твой порыв, сатана, но ты не самый умный человек, которого я когда-либо встречала.
Он усмехается.
— Теперь ты просто смешишь меня. Охрана. — Они оборачиваются и смотрят на него. Сёрен делает движение головой, и они отступают, но лишь чуть-чуть. На меня по-прежнему направлены четыре ствола, только с бо́льшего расстояния.
— На чём мы остановились? — размышляет Сёрен.
Я делаю осторожный шаг к Хуаните. Сёрен позволяет это, легкая улыбка играет в уголках его скульптурно очерченных губ.
— Ах, да. Ты требовала, чтобы я отпустил твою маленькую подругу, а я собирался преподать тебе урок качества и мастерства изготовления коринфской кожи.
Он резко поднимает руку. Я понимаю, что сейчас произойдет, за долю секунды до того, как это случается.
— Нет! — кричу я, бросаясь вперед, но уже слишком поздно. Рука Сёрена резко опускается, кнут щелкает, Хуанита вздрагивает всем телом, ее глаза широко распахиваются, и воздух пронзает полный боли крик.
Я подхожу к ней как раз в тот момент, когда ее голова падает вперед, а тело начинает обвисать. У нее шок.
Если она потеряет сознание, то задохнется.
Я хватаю ее, поднимая за талию, чтобы уменьшить давление на шею, и притягиваю к своей груди. Она легкая, почти невесомая, ее маленькое тело неподвижно в моих руках, а голова опускается мне на плечо. Из-за кляпа Хуанита издает тихий, животный стон боли.
Под моими пальцами, лежащими на ее спине, я чувствую разорванный хлопок футболки и скользкую теплоту крови.
— Нет, нет, нет, нет, — шепчу я, прижимая ее к себе. Я смотрю через ее плечо на Сёрена, который наблюдает за нами, улыбаясь своей ужасной улыбкой. В его глазах погас весь свет. Теперь я смотрю не на человека, а на монстра, который живет внутри него.
Монстр шипит: — Пришло время для трудного выбора, Табита, — и снова поднимает руку.
— Пообещай мне, что ты не причинишь ей вреда! — Выпаливаю я, ненавидя дрожь в своем голосе. — Пообещай мне, что, если я останусь здесь с тобой, ты отпустишь ее и отвезешь домой, где она будет в безопасности!
Его губы изгибаются в едва заметной усмешке.
— Вот оно. Твой единственный роковой недостаток. То, что делает тебя такой предсказуемой. Сентиментальность. Даю слово.
Он дергает головой, и один из его охранников выходит вперед и, перекинув винтовку через плечо, отцепляет ошейник Хуаниты от троса, который уходит так высоко в полумрак над головой, что я не могу разглядеть, где он начинается, забирает ее у меня и уносит прочь. Я смотрю, как она безвольно лежит у него на руках, как ее длинные темные волосы рассыпаются по шее, а худые голые ноги покачиваются в такт его шагам. Всё внутри меня рычит, как стая волков.
Сёрен опускает хлыст, и мы встречаемся взглядами. Его безупречное лицо становится суровым, в голосе звучит победная нотка, когда он приказывает: — А теперь начнем сначала. На колени.
Мой собственный голос звенит от ненависти.
— Тебе лучше научиться спать с одним открытым глазом, больной сукин сын.
— Охрана!
Через гулкое пространство охранник, несущий Хуаниту, оборачивается и ждет. Сёрен пристально смотрит на меня. Одна элегантная бровь медленно приподнимается.
Наступает период мучительного принятия решения. Я ненавижу его. Ненавижу его всем своим существом, каждой клеточкой своего тела. И все же я без сомнения знаю, что случится с Хуанитой, если я ослушаюсь его приказа.
И вот, с обливающимся кровью сердцем, я стискиваю зубы, сгибаю колено и медленно опускаюсь на холодный каменный пол.
ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ
Коннор
До цели тридцать километров, то есть чуть меньше девятнадцати миль. Нам предстоит преодолеть это расстояние по пересеченной горной местности с пятидесятифунтовым рюкзаком за плечами, в полной экипировке, с винтовкой M16, при температуре около нуля и с большой вероятностью мокрого снега.
В темноте.
Мы могли бы подобраться ближе, если бы спустились на парашютах, но тогда мы рисковали бы не только выдать свое присутствие, но и быть расстрелянными в небе. Неизвестно, что у Сёрена припасено в рукаве. Я бы не удивился, если бы узнал, что его местоположение окружено ракетами класса «земля-воздух» или даже вооруженным отрядом снайперов, засевших на деревьях.
Что на самом деле является хорошим сценарием.
Плохой сценарий включает всё вышеупомянутое плюс противопехотные мины.
Итак, мы прилетели в Фэрбанкс на C-130, пересели в вертолет, чтобы добраться до посадочной площадки, и теперь стоим на земле, пока солнце садится за зубчатый хребет гор района Норт-Слоуп на Аляске. Ледяной ветер хлещет по ветвям желтого кедра и ситхинской ели, заставляя их раскачиваться. Где-то вдалеке я слышу одинокий жалобный вой волка.