Он берёт мою руку и подносит к губам. Поцелуй — формальный, вежливый, но в нём чувствуется что-то большее, чем просто деловая галантность.

— Обещаю, — киваю, сама не зная, чего от него ожидать.

Выхожу из машины с тяжёлым сердцем. Сначала Гордей, теперь Станислав. Каждый проявляет внимание, каждый кажется искренним.

Но кому верить?

Мира

Дом встречает меня непривычной тишиной. Обычно в это время уже слышен бубнеж телевизора из комнаты свекрови или голос Гордея, разговаривающего по телефону. Но сейчас — ни звука.

— Гордей? — зову я, скидывая туфли в прихожей. — Регина Петровна?

Из кухни выглядывает Анна, сиделка:

— Регина Петровна спит, приняла лекарства. А Гордей Григорьевич... — она делает паузу, — его нет дома.

— Как нет? — чувствую, как внутри всё холодеет. — Куда он ушёл?

— Не знаю, — Анна разводит руками. — Сказал, что пройдётся немного, проветрится. Это было часа три назад.

Три часа? Человек с амнезией, который не помнит последних десяти лет, бродит где-то по городу, который за это время изменился до неузнаваемости?

— Он взял телефон? — лихорадочно ищу в сумке свой мобильный.

— Не знаю, — Анна пожимает плечами.

Набираю номер — действительно, звонит где-то в гостиной. Меня накрывает волна тревоги. Что если он заблудился? Что если память совсем отшибло, и он даже не помнит, кто он? Или попал под машину, или...

Пытаюсь себя успокоить. Гордей — взрослый мужчина, не ребёнок. Справится как-нибудь.

Но в памяти всплывает его растерянный взгляд, когда он увидел новый торговый центр на месте старого универмага.

"Когда его успели построить?" — спросил он с искренним удивлением.

Поднимаюсь в свою комнату, переодеваюсь, пытаюсь сосредоточиться на документах, но не могу. Мысли всё время возвращаются к Гордею.

Стараюсь понять, что именно меня беспокоит. То, что с ним что-то случилось? Или то, что я сама не знаю, как к нему относиться?

Раньше всё было просто — он предатель, манипулятор, лжец. Мои чувства к нему были понятны — боль, обида, желание справедливости. Но теперь, когда он смотрит на меня глазами того молодого Гордея, которого я любила...

Звук открывающейся двери прерывает мои размышления. Спускаюсь вниз.

В прихожей — Гордей. Немного растрепанный, с покрасневшими глазами.

— Где ты был?

— Просто пошёл прогуляться, — устало снимает куртку. — Так странно... всё так изменилось в нашем районе. Новый торговый центр, эти высотки на месте старого рынка... Словно в другой город попал.

Делаю шаг ближе, и тут же отшатываюсь — от него явственно пахнет алкоголем.

— Гордей, ты что, пил? Тебе же врач строго запретил алкоголь после травмы!

Он отводит взгляд, проводит рукой по волосам — жест, такой знакомый с юности:

— Да, знаю... Просто... мне нужно было как-то расслабиться. Тяжело всё это, понимаешь? Такое чувство, будто часть жизни прошла мимо меня. — Он смотрит прямо на меня, глаза влажно блестят. — Это правда, Мир? Я действительно забыл десять лет? И... это правда, что я тебе изменил?

— Да, Гордей. Это правда.

Он закрывает лицо руками, плечи опускаются:

— Не могу в это поверить. Как я мог так поступить? С тобой? — голос срывается. — Ты... ты самое лучшее, что было в моей жизни, Мирослава.

Он впервые за много лет называет меня полным именем, без уменьшительных форм. И от этого почему-то становится ещё больнее.

— Какой же я ублюдок, — качает головой. — Что со мной стало? В какого монстра я превратился?

Он поднимает на меня взгляд, и я вижу в нём настоящее отчаяние:

— Я не понимаю… Не могу принять. Себя такого — подонка из будущего. Скажи, почему? Ты же такая... такая удивительная женщина. Умная, красивая. — Он делает шаг ко мне. — Как я мог настолько не ценить то, что имел?

Я молчу. Что я могу сказать? Что власть и деньги меняют людей? Что большинство мужчин не способны хранить верность?

