— А у вас тут... уютненько, — Георгий Павлович окинул прихожую оценивающим взглядом. В его интонации сквозило что-то снисходительное, будто он ожидал увидеть как минимум Версаль.

— Проходите-проходите! — засуетился Гордей, помогая гостям снять пальто. — Мира, родная, прими верхнюю одежду. И давай поживее накрывай на стол — господа проголодались!

Я метнулась с охапкой тяжёлых пальто в гардеробную.

Дверца шкафа скрипнула — надо было смазать, но когда?

От тяжёлого запаха табака и чужих духов к горлу подступила тошнота.

— А что там у нас с закусками? — Гордей уже вёл гостей в гостиную. — Моя жена такое готовит — пальчики оближете!

"Моя жена, моя жена … умеет то, умеет сё… " — как будто я какой-то кухонный прибор. Расхваливает функционал — будто я очередное его приобретение, как новый автомобиль или часы.

Я одёрнула предательски задравшееся платье — чёртова синтетика, электризуется и липнет к колготкам.

— О, да тут настоящий пир! — восхитился кто-то из гостей, пока я расставляла закуски.

— Мирослава, вы сами всё это приготовили? — прищурился Георгий Павлович, разглядывая фаршированные шампиньоны.

— Конечно сама! — встрял Гордей, не дав мне и рта раскрыть. — Моя девочка в этом деле волшебница. Вот, попробуйте утку по-пекински — её фирменное блюдо!

"Девочка". Мне сорок пять, а он всё "девочка".

Как будто я не взрослая женщина, а какая-то кукла на верёвочках.

— Мира, — Гордей щёлкнул пальцами, подзывая меня, как официантку. — Налей господам аперитив. А потом мы начнём дегустацию нашего нового особенного коньяка!

Я порхала между столом и кухней, разливала напитки, меняла тарелки, улыбалась натянутой улыбкой. Синее платье врезалось под мышками, колготки противно зудели.

А они всё пили, ели, пили… Потом стали ржать как дикие кони.

— А что это у вас такие... интересные бокалы? — прищурился один из гостей, придирчиво рассматривая в руках фужер.

— О, это антиквариат! — соврал Гордей, бросив на меня предупреждающий взгляд. — Из самой Богемии.

Лгун. Я покупала этот сервиз в обычном магазине, на распродаже.

— Мира! — снова окрик мужа. — Где же утка? Господа заждались горячего!

Я метнулась на кухню, едва не запутавшись в собственных ногах. Схватила блюдо с уткой — тяжёлое, громоздкое. В отражении на хромированной поверхности вытяжки мелькнуло моё лицо: растрёпанное, с размазанной тушью. Когда я успела так раскраснеться и вспотеть?

— Несу-несу! — пробормотала я, балансируя с подносом.

И тут случилось это. Нога предательски подвернулась — чёртовы шпильки! — поднос накренился…

Время растянулось, как резина. Я видела, как блюдо начинает соскальзывать, как драгоценный соус собирается пролиться на белоснежную скатерть, как в глазах Гордея мелькает ужас...

И вдруг — чьи-то сильные руки подхватили поднос. Самый молодой из гостей, кажется, Станислав, успел среагировать.

— Осторожнее, — шепнул он, помогая мне устойчиво поставить блюдо. — Вы побледнели. Может, присядете?

— Мира! — голос Гордея хлестнул, как плеть. — Что за цирк ты устраиваешь?

Я съёжилась под его взглядом. Все эти годы он умел одним только взглядом заставить меня чувствовать себя никчёмной.

— Ничего страшного! — добродушно прогудел Георгий Павлович. — С кем не бывает? Зато какой эффектный выход получился!

Гости засмеялись, но я видела, как мышц на скулах мужа напряжённо сжались.

Знала — потом припомнит. Каждую оплошность, каждую заминку.

— За успех нашего предприятия! За новую линейку!

Дорогой коньяк лился рекой. Они смаковали его, как знатоки, рассуждая о нотках ванили и дубовой коры. А я считала про себя бутылки — третья, четвёртая, пятая...

