Владимир Викторович кивнул с совершенно невозмутимым выражением лица, словно я заказывала не слежку за мужем, а консультацию по уплате налогов. В его глазах не было ни тени осуждения, ни капли жалости — только спокойное профессиональное внимание. И за это я была ему благодарна.

— И что именно вы хотели бы узнать? — он ждал, поглядывая на меня поверх очков.

По спине пробежал холодок. Что я хочу узнать? Правду. Всю, до последней капли. Даже если она разобьёт вдребезги те осколки уважения к собственному браку, которые ещё остались.

— Всё, — я выпрямила спину и расправила плечи, чувствуя прилив решимости. Я снова напоминала себе, что теперь Мира — не та серая мышка, которая двадцать лет боялась собственной тени. — Где живёт, с кем, откуда берёт деньги. А главное — какие операции проводит с нашим общим бизнесом. Есть подозрения, что он... выводит активы.

Детектив что-то набросал в блокноте — не слова, а какие-то символы, похожие на стенографию.

— Это мы сможем выяснить, — он сделал ещё одну пометку. — Сроки?

— Чем быстрее, тем лучше, — я отпила кофе, но не почувствовала вкуса. Внезапно пришло осознание необратимости происходящего: после этого разговора пути назад уже не будет. Как только я узнаю правду — моя жизнь разделится на "до" и "после".

Владимир Викторович заговорил о технических деталях — о методах наблюдения, о возможных сложностях, о системе отчётности...

Потом назвал сумму гонорара, и я даже не моргнула. Ещё месяц назад меня бы передёрнуло от мысли о таких тратах. Но сейчас я чувствовала странное, почти садистское удовлетворение от того, что трачу наши общие деньги на поиски доказательств его предательства.

Мы обсудили все формальности, и он спрятал блокнот во внутренний карман пиджака. Но не спешил уходить. Вместо этого снял очки, протёр их микрофиброй и внимательно посмотрел мне в глаза:

— И последний момент, Мирослава Андреевна, — его голос стал мягче, почти отеческим. — Вы уверены, что готовы узнать правду? Какой бы она ни была?

Вопрос застал меня врасплох.

А ведь правда может оказаться ещё более болезненной, чем я себе представляю. Вдруг у Гордея не просто интрижка, а... вторая семья? Дети? Или ещё хуже — он вообще никуда не уезжал, живёт через два квартала и смеётся вместе с любовницей над моей наивностью? Что если все вокруг знают правду, и только я, как последняя дура...

Но что-то внутри — новое, окрепшее за последние недели, подсказывало: любая определённость лучше этого подвешенного состояния. Лучше смотреть в лицо самой страшной правде, чем жить в иллюзиях.

— Да, — в этот момент я поняла, что действительно готова. — Лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Я уже двадцать лет живу во лжи — хватит.

Последние слова вырвались сами собой, хотя я не планировала их произносить. Но они словно освободили что-то внутри — будто открылась давно запертая дверь, за которой скрывалась настоящая я.

Детектив одобрительно кивнул:

— Мирослава Андреевна, в моей практике встречаются разные клиенты. Многие, узнав горькую правду, срываются, плачут, обвиняют... иногда даже меня — за то, что принёс плохие вести. — Он улыбнулся краешком губ. — Но вы, мне кажется, из тех, кто использует правду как оружие, а не как повод для самобичевания. И это правильно.

Я поймала себя на мысли, что мне приятна эта оценка. Может, это и есть первый шаг к новой себе? Учиться принимать комплименты, даже если они касаются всего лишь моей стойкости в потенциально болезненной ситуации.

— Надеюсь, вы правы, — я протянула руку для прощального рукопожатия. — И... спасибо за понимание.

Детектив поднялся, аккуратно задвинув стул:

— На том и стоим, Мирослава Андреевна. Будем на связи.

В офисе компании деловая суета. Стрекот принтеров, приглушённые телефонные разговоры, быстрый перестук каблуков по полу холла. Только теперь я смотрела на всё это другими глазами.

