— Кстати, Гордеюшка, — она открывает холодильник, недовольно цокая языком при виде его почти пустого содержимого, — ты Карине звонил?

При упоминании дочери что-то сжимается внутри. Ещё одна потеря — хотя и не такая очевидная, как остальные.

— Звонил вчера, — отвечаю, отводя взгляд. — Она занята. Работает, учится.

— Странно, — мама захлопывает холодильник. — Раньше у неё всегда было время для папочки. Даже когда она с друзьями гуляла, всегда брала трубку, если ты звонил.

Да, раньше. До того, как Карина узнала о подробностях моих «махинаций». О том, как я обкрадывал компанию её матери, как изменял, как притворялся больным... Дочь тогда посмотрела на меня так, словно впервые увидела. И с тех пор — отдалилась.

Она вообще сильно изменилась с тех пор, как начала работать. Раньше была папиной дочкой, а теперь... Теперь она больше общается с Мирославой, переняла её взгляды.

«Женщина в современном мире должна уметь зарабатывать сама, быть независимой, как мама», — с какой гордостью она произносила эти слова при нашей последней встрече.

«Как мама» — вот что ударило больнее всего.

Теперь для Карины кумир — её мать, которая «прям расцвела после развода».

Наша встреча на дне рождения дочери — отдельная история. Карина настояла, чтобы мы оба присутствовали.

«Я взрослая, и хочу, чтобы мои родители вели себя как взрослые люди», — заявила она.

И вот я стою в углу модного лофт-ресторана, выпивая виски, когда вижу, как она входит.

Мира.

Нет, не Мира — Мирослава.

Уверенная в себе женщина, а не та задавленная домохозяйка, которую я привык видеть рядом.

Она потрясающе выглядит — я едва не раздавил стакан в руке. Стильная стрижка, безупречный макияж, облегающее красное платье, подчёркивающее фигуру. А фигура — идеальная! Никак не ожидал, что в её возрасте можно так преобразиться.

Но дело даже не в фигуре. Она... светится изнутри. В каждом её движении — грация и уверенность. Она легко общается с другими гостями, смеётся, держится так естественно. И рядом с ней — её тренер, Александр.

Высокий, спортивный, с ненавистной улыбкой.

Его рука лежит на её талии — собственническим, но не подавляющим жестом. И в том, как она чуть склоняется к нему, слушая, что он говорит, — такая близость, такое понимание...

Меня пронзает дикая, всепоглощающая ревность. Я представляю, как они кувыркаются в постели, как она стонет, выкрикивая его имя. Как она отдаётся ему так, как никогда не отдавалась мне. По крайней мере, в последние годы.

Боже, какой же я был дурак, что не рассмотрел её потенциал! Не только как женщины, но и как руководителя. По словам Карины (единственный источник информации о жизни компании), дела завода пошли резко в гору, как только Мира выявила вредителя — Станислава.

— Прикинь, пап, — Карина с воодушевлением рассказывала мне, — мама теперь ведёт дела по-своему. Оказывается, можно не прогибаться под других, а по-честному зарабатывать! И представляешь, она ещё и расширяется — открывает филиал безалкогольных напитков!

Разговор с дочерью так и стоит в ушах:

— У мамы всё так хорошо получается! — её глаза сияли. — Она даже меня взяла в маркетинговый отдел, на полставки. Говорит, хочет, чтобы я с низов начала, всё сама изучила.

— А как же твои вечеринки? — я старался скрыть горечь в голосе. — Твои друзья? Те, с кем ты постоянно зависала?

— Пап, это всё такая ерунда! Я теперь поняла, что настоящее удовольствие — это когда ты чего-то добиваешься сама. Без чьей-то помощи.

В её словах явно читался упрёк в мой адрес. Да, я баловал её, давал деньги, не спрашивая, на что она их тратит. Думал, делаю ей добро, а на самом деле...

***

Дождь за окном усиливается, барабаня по стеклу, как пулеметная очередь. Я сижу в полутьме, уставившись в одну точку. Что же пошло не так? Где я свернул не туда?

