На улице моросил дождь. Я брела к метро, не замечая луж. Вся моя жизнь, как эти грязные потоки воды в водостоке. Сколько сил потрачено, сколько любви отдано — и всё впустую. Никому это не нужно.

Только детки из детского дома искренне радуются, когда я прихожу. Только в их глазах вижу настоящую благодарность — за новые книжки, за тёплые носки, за возможность съездить в театр... Они ценят простые вещи, умеют быть счастливыми от мелочей. Не то что моя дочь, которой даже квартира в центре Москвы кажется чем-то само собой разумеющимся.

Мира, настоящее

Захожу домой. Скидываю туфли у входа, массирую уставшие ступни.

Сегодняшний день выжал меня досуха — четыре часа на внеочередном собрании акционеров, десятки слайдов презентации, цифры, документы, доказательства. Голосование. И, наконец, победа.

Бросаю сумку на диван, расстёгиваю верхние пуговицы блузки. В воздухе висит странное ощущение — будто дышать стало легче. Выдохнула полной грудью, без оглядки.

Гордей сегодня буквально багровел на глазах у всего совета. Его лицо из надменно-снисходительного превратилось в перекошенную от ярости маску, когда я, слайд за слайдом, методично раскрывала каждую его махинацию.

«Уважаемые акционеры, обратите внимание на движение средств через данную компанию... Как видите, четыре с половиной миллиона долларов были выведены за три месяца... А вот документы на частную виллу, оформленную на подставное лицо, но оплаченную корпоративными деньгами...»

Станислав был великолепен — чётко отвечал на технические вопросы, подтверждал каждый факт, который я представляла. Идеальный тандем. А Александр... У меня теплеет внутри от воспоминания. Хотя он и не присутствовал на собрании, но вчера до поздней ночи помогал мне отшлифовать финальные детали презентации.

— Ты справишься, — повторял он. — Просто говори правду, она на твоей стороне.

И правда действительно оказалась сильнее лжи.

Члены совета проголосовали за мою кандидатуру практически единогласно. Даже те, кого Гордей считал «своими людьми». Видимо, никто не хотел связываться с мошенником.

Я ему пригрозила, что если он не даст мне развод на моих условиях, я подам соответствующее заявление в правоохранительные органы. И его посадят. Надолго посадят.

Сажусь на диван, откидываю голову назад. Впереди — бракоразводный процесс, раздел имущества, тягостные заседания. Но самое страшное позади.

Я больше не жертва. Не лохушка, которой все пользуются без спасибо.

Я — хозяйка своей жизни.

Пальцы скользят по экрану телефона, открывая фотографии из недавней поездки на Бали. Ярослава, такая яркая в своём шёлковом сари, с фруктовым коктейлем в руке. Я — в белом льняном платье, с непривычно загорелой кожей, на фоне закатного неба и океана. И Александр — в светлой рубашке, с легкой щетиной, которая так ему идёт.

Он был безупречен всю поездку. Держал дистанцию, был внимателен, но никогда не переходил грань. Мы много разговаривали, гуляли по берегу, вместе встречали рассветы. В его присутствии я чувствовала себя спокойно и защищённо, но не задавленной, не подконтрольной.

На Бали я наконец-то выспалась. Впервые за многие годы. Без тревожных снов, без подскакиваний среди ночи, без этого постоянного чувства, что я что-то не успела, что-то сделала не так.

Тренинг Ярославы «Новая Я» оказался откровением. Поначалу я скептически отнеслась к этой затее — «женские практики», «раскрытие внутренней богини», «поиск источника силы» казались мне эзотерической ерундой. Но уже на второй день что-то начало меняться.

Мы сидели кругом на пляже, первые лучи солнца только-только пробивались из-за горизонта, и Яра говорила простые, но пронзительные вещи:

«Женщина может дарить другим только то, что есть внутри неё самой. Нельзя черпать из пустого колодца. Если ты постоянно отдаёшь, но не наполняешься сама — ты иссыхаешь. И тогда даже твоя любовь становится тяжёлой, душной, давящей».

Эти слова застряли во мне, как заноза. Сколько лет я пыталась наполнить других — Гордея, Карину, свекровь, выворачиваясь наизнанку? Сколько лет считала, что моя ценность определяется только тем, насколько я полезна другим? Я искала любви за заслуги, я всегда считала, что любовь нужно заслужить.

