Телефон разрывался от уведомлений — наверное, рабочая переписка по фонду. Но сейчас это подождёт. Сейчас главное — успеть всё приготовить.

— И ещё, — он уже стоял в дверях, безупречный в своём угольно-чёрном костюме. — Не забудь про дом. Хочу, чтобы каждая комната блестела. Люди ко мне придут с изысканным вкусом, замечают мельчайшие детали. У меня репутация всё-таки, нужно соответствовать.

Входная дверь хлопнула, оставляя меня наедине со списком дел, который рос в геометрической прогрессии.

Телефон снова завибрировал. На этот раз — видеозвонок от Гордея.

— Родная, чуть не забыл, — его лицо на экране казалось сосредоточенным. — К утке обязательно нужен соус из чернослива. Помнишь, как в том ресторане? И ещё...

Я слушала его указания, торопливо записывая в заметки. Каждое слово впитывала, как губка.

Когда-то я сама попыталась управлять компанией, но совершила самонадеянную ошибку.

Гордей был прав — женщине нужно другое. Её призвание — создавать уют, поддерживать мужа. Быть надёжным тылом.

К часу дня кухня напоминала поле боя. На разделочных досках громоздились горы овощей, в раковине высилась пирамида из грязной посуды, а я металась между плитой и столом, пытаясь одновременно следить за соусом и мариновать утку.

Очередной видеозвонок от Гордея застал меня за нарезкой зелени.

— Как дела, родная? — его кабинет на фоне, идеальный пробор, строгий галстук. Всё безупречно. Как всегда. — Утку уже замариновала?

— Да, милый, — я старалась убрать из кадра свой измазанный соусом фартук. — Всё по рецепту.

— А специи? Не переборщила? В прошлый раз...

В прошлый раз было слишком остро, я помню. Он тогда весь вечер морщился, запивая каждый кусок вином. Я потом неделю корила себя за невнимательность.

— Нет-нет, всё как надо. Чуть-чуть звездчатого аниса, щепотка корицы...

— Умница, — он улыбнулся, и внутри снова разлилось тепло. — А с десертом как?

Я покосилась на духовку, где уже час томилась меренга. Белоснежная, воздушная — если повезёт, не осядет. Взбивала долго, до мозолей на руке — миксер сломался на прошлой неделе, а новый купить всё руки не доходили.

— Всё под контролем.

— Точно? — в его голосе мелькнула тень сомнения. — Может, стоило заказать в кондитерской? Всё-таки гости серьёзные...

— Я справлюсь, — внутри что-то сжалось, но я постаралась улыбнуться. — Обещаю. Домашнее всегда вкуснее.

— Ну смотри. И не забудь про...

Связь прервалась — в нашем районе, живём за городом, вечно проблемы с интернетом. Я выдохнула, утирая пот со лба тыльной стороной ладони. На запястье осталась мучная полоска.

Время утекало, как вода сквозь пальцы. Соус для утки загустел слишком сильно — пришлось разбавлять бульоном. Чернослив разварился, превратившись в бесформенную массу.

Телефон вибрировал каждые полчаса: Гордей проверял каждую мелочь, давал указания, советовал. Контролировал. Заботился. Вот уж руководитель прирождённый. Настоящий мужчина.

Меренга всё-таки осела. Самую малость, но я-то вижу. Это будет первое, что заметит Гордей. У него наметанный глаз на несовершенства.

В четыре часа я наконец присела на табурет, разглядывая своё отражение в начищенной до блеска кастрюле. Растрёпанная, с пятном соуса на щеке, в застиранном фартуке. Не жена успешного бизнесмена — кухарка.

Надо привести себя в порядок, накраситься... Господи, голову помыть!

Щёлкнув краном, я в ужасе уставилась на сухую трубу.

Воды нет.

Вот просто нет — ни холодной, ни горячей!

Профилактика? Авария? Почему никто не предупредил?

Почему так не вовремя?!!

Телефон снова завибрировал.

— Милая, — Гордей был непривычно возбуждён. — Представляешь, к нам присоединится сам Георгий Павлович! Тот самый, из министерства. Накрой ещё на одного человека, ладно?

Георгий Павлович. Тот самый чиновник, от одного кивка которого зависят все лицензии. От которого... От которого...