Когда-то, давным-давно, я действительно любил Миру. Когда-то её застенчивая улыбка, её доверчивый взгляд были для меня всем. Она верила в меня, восхищалась мной. А я... я привык к этому. Стал принимать как должное. И постепенно начал презирать её за эту безграничную преданность.

Забавно, но теперь, когда я потерял её, я снова чувствую это — любовь. Только теперь она смешана с горечью, с осознанием упущенного, с пониманием, что ничего уже не вернуть.

Иногда, в особенно паршивые дни, я фантазирую, как судьба даст мне второй шанс. Как мы с Мирой снова будем вместе, но уже на равных. Как я буду ценить её, уважать. Как мы вместе будем управлять компанией, растить внуков...

Но это лишь фантазии. В реальности я слышал, что её бизнес процветает, что они с Александром планируют пожениться, что у Карины теперь замечательные отношения с матерью.

А я? У меня остались только воспоминания, продавленный диван, невыносимая мать, собака, которой тесно в этой конуре, и работа, которую я презираю.

Жизнь умеет преподносить уроки. И мой урок — особенно жестокий.

Но, видимо, я его заслужил.

Александр, ранее

Четыре стены. Серые, с облупившейся краской, покрытые надписями и царапинами прошлых "гостей". Металлическая койка, жёсткая, с истёртым матрасом. Туалет без перегородки — унижение, к которому невозможно привыкнуть. Тусклая лампочка под потолком. И запах — затхлый, удушливый запах человеческого отчаяния.

СИЗО. Четвёртый день.

В камере нас трое. Пожилой бухгалтер, обвиняемый в растрате, постоянно всхлипывает во сне. Молодой парень с татуировками на костяшках пальцев — угон автомобилей, если верить его рассказам. И я — Александр Баринов, успешный бизнесмен, владелец сети фитнес-клубов, обвиняемый в нападении на человека, которого я в глаза не видел.

Время здесь растягивается, как жвачка. Минуты превращаются в часы, часы — в вечность.

Есть только один способ не сойти с ума — воспоминания. Я закрываю глаза и вижу её. Мирославу. Её глаза, её улыбку, её движения. Каждый день, каждую свободную минуту я мысленно возвращаюсь к тому моменту, когда впервые увидел её.

Было обычное утро вторника. Я проводил индивидуальную тренировку с корпоративным клиентом, когда заметил её в дверях зала. Она стояла, сжимая в руках спортивную сумку, с таким потерянным видом, что моё сердце невольно ёкнуло.

Высокая, стройная женщина лет сорока, в дорогой, но какой-то безликой спортивной форме. Казалось, её одежда кричит: "Не смотри на меня, я не хочу привлекать внимание". Но я уже не мог оторвать глаз.

В ней было что-то... сломленное. Как у породистой лошади, которую слишком долго держали в тесном стойле. Плечи опущены, взгляд в пол, движения будто скованные. И одновременно с этим — в повороте головы, в осанке, в линии профиля — аристократическая стать. Неуловимое изящество, которое нельзя купить вместе с дизайнерской одеждой или выработать на тренировках. Оно либо есть, либо нет.

Я как раз завершал тренировку, когда увидел, как она нерешительно приближается к беговой дорожке. По её движениям сразу было видно – новичок, впервые в зале. Она осторожно забралась на тренажёр, неуверенно нажала кнопку, и дорожка пришла в движение. Сначала всё шло нормально, но потом она явно запаниковала – скорость нарастала, а она не знала, как остановить тренажёр.

Я двинулся к ней ещё до того, как осознал, что делаю. Чисто инстинктивно, словно тело среагировало быстрее разума. И когда она потеряла равновесие и начала падать, я уже был там, чтобы поймать её.

Она оказалась в моих руках – лёгкая, хрупкая. Запах её духов – что-то лёгкое, свежее – ударил мне в голову, вызывая странное головокружение. Волосы выбились из аккуратного пучка, касаясь моих рук, и от этого прикосновения по коже пробежала дрожь.

— Попались! — сказал я, пытаясь разрядить обстановку. — С вами всё в порядке?