Гордей в последние дни будто с цепи сорвался. Караулит возле офиса, несмотря на запрет приближаться. Вчера снова стоял с букетом — огромной корзиной белых роз. Такие, он дарил мне лет десять назад.

— Мирочка, я всё осознал. Я изменился. Дай мне ещё один шанс, — его глаза, такие знакомые, смотрели с мольбой.

— Ну да! Осознал, как только практически остался без денег и работы!

— Да ладно тебе, перестань… Всё не так… Просто, я правда соскучился. Без тебя всё не то стало. Я как какой-то полудохлый карась и меня несёт по течению.

Он сделал ещё один шаг и опустился передо мной на колено.

Я проигнорировал его жест и ушла.

Во мне — ни отклика. Будто из сердца вынули какую-то важную деталь, без которой механизм по имени «любовь к Гордею» просто не работает.

Но что-то всё равно шевелится внутри — то ли привычка, то ли эхо прежнего чувства.

Яра говорит, что это нормально.

— Жертве сложно оторваться от своего агрессора, — повторяет она. — Вначале будет ломать. Как наркотическая ломка — ты привыкла к определённым отношениям, к позиции жертвы. Часть тебя хочет вернуться в эту зону комфорта, даже понимая, что она токсична.

Возможно, она права. Двадцать лет — это слишком долго, чтобы оборвать все ниточки одним решительным движением.

Телефон снова оживает в руке. Неизвестный номер. Хочу сбросить, но что-то останавливает. А вдруг что-то с Кариной? После нашего последнего разговора она не объявлялась, но Вика говорила, что дочь всё же позвонила ей насчёт работы.

— Слушаю! — отвечаю, придав голосу деловой тон.

— Здравствуйте, — незнакомый мужской голос, официальный, с ноткой напряжения. — Ваш муж — Демидов Гордей Станиславович?

Что-то сжимается внутри. Так обычно начинаются недобрые известия.

— Да, пока ещё мой, — отвечаю, чувствуя, как пересыхает во рту. — В чём дело?

— Третья городская больница. На вашего мужа совершено нападение. Он без сознания. Вы могли бы приехать?

Земля уходит из-под ног.

Одно дело — хотеть справедливости, развода, даже мести. И совсем другое — узнать, что человек, с которым прожил половину жизни, лежит без сознания после нападения…

— Что... что случилось? — слова царапают горло.

— При поступлении множественные травмы, предположительно нанесённые тупым предметом. Подробности при встрече.

— Он живой?!

— Пока да.

Бросаю трубку, ищу сумку. Руки трясутся так, что не могу застегнуть молнию на сапоге. В голове пульсирует мысль: «Развод — да. Суд — да. Но не так. Не смерть!».

***

Больничные коридоры. Медсестра провожает меня к палате, но войти не успеваю — навстречу выходит высокий мужчина в штатском.

— Мирослава Андреевна? — в его взгляде цепкость профессионала. — Капитан Носов, следственный отдел. Нам нужно поговорить.

В небольшом кабинете он включает видео на планшете:

— Это запись с камеры наблюдения. Нападение на вашего мужа произошло вчера около 23:40 на парковке возле ресторана “Брауни”.

На экране — тёмная парковка, Гордей идёт к своей машине. Из-за соседнего фургона выходят трое в тёмной одежде и масках. Быстрый, резкий разговор — не разобрать слов. Гордей отрицательно качает головой, пытается уйти. Один из нападавших делает выпад, второй замахивается чем-то похожим на биту.

Отворачиваюсь, закрыв глаза рукой:

— Я не могу на это смотреть.

Он выключает запись:

— Понимаю. Но нам нужна ваша помощь. Были ли у вашего мужа какие-то проблемы в бизнесе? Долги? Конфликты?

— Мы... в процессе развода, — произношу осторожно. — Я недавно возглавила компанию вместо него. Но никаких серьёзных проблем не обнаружила. Гордей что-то говорил о конкурентах, но конкретики никогда не сообщал.

— И всё же вы отстранили его от управления компанией? — в голосе следователя появляются новые нотки. — По какой причине?

