Когда она обернулась, меня словно ударило током. Её глаза – большие, испуганные, но такие глубокие, такие выразительные – смотрели на меня с удивлением и... благодарностью? В них читалась история – история женщины, которая давно не получала поддержки, не чувствовала себя защищённой.

Я придержал её за талию, помогая восстановить равновесие, и почувствовал, как она напряглась от прикосновения. Не от страха – нет, это было что-то другое. Что-то похожее на удивление, словно она отвыкла от подобных контактов.

Румянец залил её щёки, когда она попыталась высвободиться из моих рук.

— Я... да... простите, — её голос звучал мягко. — Я просто не разобралась с управлением…

— Ничего страшного, — поставил её на ноги, но руку с талии не спешил убирать, словно боялся, что она снова потеряет равновесие. Чувствовал её лёгкую дрожь под моими пальцами. — У всех когда-то был первый день в зале. Меня зовут Александр, и если позволите, я бы помог вам с первой тренировкой.

— Не хочу вас отвлекать, — она смущённо одёрнула футболку, и этот простой жест вызвал во мне волну нежности. Сколько же неуверенности в этой красивой женщине. Сколько страха показаться неуместной.

— Для спасённых принцесс у меня всегда найдётся время, — сказал я с улыбкой и подмигнул, пытаясь разрядить обстановку. Обычно такой лёгкий флирт помогал новичкам расслабиться, не воспринимать тренировку как испытание.

Потом мы разговорились.

— Я хочу... измениться, — сказала она, нервно перебирая пальцами ремешок сумки. — Мне надо привести себя в форму.

Я заметил что-то необычное в её взгляде... какая-то затаённая искра... Я увидел, что за фасадом покорной, неуверенной в себе женщины скрывается нечто большее. Сила, которую она сама не осознавала. Характер, загнанный глубоко внутрь. Личность, ждущая своего освобождения.

— С чего хотите начать? — спросил я, стараясь говорить уверенно и профессионально, хотя внутри уже разгоралось странное желание увидеть, какой эта женщина может быть на самом деле. Настоящая, свободная от чужих ожиданий.

— Я... не знаю, — она растерянно огляделась. — Что обычно делают женщины в моём... возрасте?

"В моём возрасте" — она произнесла это так, словно ей было не сорок с небольшим, а глубоко за семьдесят. Словно жизнь для неё уже заканчивалась, а не была в самом разгаре.

— Возраст — это просто цифра, — ответил я, и впервые увидел в её глазах проблеск интереса. — Давайте для начала определим ваши цели, проведём тестирование физической формы, а потом составим индивидуальную программу.

Она согласилась, и мы договорились о расписании тренировок.

Грохот металлической двери выдёргивает меня из воспоминаний. Завтрак. Миска овсянки, больше напоминающая клейстер, и кружка чая, такого слабого, что его с трудом можно назвать чаем.

— Баринов, к следователю! — охранник стоит в дверях, лицо непроницаемое.

Поднимаюсь, стараясь не показывать волнения. Ещё один допрос? Или новые обвинения? От неизвестности внутри всё сжимается, но я не подаю вида. Здесь нельзя показывать слабость.

В коридоре холодно. Шаги эхом отдаются от стен, создавая зловещую какофонию звуков. Я иду, выпрямив спину, глядя прямо перед собой. В коридоре холодно.

Пытаюсь думать о Мире, но мысли каждый раз сворачивают в темную сторону. А что, если она поверила? Что, если она действительно думает, что я способен на такое — избить человека до полусмерти, подставить её, разрушить её жизнь? От этой мысли внутри всё скручивается от боли и злости.

Нет, я не могу, не хочу верить, что она могла так обо мне подумать. Не после всего, что было между нами. Не после всех этих месяцев, когда я видел её насквозь, когда я поддерживал её, когда...

Но червь сомнения уже грызёт изнутри. Может, я ошибался? Может, и она такая же, как моя бывшая — видит во мне только удобную функцию? Тренер, помощник, жилетка для слёз... Но когда приходит настоящая проверка на доверие — отворачивается?