«Нельзя по-настоящему любить других, если не любишь себя, — говорила Яра. — Потому что истинная любовь идёт от наполненности, а не от жертвенности. От такой жертвенной любви сбегают — она душит, высасывает жизнь. Она требует, ждёт благодарности, превращается в манипуляцию».

Где-то глубоко внутри я всегда знала эту истину, но годами заглушала её голос. Теперь она звучала в полную силу, и я слушала.

Встаю с дивана, иду на кухню. Пустой холодильник — я ещё не успела закупиться после отъезда. Яра осталась на Бали — говорит, проведёт ещё пару тренингов, а потом собирается в Индию. Вечный странник, вечный искатель.

И вот я — одна в огромном доме, который скоро выставлю на продажу.

Хочу начать с чистого листа. Уже присмотрела небольшой таунхаус в закрытом посёлке — уютный, светлый, без этого помпезного лоска, которым так гордился Гордей. Место, которое буду создавать по своему вкусу, для себя.

Тишина давит на уши непривычной плотностью. Раньше я мечтала хоть на час остаться в тишине — без указаний свекрови, без требований Гордея, без капризов Карины.

Решительно иду к музыкальному центру. Пора проверить, работает ли он ещё — я так давно не включала музыку. Копаюсь в древних CD, нахожу любимый альбом Эдит Пиаф. Нажимаю кнопку, и комнату заполняет её хриплый, надрывный голос.

Выкручиваю громкость почти на максимум. Никого не нужно спрашивать, не помешает ли музыка. Никаких «ты не могла бы потише, я работаю» или «выключи эту пошлость, у нас приличный дом».

Из бара достаю бутылку с янтарной жидкостью — пробная партия нового коньяка с нашего завода. Рабочее название — «Возрождение». Символично.

Наливаю в бокал, принюхиваюсь — терпкий аромат с нотками дуба, ванили. Делаю глоток и тут же задыхаюсь — крепко!

Я никогда не пила ничего крепче вина.

Но это моя продукция. Мне нужно в ней разбираться. Делаю ещё глоток, медленнее, позволяя жидкости задержаться на языке. Теперь чувствую богатый букет вкусов, и финальное согревающее тепло, разливающееся по горлу.

Устраиваюсь в кресле, вытягиваю ноги. Эдит поёт «Non, je ne regrette rien» — «Нет, я ни о чем не жалею». Подпеваю — сначала тихо, потом громче. У меня неплохой голос, но я годами молчала, потому что Гордей однажды сказал:

— Милая, ты лучше слушай, чем пой.

В какой-то момент обнаруживаю, что танцую — кружусь по гостиной, взмахивая руками. Как в юности, когда мы с Ярой убегали на дискотеки из интерната. Тело помнит эту свободу, эту лёгкость, хотя ум давно забыл.

Мне не грустно. Странно, но нет.

Есть какая-то светлая печаль — как бывает осенью, когда провожаешь взглядом падающие листья. Не отчаяние, а принятие. Осознание того, что всё в этом мире циклично.

Что-то уходит, чтобы освободить место новому.

Резкий звонок в дверь врывается в музыку, нарушая мой импровизированный танец. Кто бы это мог быть? Я никого не жду. Возможно, курьер с теми книгами, которые я заказала?

Открываю дверь и замираю.

На пороге — Карина.

Моя дочь, которую я не видела... сколько? Месяца полтора? С того самого дня, когда она заявила, что «Стыдится иметь такую мать» и что «Папа всегда был прав, называя меня истеричкой».

Она влетает в дом, даже не здороваясь — ураган в дорогих джинсах и кожаной куртке. От неё пахнет сигаретами и приторным парфюмом.

— Решила навестить блудную мать, — бросает она, оглядывая меня с головы до ног. — Что, веселишься? Бухаешь в одиночестве? Вечеринка на костях отца?

Смотрю на неё внимательно. В её глазах — смесь злости и... боли? Да, несомненно, там есть обида ребёнка, чей мир внезапно рухнул. Раньше я бы бросилась оправдываться, успокаивать, утешать.