В глазах потемнело. Шесть персон. Сервиз парадный всего на восемь, а две тарелки я разбила в прошлом месяце, когда... А, нет, можно же тот, с золотой каймой! Который на годовщину свадьбы.

Главное — не перепутать бокалы: для красного, для белого, для коньяка ...

— Милая? Ты меня слушаешь?

— Да-да, конечно! — спохватилась я, выныривая из паники. — Всё будет идеально.

— И ещё, — в его голосе появились строгие нотки. — Надень то синее платье. Знаешь, которое...

Синее платье. Обтягивающее, с глубоким вырезом на спине. Я купила его год назад, когда хотела записаться в спортзал.

А потом Гордей сказал, что это пустая трата времени:

"Кому ты там собралась что доказывать, в твоём-то возрасте?"

Платье с тех пор висело в шкафу, с биркой.

— Но я думала надеть…

— Синее, — отрезал он. — Оно эффектное. Пусть все видят, какая у меня жена.

В шкафу это "эффектное" платье казалось насмешкой.

Село слишком в обтяжку — не шевельнуться.

Вот тебе и домашние пироги и "фирменные" запеканки! Я втянула живот, разглядывая себя в зеркале.

На шее испарина, волосы противно липнут к коже. А воды всё нет.

В спальне разбросаны мои платья, юбки, блузки — гора текстильного отчаяния. Всё не то!

Синее издевательски поблёскивало пайетками.

"На размер меньше надо было брать, — вспомнился голос Гордея. — Это мотивирует".

А потом время сжалось в тугую пружину.

Щёлкали минуты, мелькали кастрюли, звенели бокалы — я словно смотрела на себя со стороны, как в замедленной съёмке. Вот я поправляю тяжёлую скатерть, разглаживаю каждую складочку. Расставляю приборы — вилки на расстоянии ровно двух пальцев от края, ножи лезвием к тарелке, как учила моя строгая свекровь.

"Именно так сервируют в приличных домах, Мирочка".

Без четверти семь. Господи, ещё столько всего... Бегу в спальню, на ходу сдирая фартук. В зеркале отражается взъерошенное существо с красными пятнами на щеках. Волосы предательски повисли сосульками — спасибо ещё, что догадалась купить сухой шампунь. Пшикаю им щедро, до белой пыли, яростно взбиваю пряди пальцами. Получается какое-то подобие чистоты. Кое-как собираю всё в строгий пучок, закалываю шпильками до боли в коже головы. Одна выскальзывает, колет шею — да чтоб её!

Шесть пятьдесят. Трясущимися руками натягиваю колготки — только бы не пошла стрелка. Втискиваюсь в синее платье, которое, кажется, стало ещё теснее за те полчаса, что провисело на плечиках.

Чувствую себя сарделькой в слишком тесной оболочке. Придирчиво оглядываю швы в зеркале — не треснули бы на заднице, когда буду наклоняться, чтобы поставить тарелки. В районе талии пайетки уже впиваются в кожу, но Гордей хотел именно это платье — значит, будет оно.

Шесть пятьдесят пять. На макияж остаются жалкие минуты. Пальцы не слушаются, тушь размазывается, оставляя чёрные точки на веках. Стираю их ватной палочкой, снова крашу ресницы — теперь более-менее. Помада ложится неровно, но это уже неважно — с кухни доносится писк таймера. Утка!

В шесть пятьдесят восемь входная дверь распахнулась с тем особым размахом, который появляется у Гордея после пары бокалов коньяка. Я в последний раз одёрнула платье, нацепила дежурную улыбку.

“Улыбаемся и машем!”, как говорит моя Каринка.

— Дорогая! — голос Гордея, уже слегка навеселе. — Встречай гостей!

В прихожую вплыло облако дорогого парфюма, табачного дыма и морозной свежести. Послышался смех, звяканье бутылок, шарканье ног по коврику.

— А вот и моя хозяюшка! — Гордей притянул меня к себе. От него пахло коньяком — видимо, уже начали дегустацию. — Господа, знакомьтесь — моя жена, Мирослава!

Я дежурно улыбнулась, разглядывая гостей.

Холёные, в дорогих костюмах, с печатью важности на лицах.

И он — Георгий Павлович, грузный мужчина с красными прожилками на щеках.