— Хорошо. — Я нежно целую ее в губы. — О, и еще кое-что.
Табби моргает, глядя на меня.
— Ты не должна кончать.
Она резко открывает глаза.
— Что? Ты шутишь? Коннор…
Прежде чем она успевает что-то сказать, я откидываюсь назад, расстегиваю молнию и стягиваю кожаные штаны с ее ног.
ОДИННАДЦАТЬ
Коннор
— Черт возьми, — бормочу я, глядя на раздвинутые ноги Табби.
— Что случилось? — в панике спрашивает она, приподнимаясь на локтях.
Случилось? Ничего не случилось. Всё во вселенной совершенно правильно.
Во-первых, на ней нет трусиков. Это неожиданно и волнующе – видеть ее такой обнаженной, открытой, уязвимой и восхитительно розовой там, где всего несколько секунд назад была непроницаемая стена из черной кожи. От этой откровенной порочности у меня перехватывает дыхание.
Во-вторых, Табби натуральная блондинка. Это почти такой же сюрприз, как и первый. Я протягиваю руку и мягко провожу пальцами по бледно-золотым локонам, и слышу, как сдавленный выдох срывается с моих губ. Почему мне так нравится, что она не выбрита, я понятия не имею, может быть, это что-то животное во мне, но я точно знаю, почему мне нравится, что она красит волосы на голове в рыжий цвет, а здесь, внизу остается натуральной.
Потому что это секрет. Никто, кроме меня, не увидит этого. Теперь я посвящен в эту тайну и горжусь тем, что знаю ее, и всегда буду это помнить.
В-третьих, и, возможно, это самое удивительное из всего, у нее проколот клитор. Я никогда не видел такого в реальной жизни. Поэтому смотрю на нее с открытым ртом, впитывая ее образ, наслаждаясь всем, что вижу.
К сожалению, я так увлекся визуальным пиршеством, что на мгновение забыл, с кем имею дело.
Ругаясь и краснея, Табби пытается выбраться из-под меня, но я ловлю ее и прижимаю к кровати, прежде чем она успевает сбежать.
— Ты невероятна, — выпаливаю я, поднимая ее запястья над головой и глядя ей в глаза. — Я не хотел тебя напугать или проявить неуважение. Просто… ты даже лучше, чем я себе представлял.
Она смотрит на меня, тяжело дыша, ее взгляд скользит по моему лицу.
— Ты видел меня раньше обнаженной, когда я выходила из душа.
Я стараюсь говорить как можно мягче.
— Я видел тебя не всю. Только, ну, твою грудь, и татуировку на животе, но ниже – только очертания – ты прикрылась руками, прежде чем я успел разглядеть, что ты, — мой голос становится хриплым, — блондинка. И с пирсингом.
Табби осторожно спрашивает: — И тебе это…нравится?
Я выдавливаю: — Мне, черт возьми, нравится это, принцесса. Когда мне будет восемьдесят лет, я буду дрочить на воспоминания о том, что я только что видел.
Она смотрит на меня какое-то время, а затем отворачивается, но я успеваю заметить вспыхнувшее в ее глазах удовольствие, которое она тут же прячет.
— Ты извращенец, — чопорно говорит она, и я ухмыляюсь, потому что знаю, что опасность миновала.
— Ты пробуждаешь во мне зверя.
Я опускаю голову и позволяю себе потереться носом о ее подбородок. Она лежит очень тихо, позволяя мне это, и остается неподвижной, когда я провожу рукой по ее руке, двигаясь к воротнику ее куртки. Я оттягиваю молнию на несколько дюймов, обнажая бледную кожу и учащенно бьющийся пульс у основания ее шеи.
Это останавливает меня.
Волна непонятного давления поднимается из моего живота, распространяется по груди, сжимает легкие. Я поражаюсь тому, что один лишь вид крови, бегущей по ее венам, – крови, которая бежит по ним благодаря мне, – способен лишить меня всех остальных мыслей, даже когда я лежу на ней, наши обнаженные ноги сплетены, а моя напряженная эрекция так близко к тому месту, где я хочу ее похоронить.
Я поглаживаю пальцем трепещущую вену. Табби закрывает глаза.