— Мирочка! — Гордей картинно приобнял меня за талию, когда я в очередной раз проходила мимо с пустыми тарелками. — А ведь это всё благодаря ей, господа! Такая хозяйственная, такая заботливая...

Я выдавила улыбку. От него разило спиртным и сигарами. Когда он успел начать курить? Я терпеть не могу запах табака.

— Милая, а где же десерт? Ты же приготовила свой фирменный?

Меренга. Треснувшая, осевшая меренга, которую я прятала в кухне. Я метнулась за ней, чувствуя, как предательски ноют ступни в этих убийственных каблуках.

— Ох, что-то она какая-то... помятая, — громко заметил один из гостей, когда я выставила десерт на стол.

— Просто я люблю, чтобы было по-домашнему! — вклинился Гордей, сверкнув в мою сторону предупреждающим взглядом. — Без этих ресторанных изысков.

Краем глаза я заметила, как Станислав качает головой.

К часу ночи разговоры стали громче, смех — развязнее. Кто-то опрокинул бокал с коньяком — тёмное пятно расползлось по светлому ковру, впитываясь в ворс. Я бросилась с салфетками, но Гордей раздражённо отмахнулся:

— Потом! Не мельтеши тут!

А потом случилось непоправимое. Георгий Павлович, размахивая руками, задел мою любимую вазу. Я помню тот день в Киото — узкие улочки, магазинчик старого мастера, искреннюю радость Гордея от моего восторга. "Выбирай любую, солнышко!"

Он тогда был другим. Или мне только казалось?

Ваза рассыпалась вдребезги. Осколки разлетелись по паркету, как осколки тех счастливых воспоминаний.

***

К двум часам гости наконец засобирались. Гордей, еле стоявший на ногах, попытался их задержать, но даже Георгий Павлович откланялся. Только Станислав задержался в дверях, многозначительно посмотрев на меня.

Когда за последним гостем закрылась дверь, Гордей, не говоря ни слова, побрел в спальню. Через минуту оттуда донёсся его богатырский храп.

А я осталась наедине с погромом. Грязные тарелки, пустые бутылки, крошки, пятна...

В горле першило от усталости, а в висках стучало тупой болью.

Я первым делом стянула это чёртово синее платье, от которого уже горела кожа. В тусклом свете ночника разглядела красные полосы под мышками — чёртовы пайетки оставили после себя россыпь мелких царапин. Кожа зудела и пылала, словно по ней наждачкой прошлись.

Массируя затёкшую шею, поморщилась от острой боли в пояснице. Такое ощущение, что по мне грузовик проехался. Туда-сюда, несколько раз. Да уж, определённо не двадцать лет... Даже не тридцать.

Присесть бы, но нельзя — потом не встану. Накинув любимый старый халат, поплелась на кухню.

Механически собирая посуду, я прокручивала в голове видео того гуру из интернета.

"Женщина — хранительница очага. Её сила — в служении мужу".

Каждое утро я включала его ролики, пока готовила завтрак. Такой солидный, в белой рубашке, с аккуратной бородкой.

"Мужчина — добытчик, женщина — берегиня. Это закон природы".

Я всё для него сделаю, лишь бы он был счастлив... Лишь бы у него всё получилось. В конце концов, разве не об этом твердит тот гуру?

"Успех мужа зависит от жены. Она — его тыл, его опора. Когда жена создаёт уют, заботится о быте, муж может направить всю свою мужскую энергию на достижение целей. На преумножение благосостояния семьи".

И ведь правда — вот Каринке нашей квартиру в центре подарил. Двушка в престижном районе, с дизайнерским ремонтом...

Дочка у нас, конечно, избалованная, но разве не должен отец баловать своего ребёнка? И компанию отца не забросил, развивает, расширяет. Молодец какой — всё для семьи старается! Что ещё надо?

В четыре тридцать я загрузила последнюю партию тарелок в посудомойку. Тело гудело от усталости, каждая мышца напоминала о себе тупой болью. На кухонном столе остался след от горячей кастрюли — утром придётся заново полировать. И ковёр надо будет срочно отдать в химчистку, пока пятно не въелось.

***