— Самое мучительное то, что я не помню! Я не помню. Не помню свои измены, не помню, как предавал тебя. Но мне так... так стыдно. Будто это был какой-то другой человек, а мне приходится нести ответственность за его поступки.

Он отворачивается, машинально берёт с полки фотографию — нас двоих на фоне океана, счастливых, загорелых. Наш медовый месяц.

— Я всё испортил, да? Непоправимо? — он качает головой. — Некоторые вещи нельзя простить. И не нужно. Ты заслуживаешь лучшего. Всего самого лучшего. А я должен ответить за измену, за свои ошибки перед тобой… Я не буду ничего отрицать, я сделаю всё, что ты мне скажешь. Потому что я тебя очень сильно люблю…

Он ставит фотографию на место, проводит пальцами по рамке, словно прощаясь:

— Зачем вообще такая жизнь? — произносит он так тихо, что я едва слышу. — Если себя ненавидишь.

Что-то в его тоне заставляет меня похолодеть. Это не манипуляция, не игра на жалость. В его словах — глубина отчаяния человека, который вдруг узнал, что стал тем, кого сам презирает.

Он медленно поворачивается, словно собираясь уйти в свою комнату.

— Гордей, — окликаю его. Не знаю, что сказать…

Он останавливается, но не оборачивается:

— Всё в порядке, Мира. Я всё понимаю.

Делаю шаг вперёд, осторожно прикасаюсь к его плечу. Он вздрагивает, но не отстраняется. Медленно разворачиваю его к себе и обнимаю.

Сначала он стоит неподвижно, как статуя. Потом его руки неуверенно поднимаются, обхватывают меня. И вдруг — его тело содрогается от беззвучных рыданий.

Не знаю, что ему сказать. Но чувствую — ему нужна поддержка.

***

Ночью выхожу на веранду, кутаюсь в тёплый плед. Над головой — россыпь звёзд, таких далёких и равнодушных. Вдыхаю прохладный воздух, пытаясь упорядочить мысли.

Гордей уснул — я дала ему снотворное, прописанное врачом. Он выглядел таким потерянным, таким разбитым. И таким... искренним.

Может, я ошибаюсь насчёт него? Может, амнезия действительно вернула того Гордея, которого я когда-то полюбила? И он был не так плох…

Телефон вибрирует в кармане халата. Станислав. В такой поздний час?

— Слушаю…

— Мирослава Андреевна, прошу прощения за поздний звонок, — произносит с волнением. — Но у меня есть информация, которая не может ждать.

— Что случилось?

— Это касается вашего... знакомого. Александра Баринова.

При звуке этого имени что-то внутри меня отзывается теплом. Каким далёким теперь кажется тот вечер в театре, когда мы сидели в кафе и так легко разговаривали.

— Что с ним? — спрашиваю, стараясь сохранить твёрдость в тоне.

— Помните, я говорил, что проверю его? — Станислав делает паузу. — У меня есть информация, которая не совпадает с тем, что вы о нём знаете.

— В каком смысле?

— Он не просто тренер, Мирослава Андреевна. Александр Баринов — успешный бизнесмен, владелец самой большой элитной сети спортивных залов в городе, а также сети магазинов спортивного питания. У него приличное состояние, коллекция спортивных машин. Ferrari, о котором он говорил — это не аренда. Это его собственная машина.

Холодок пробегает по спине:

— Вы уверены?

— Абсолютно. Я проверил все документы, прогнал через наших знакомых в налоговой. Кроме того... — он снова делает паузу, и я почти физически ощущаю, как он подбирает слова, — есть некоторые... слухи о его прошлом. Говорят, он был связан с какой-то бандитской группировкой.

— Это смешно, — я пытаюсь рассмеяться, но выходит неубедительно. — Он... он совсем не похож на бандита.

— Мирослава Андреевна, — голос Станислав становится мягче, заботливее, — я понимаю, что это неприятно слышать. Но в вашей ситуации... Подумайте сами — зачем успешному бизнесмену притворяться простым тренером? Зачем скрывать своё состояние? Не кажется ли вам, что у него могут быть какие-то... мотивы?