Взрыв.

— Вы…

— Я слышал это, — мрачно говорит Лохматый.

— Стрельба?

— Или взрывчатка. Какие-то заряды. Трудно сказать.

Еще тридцать секунд, а потом…

БАХ!

Пол вибрирует. Я громко вздыхаю.

Лохматый говорит тихо и быстро: — Опрокиньте стол. Он стальной, тяжелый, вам придется навалиться на него всем весом, чтобы перевернуть. Если сможете, то отодвиньте его на несколько футов влево, чтобы он стоял параллельно двери. Затем сядьте позади него и не поднимайтесь, пока я не скажу.

Я двигаюсь, не задумываясь. Вскакиваю на ноги, выбивая стул из-под себя, сжимаю руки на холодном краю стола и поднимаю его изо всех сил. Когда мои бицепсы не справляются, я низко приседаю, подставляю плечо под край стола и толкаю его.

Стол с грохотом опрокидывается.

Я вслепую тяну его за одну ножку влево, как было сказано, прикидывая, как далеко мне нужно потянуть его, чтобы поставить параллельно двери. Звук скрежета металла о цемент не заглушает следующий оглушительный грохот, от которого пол сотрясается так, что я чувствую это всем телом. Я быстро опускаюсь на колени за столом и слышу, как Лохматый бормочет ругательства.

— Бросайте оружие, — настаиваю я, от напряжения мой голос становится хриплым.

Его смех жесткий и короткий.

— Шанс, что это произойдет, ничтожен. Тот, кто войдет в эту дверь, получит полный живот свинца.

— Если вы будете сопротивляться, это только разозлит его! Просто сложите оружие и садитесь за этот гребаный стол…

БУМ!

После этого оглушительного взрыва происходит сразу несколько событий.

Дверь распахивается с грохотом. Поток горячего воздуха с такой силой врывается в комнату, что опрокидывает стол и сбивает меня с ног. Я ударяюсь о дальнюю стену. Из моих легких резко вырывается воздух. В правом плече что-то хрустит, и я чувствую жгучую боль. Вспышка света, короткая, но яркая, освещает комнату ровно настолько, чтобы я успела увидеть, как Лохматого сбивают с ног и отбрасывают назад, пока он не врезается в стену. Его голова с тошнотворным стуком ударяется о бетон.

Он безвольно сползает на пол, где остается лежать неподвижно.

Всё приобретает сюрреалистичные черты сна.

Звуки приглушены, как будто я нахожусь под водой. Мутное красное свечение пронизывает задымленный воздух. Свет движется странными зигзагообразными линиями, то в одну сторону, то в другую. Я переворачиваюсь на бок, придерживая руку, которая висит под неестественным углом, и пытаюсь восстановить равновесие. Я подтягиваю ноги и с трудом поднимаюсь.

В дверном проеме толпятся внушительные фигуры, облаченные в черную боевую экипировку. Ботинки, штаны, куртки, перчатки. Черные шлемы закрывают их лица, отражая слабый зеленый свет.

Приборы ночного видения, — думаю я, и в то же время понимаю, что это за странный красный свет.

У каждой фигуры в черном в руках винтовка с тактической инфракрасной подсветкой, установленной на стволе. Пять маленьких красных точек приземляются в центре моей груди и сердито извиваются там, как осиное гнездо.

Бесстрастный мужской голос, звучащий очень далеко, произносит: — Цель достигнута.

Люди в черном врываются в комнату, чтобы забрать меня.

Коннор

Я расхаживаю взад-вперед по кабинету Миранды, оставляя следы на ее дорогом турецком ковре.

В другом конце большой комнаты, перед стеной из сверкающих окон, Миранда сидит за своим внушительным дубовым столом. Царственная. Молчаливая. Настороженная. Ладони прижаты к полированному дереву.

Ее руки и тело неподвижны. Она не выказывает никаких признаков стресса.

Вот откуда я знаю, что она виновна. Ни один нормальный человек, оказавшийся в комнате, полной вооруженных людей, один из которых ведет себя как медведь, которого рано разбудили после зимней спячки, не должен быть таким спокойным.

Четверняшки стоят позади меня, по бокам от двери, как и в той комнате, где я очнулся. Они напряжены и держат оружие наготове. Похоже, это их обычное состояние.