Регулируя свой вес, чтобы не раздавить ее, я осторожно приподнимаюсь на локте и снова на дюйм расстегиваю молнию, останавливаясь чуть ниже ее пупка. На нем не хватает украшения. Я просовываю руку под ее куртку, ощущая тепло и шелковистую мягкость ее кожи, и Табита вздыхает, поджимая губы. Когда я нежно провожу кончиками пальцев по внешней стороне ее груди, ее губы приоткрываются, но она молчит и остается совершенно неподвижной.
Я чувствую, как напряжение поднимается в ее теле подобно волне.
Вот почему я сказал ей, что она не может прийти. Табби будет подавлять собственное удовольствие, заставлять себя отказаться от него, если только я не смогу перегрузить систему, дав ей что-то, что отвлечет ее от решения проблем и безумной работы мозга. Прижавшись к стене, пока не приехала пожарная машина и не испортила нам настроение, я заставил ее считать вслух. Но чтобы она сделала то, что я хочу, нам нужно повысить ставки.
Я прижимаюсь носом к ее уху и слегка прикусываю мочку зубами.
— Я собираюсь прикасаться к тебе везде, Табита. Везде, где я захочу, везде, где мне заблагорассудится. И мой рот тоже будет делать всё, что захочет. Если ты этого хочешь, скажи «да».
Ее глаза остаются закрытыми. Дыхание поверхностное и учащенное.
— Да.
Тон слабый, но недвусмысленный. Желание захлестывает меня.
— Хорошо. Но я хочу, чтобы ты помнила, тебе нельзя кончать. Цель сегодняшнего вечера – только удовольствие, а не оргазм. Если ты почувствуешь, что близка к оргазму, я хочу, чтобы ты перечислила названия всех известных тебе цветов. — Я делаю паузу. — На португальском.
— Что…
— Тсс!
Она прикусывает губу в знак согласия. Я мысленно благодарю судьбу за то, что Табби закрыла глаза, потому что, если бы она увидела мою ухмылку, то, скорее всего, убила бы меня.
Я с изысканной медлительностью тяну молнию вниз, зубчик за зубчиком, наблюдая, как на ее лице настороженность сменяется на возбуждение. Когда молния доходит до конца, ее куртка распахивается, обнажая обе груди. Эта женщина явно не любит нижнее белье. Возможно, я самый счастливый мужчина на земле.
Ее соски уже твердые, заостренные, розовые и чертовски великолепные.
— Я их обожаю. — Я провожу по ним большим пальцем, от одной груди к другой. — Мне нравится, как они реагируют на мои прикосновения. — Я наклоняюсь и дую на один из сосков, и тот становится еще тверже. Я шепчу: — И на мой язык, — и втягиваю сосок в рот.
Табби тихо вздыхает, и это доставляет мне огромное удовольствие.
Я не тороплюсь с ее грудью, нежно лаская ее, пощипывая и поглаживая сосок, который не занят моим языком, удерживая ее нижнюю часть тела на месте своим весом, перекинув одну ногу через нее. Руки Табби лежат над головой, вцепившись в подушку, а голова повернута в сторону.
Ее щеки всё еще окрашены в тот привлекательный, смущенный румянец, почти такой же рыжий, как и ее волосы.
Мне нравятся все эти противоречия. Нравится, что она носит сексуальные, откровенные наряды, у нее татуировки и пирсинг, она ругается как моряк и знает крав-магу, но один поцелуй может свести ее с ума. Мне нравится, что Табби умная, смелая и безжалостно независимая, но, когда она краснеет, я чувствую себя королем. Я люблю все ее острые грани и все ее мягкие, потаенные уголки, и если ты не будешь следить за собой, идиот, то столкнешься с гораздо более серьезной проблемой, чем эрекция!
Резко выдыхая, я отстраняюсь.
Табби поворачивает голову и изучает мое лицо большими темными глазами. Она шепчет: — Не сдерживайся, помнишь?
Боже правый. Она знает, что я чувствую. Я не могу решить, что хуже: испытывать эти чувства или провести всего одну ночь с женщиной, которая достаточно проницательна, чтобы их угадать.
Тяжело дыша, я опускаю лоб ей на грудь и закрываю глаза.
Я чувствую, как ее пальцы гладят мои волосы, и это чудесно. Успокаивает. Я прижимаюсь щекой к ее груди и слушаю бешеный стук ее сердца. Табби берет мое лицо в свои руки и заставляет меня посмотреть на нее.
— Расскажи мне, о чем ты задумался.