За это непродолжительное время, пока Гордей “в командировке”, я быстро освоилась и привыкла к новым реалиям.

Раньше я проскальзывала в эти двери тенью, ощущая себя чужой, неуместной гостьей на празднике жизни.

«Супруга директора» — вот и вся моя роль.

Сегодня каждый шаг по направлению к лифтам был наполнен новым смыслом. Это уже не «компания Гордея», не «фирма мужа», а моё наследство. Моя ответственность. Моё право, которое мне передал мой отец. Здесь всё пропитано отцовской энергией — от философии бренда до мельчайших деталей дизайна интерьера. Он строил этот бизнес не для зятя-выскочки, а для меня.

Поднимаясь в лифте, я поймала своё отражение в зеркальной стенке. Всё еще не могу привыкнуть. Странное чувство — будто смотришь на кого-то другого. Эта женщина с прямой спиной и уверенным взглядом не могла быть мной, Мирославой, которая двадцать лет пряталась в тени своего мужа. Но это была я — новая версия меня. Ещё непривычная, ещё не до конца обжитая, как новое платье, которое нужно немного поносить, чтобы оно село по фигуре. Но определённо — я.

Дверь кабинета Станислава была приоткрыта. Я услышала обрывок телефонного разговора:

— ...документы готовы, нужна только подпись... Да, всё по схеме, которую вы одобрили... Конечно, проведём через ту же фирму-прокладку...

Я постучала костяшками пальцев по дверному косяку, и Станислав резко обернулся. На его лице промелькнуло выражение, которое я не могла точно определить.

Он или испугался или удивился.

— Мирослава Андреевна! — практически подскочил из-за стола, поспешно завершая звонок. — Рад вас видеть! Вы... — на мгновение запнулся, явно подбирая слова для комплимента, но решил ограничиться деловым тоном: — Документы по Астраханскому проекту готовы к рассмотрению.

Я присела в кожаное кресло напротив его стола — не на диванчик у стены, куда обычно усаживали жён и «нерабочих» посетителей, а именно в кресло для деловых партнёров. Сумочку положила не на пол, как раньше, а на стол — небольшой, но значимый жест доминирования территории. Мелочь, но Станислав заметил — я уловила, как дрогнула его бровь.

Разворачивая папку с документами, я ощутила странное спокойствие. Цифры, графики, аналитические выкладки — всё то, от чего раньше у меня начинала кружиться голова, от чего я малодушно отмахивалась: «Милый, ты лучше разбираешься, решай сам». А сейчас? Сейчас цифры складывались в чёткую, понятную картину — как детали мозаики, находящие свои места.

Я перелистывала страницы, анализируя поток информации, и с каждой минутой во мне крепла уверенность: я могу это. Могу понимать, управлять, принимать решения. Всегда могла — просто Гордей методично внушал мне обратное.

— А почему мы используем этого поставщика? — я указала пальцем на строчку в смете. — Их цены на 15% выше рыночных. И это при том, что мы закупаем у них большие объёмы, должна быть существенная скидка.

По его лицу пробежала тень растерянности — он явно не ожидал от меня подобных вопросов.

— Гордей Григорьевич настоял... — он неуверенно пожал плечами. — У них якобы лучшее качество. И долгосрочное партнёрство...

— Но вот анализ их последних поставок, — я достала из сумочки распечатку, которую подготовила заранее, разложив её веером перед ним. — Три случая серьёзного брака за последний квартал, систематические задержки с отгрузкой. Я проверила контракт — штрафные санкции за срыв сроков были включены, но ни разу не применялись. Странно, не находите?

Я сделала паузу, наблюдая, как Станислав изучает цифры, и его лицо постепенно меняется — от вежливого недоумения до искреннего интереса.

— А вот здесь, — я перелистнула страницу, — альтернативный поставщик. Посмотрите внимательно: качество на том же уровне, что подтверждается независимыми тестами, цены ниже на 22%, логистика лучше — у них четыре распределительных центра вместо одного. — Я постучала пальцем по таблице. — При наших объёмах это экономия около сорока миллионов в год.