Даунс стоит сбоку от стола Миранды, засунув руки в карманы плаща, и смотрит в окно. В противовес ее настороженному молчанию, он насвистывает веселую мелодию, покачиваясь на каблуках и наслаждаясь видом.

— Мое любимое время суток, — задумчиво произносит он, глядя в окно на бледный, сверкающий голубой купол неба. — Я заметил, что утром можно сделать так много. А вы?

— Я ночная сова, — решительно говорит Миранда.

Даунс бросает на нее встревоженный взгляд.

— Как моя бывшая жена. Хм.

Затем, пожав плечами, он возвращается к окну, смотрит и насвистывает.

После долгого, неловкого молчания, во время которого слышны только мои шаги по полу и веселое посвистывание Даунса, Миранда говорит с легким раздражением: — Я уже поговорила с вашими коллегами, агент Даунс. И рассказала им все, что знала.

Свист прекращается.

— Заместитель директора Даунс, — говорит он, глядя на нее свысока.

На лице Миранды написано отвращение, как у человека, который за ужином съел испорченный моллюск, но из вежливости не выплюнул его обратно на тарелку.

— Прошу прощения. Я никогда не была приверженкой титулов.

Снова тишина, если не считать моих шагов. Проходит еще мгновение, прежде чем Миранда, раздраженная, умоляет: — Коннор, пожалуйста, присядь.

Даунс улыбается, и его любезное поведение возвращается.

— О, он просто выпускает пар. Из-за того, что его подругу взяли под стражу. Уверен, вы понимаете.

Миранда ерзает на стуле и смотрит в какую-то неподвижную точку над моим левым плечом.

— Да. Хорошо. Я уверена, что это очень сложно. Никому не нравится быть застигнутым врасплох кем-то, кого они считают другом.

Мы с Даунсом переглядываемся. Я уже изложил ему свою теорию, и он разрешил мне присутствовать на допросе при условии, что я не буду вмешиваться.

Однако он ничего не сказал о том, чтобы не ходить взад-вперед. Так что я хожу туда-сюда.

Честно говоря, это единственное, что удерживает меня от того, чтобы разнести эту комнату в клочья голыми руками.

— Не могли бы вы уделить нам минутку, мисс Лоусон? Я знаю, что вы уже проходили через это, но, пожалуйста, расскажите мне всё, что знаете, о Сёрене Киллгаарде.

Мышца под левым глазом Миранды дергается.

— На самом деле почти ничего. Только то, что я узнала в ходе этого расследования. Я впервые услышала об этом человеке всего несколько недель назад.

Даунс улыбается своей фирменной, «мы здесь все свои», абсолютно не вызывающей доверия улыбкой следователя.

— Понятно. Говорите всё, что приходит вам в голову. Я пытаюсь составить более полную картину. Все вспоминают разные вещи, но, когда вы собираете их все вместе, пазл, так сказать, начинает складываться. Всё, что вы вспомните, будет полезно.

Губы Миранды сжимаются, но затем, кажется, она заставляет себя расслабить их и придать им нейтральную форму.

— Давайте посмотрим. Что ж, он явно эксперт в компьютерном взломе.

Даунс посмеивается, как любящий дядюшка.

— Это еще мягко сказано!

Миранда неуверенно улыбается ему.

— И, судя по его требованиям и другим сообщениям, я бы сказала, что он довольно хорошо говорит. Интеллигентный, несомненно. Образованный.

Даунс кивает, дружелюбно говоря да, угу, это точно, но в то же время он медленно обходит вокруг ее стола, чтобы лучше видеть выражение ее лица, когда она говорит.

Мой взгляд тоже прикован к ее лицу, я поворачиваюсь и шагаю налево.

— Какова была ваша реакция, когда вы получили его первое требование денег?

— Честно говоря, я запаниковала. Я сразу же позвонила Коннору, потому что решила, что это заслуживает тщательного расследования. Я видела, что случилось с Sony, когда их взломали. — Она вздрагивает. — Я хотела избежать этого.

— И что же нашел Коннор?

Когда она смотрит на меня, словно ожидая подтверждения того, что я мог ему сказать, Даунс говорит: — К сожалению, он сейчас слишком расстроен, чтобы сообщить что-то полезное.