Эти мысли ядовиты, они разъедают душу. Но я не могу их остановить. Четыре стены давят, одиночество душит, а неизвестность сводит с ума. Я злюсь на неё за сомнения, а потом ненавижу себя за эту злость.

И всё же где-то глубоко внутри теплится надежда. Надежда, что я ошибаюсь. Что Мира борется за меня там, снаружи. Что она верит в мою невиновность больше, чем я сейчас верю в её веру.

С каждой тренировкой Мирослава менялась. Сначала это были едва заметные сдвиги — чуть решительнее взгляд, чуть увереннее походка. Потом изменения стали очевиднее. Она начала высказывать предпочтения относительно упражнений, спрашивать, почему мы делаем именно так, а не иначе. А однажды даже поспорила со мной насчёт программы тренировок.

Это был переломный момент. Я увидел, как в её глазах вспыхнул огонь — тот самый, который почувствовал с первой встречи. Она вдруг забыла о своих комплексах, о своей неуверенности, и просто высказала то, что думала. Открыто, прямо, без извинений.

Отлично! Лёд тронулся.

А потом она осеклась, словно испугавшись собственной смелости:

— Простите, я не должна была...

— Напротив, — я улыбнулся. — Вы абсолютно правы. Ваше тело, ваши тренировки. Я здесь, чтобы помогать, а не диктовать.

И что-то изменилось между нами в тот момент. Появилось доверие. Не просто профессиональное "тренер-клиент", а что-то более глубокое. Человеческое.

Я чувствовал, как она всё больше раскрывается. Делится мыслями, рассказывает о своей жизни — иногда прямо, чаще намёками, в которых сквозит грусть и неудовлетворённость.

И с каждым её рассказом я всё яснее видел картину — сильная, умная, талантливая женщина, запертая в клетке чужих ожиданий. Женщина, которую угнетают, которую не ценят, чью душу медленно, но верно гасят.

А ещё я видел, как она преображается. Не сколько внешне — Мирослава от природы красива. Но внутренне. Как будто заново училась доверять себе, своим ощущениям, своим желаниям.

И я влюблялся в неё. Каждый день, каждую тренировку — всё сильнее и отчаяннее.

— Баринов, — следователь смотрит на меня усталыми глазами. — У нас появились новые обстоятельства в вашем деле.

Стараюсь сохранять невозмутимость, хотя внутри всё переворачивается. "Новые обстоятельства" могут означать что угодно — от новых обвинений до... возможно, доказательств моей невиновности?

— Вы знакомы со Станиславом Карповым? — следователь подвигает ко мне фотографию.

Всматриваюсь в лицо на снимке.

— Видел один раз, — отвечаю осторожно. — Но лично не знаком.

Следователь кивает, делает пометку в блокноте.

— А это вам что-нибудь говорит? — он показывает другую фотографию — какой-то склад или подсобное помещение, две бейсбольные биты, испачканные тем, что выглядит как кровь.

— Ничего, — качаю головой. — Первый раз вижу.

Он смотрит на меня долгим, изучающим взглядом. Словно пытается прочитать мысли. Я выдерживаю этот взгляд, не отводя глаз. Мне нечего скрывать.

— Хорошо, — он собирает фотографии. — Вернётесь в камеру. Но будьте готовы к новому допросу в ближайшее время.

Меня вновь ведут по коридорам. В голове крутятся вопросы. Что всё это значит? При чём тут этот Станислав? Как Мира? Что она сейчас делает?

Тоска по ней накрывает с новой силой.

Вспоминаю наши встречи. Всегда случайные, всегда «дружеские». Я не позволял себе большего, зная, что она замужем. Но дело было не только в её семейном положении.

После моего развода что-то сломалось во мне. Каждый раз, когда начинал кому-то доверять, внутренний голос предупреждал: "Помнишь, чем всё закончилось в прошлый раз?" Брака с женщиной, которая, как выяснилось, выбрала меня исключительно из-за моего банковского счёта.

"Я влюбилась в твою душу, а не в деньги," — как часто она это повторяла? А потом ушла к более обеспеченному мужчине, забрав сына.