Понимаю, что каждое моё слово сейчас на вес золота. Я под подозрением — разумеется. Жена, затеявшая развод, отобравшая бизнес, и тут же — нападение на мужа.

— По причине нецелевого использования средств компании, — отвечаю ровно. — Все документы были предоставлены совету акционеров. Копии есть у моего адвоката.

— Понятно, — кивает капитан. — И ещё кое-что... Не покидайте город в ближайшее время. Мы можем вызвать вас для дачи дополнительных показаний.

В его взгляде читаю невысказанное подозрение.

Конечно. Избитый муж — и жена…

Которая имеет все мотивы желать ему зла.

***

Гордей в реанимации похож на восковую фигуру.

Трубки, датчики, писк аппаратуры. Лицо — один сплошной кровоподтёк, глаз не открыть. Левая рука в гипсе.

Медсестра проверяет показания приборов:

— Стабилен, но в коме. Сильное сотрясение мозга, возможно повреждение внутренних органов. Врач будет через полчаса, сможете поговорить.

Остаюсь наедине с человеком, которого недавно ненавидела всей душой. Теперь... что я чувствую? Жалость? Сострадание?

Или просто шок от того, что кто-то воплотил в жизнь тёмные фантазии мести, которые иногда мелькали в моей голове?

Сижу рядом, наблюдая за ровным подъёмом и опусканием его груди. Вспоминаю наши первые годы вместе.

Его улыбка, тепло его рук, слова любви. Когда всё изменилось? Когда искренность сменилась фальшью, а забота — контролем? Или это всегда было фальшивкой, просто я не хотела видеть? Я уже не знаю…

Выхожу из палаты на автомате и сразу набираю номер адвоката. Гудки кажутся бесконечными.

— Михаил Семёнович, это Мирослава Демидова. Мне срочно нужна ваша консультация. На Гордея совершено нападение, и я чувствую, что полиция видит во мне главную подозреваемую.

— Буду ждать вас через час в офисе, — отвечает он без лишних вопросов.

— Ситуация не самая приятная, — Михаил Семёнович постукивает ручкой по столу. — Сейчас вы — главная подозреваемая...

— Ситуация не самая приятная, — Михаил Семёнович постукивает ручкой по столу. — Сейчас вы — главный подозреваемый.

Мотив, возможность, финансовая выгода — всё против вас.

— Но я не...

— Я знаю, — он поднимает ладонь. — Поэтому советую: регулярно навещайте мужа в больнице. Будьте на виду у персонала, проявляйте заботу. Не давайте почвы для лишних разговоров.

— Вы хотите, чтобы я притворялась любящей женой? — внутри вскипает возмущение.

— Я хочу, чтобы вы не оказались главной подозреваемой в деле о покушении на убийство, — его взгляд становится жёстким. — Поверьте, если они копнут глубже и найдут ваши разговоры с детективом, которого вы нанимали следить за мужем, ситуация ухудшится.

Он прав, конечно. Как ни противно это признавать.

***

Через три дня приходит сообщение от лечащего врача: «Пациент пришёл в сознание».

Еду в больницу, не зная, что чувствую — облегчение или тревогу. Что скажет Гордей? Видел ли он нападавших? Может, это действительно связано с бизнесом? Может он и, правда, не лгал мне об опасности тогда?

В палате меня встречает медсестра:

— О, как хорошо, что вы пришли! У него от радости сразу пульс улучшился, когда сказали, что жена едет. Вот что значит близкий человек! — она поправляет капельницу.

Гордей лежит с полуоткрытыми глазами. Большая часть отёков спала, но лицо всё ещё покрыто синяками и ссадинами. Увидев меня, он слабо улыбается:

— Мироня... моя булочка... — голос хриплый, еле слышный. — Ты пришла...

Замираю на месте.

Булочка?

Он не называл меня так лет пятнадцать, не меньше. Так он называл меня только в самом начале наших отношений.

— Гордей, — осторожно подхожу к кровати. — Как ты себя чувствуешь?

— Как будто по мне поезд проехал, — он пытается пошевелиться и морщится от боли. — Что произошло? Врачи говорят — какое-то нападение? Не помню ничего. О, ты что, причёску изменила? Тебе идёт, моя красотка…

Чего? Красотка?