Но в тот же миг он будто одёрнул себя. Его руки исчезли так же быстро, как появились. Сайлас наклонился, взял принесенное им платье с кресла и уверенным движением натянул его на меня сверху вниз. Ткань скользнула по коже, холодная после его ладоней, и я почти разочарованно вздохнула.

— Ты слишком манишь меня, женушка, — пробормотал он у самого уха, затягивая шнуровку на талии туже, чем нужно.

Я почувствовала, как его пальцы задержались чуть дольше на завязках.

Сайлас затянул последний узел, пригладил ткань на моей талии и почти бережно поправил спадавшие пряди. Его пальцы коснулись моей диадемы — короткое движение, и вот он отступает на шаг, глядя с привычной ехидцей.

— Готова, женушка. Теперь даже дядя не скажет, что тебя спешно одевали в мужской спальне, — протянул он с ленивой усмешкой.

Я повернулась к нему, прищурилась. Он заметил мой взгляд и усмехнулся шире:

— Почему ты так на меня смотришь?

— Как я на тебя смотрю, Сай?

— Будто я не урод, — сказал он спокойно, но в глубине глаз мелькнула осторожность.

— С чего ты взял, что ты урод? — спросила я прямо.

Его брови слегка приподнялись, и впервые в его лице проступило искреннее удивление, не спрятанное за колкостью. На миг он будто потерял почву под ногами.

Я шагнула ближе и легко коснулась его губ своими. Короткий, мягкий поцелуй, без вызова, без игры. Просто потому что мне так хотелось.

Сайлас моргнул, а потом хрипло сказал:

— Мне не нужна твоя жалость.

Я улыбнулась, чуть отстранившись, и прошептала:

— Хорошо. Потому что я не планировала тебя жалеть, муж.

Сайлас стоял близко, почти нависая надо мной, но голос его был низким, мягко-хриплым, а в глазах — всё та же привычная усмешка:

— Ты смелая, да? А если я верну тебя в постель и сделаю своей?

Я приподняла подбородок, стараясь не отступать.

— А разве я не твоя?

Уголки его губ дрогнули.

— Хитрюга, — протянул он, чуть склонив голову. — Ладно. Вернёмся к этому вопросу в другой раз.

Он взял меня за руку, будто между делом, но пальцы его обхватили мои крепко, уверенно. Я замедлила шаг, чувствуя, как в груди поднимается тревога.

— Я не хочу, чтобы Флам… — слова сорвались сами.

Сайлас взглянул вниз, на меня, и его лицо стало чуть жёстче.

— Я тоже не хочу. Но боюсь, мы этого не избежим, малышка.

— Он тоже будет считаться моим мужем?

— Да.

Я сжала губы, слова вырвались резче, чем хотела:

— Я не хочу. Он… он как раз точно захочет «сделать меня своей», как ты выразился.

Сайлас задержал дыхание, глаза его потемнели, линия рта стала жёсткой:

— Он не настолько… нет. Он не станет.

— Ты сам в это не веришь, — тихо сказала я.

Он отвёл взгляд, чуть отвернувшись, плечи его едва заметно напряглись.

— Остаётся надеяться, что связь отторгнет его как можно раньше.

— Так себе надежда, — фыркнула я.

Он усмехнулся краешком губ, не глядя.

— Чего ты хочешь? Чтобы это сделал я? Поэтому пришла ко мне ночью? Хочешь, чтобы я взял тебя, маленькая Мишель?

Я взглянула прямо, не моргая:

— Это поможет вашим предкам определиться?

— Боюсь, что нет, — в голосе его мелькнула усталость, но глаза блеснули. — Но мне будет приятно.

Я хмыкнула, не ответив. Он снова улыбнулся своей привычной, чуть лукавой улыбкой, и, крепче сжав мою руку, повёл к дверям:

— Пошли на завтрак.

Мы шли рядом, шаг в шаг. Каменный пол гулко отдавал в тишине коридора. Сайлас наклонился чуть ближе, будто делился секретом:

— И ещё, Мишель. — Его голос был низким, серьёзным, без привычной насмешки. — Не упоминай, что была у меня ночью. Пусть это останется между нами.

Я повернула голову. — Серьезно? Стесняешься, что пустил меня?

— Нет, глупая, — уголок его губ дёрнулся. — Потом объясню. А пока просто сделай так, как я сказал.

Я кивнула, не настаивая. Секретики, так секретики.

Мы вошли в столовую. Там уже сидели все братья. Варен, как всегда, первым заметил меня — его взгляд мягко согрел, и он встал, чтобы пододвинуть мне стул. Но я краем глаза видела, как это вызвало раздражение у Элиана: он едва заметно нахмурился, отводя взгляд в сторону.

Торас приветливо улыбнулся, будто рад меня видеть — в его взгляде было столько искреннего света, что я тоже не удержалась и улыбнулась в ответ.

Ашер сидел во главе стола, как и подобает старшему. Он кивнул нам, не выказывая эмоций, но взгляд его задержался на моей руке в руке Сайласа. Я почувствовала лёгкое напряжение, но Сайлас отпустил меня вовремя — так, что это выглядело естественно.

— Доброе утро, — произнесла я, обращаясь ко всем сразу.

— Доброе, Мишель, — ответили почти хором, каждый со своей интонацией: Варен тепло, Торас с лёгкой веселинкой, Элиан сухо, Ашер ровно, а Сайлас, севший рядом, с привычной ухмылкой.

Слуги расставляли блюда. В зале витал аромат свежего хлеба, меда и пряных трав. Я села на своё место, стараясь не показывать, что внутри у меня всё ещё дрожит после ночного визита Флама.

Флам вошёл так, будто зал принадлежал ему. Его шаги были размеренными, улыбка — широкая, уверенная, в голосе звенело удовольствие:

— Как приятно видеть всех моих дорогих родственников вместе. И, конечно же, очаровательную невесту.

Я едва успела вдохнуть, как Ашер холодно отозвался:

— На данный момент она не твоя невеста, Флам.

— О, — дядя усмехнулся, театрально разведя руками. — Но я искренне надеюсь исправить это досадное недоразумение сразу после завтрака.

Он повернулся ко мне, оглядел с головы до ног слишком пристально, задержавшись на украшениях.

— Ну что, Мишель, — сказал он почти ласково, — вы рады, что за ваше сердце борются сразу шесть мужчин?

Я подняла на него взгляд и ответила ровно: — И пять было многовато. Увеличивать это количество совсем не хотелось бы.

Сбоку донёсся сдержанный смешок. Варен прикрыл рот ладонью, Торас кашлянул, Сайлас едва заметно дёрнул уголком губ. Даже Элиан, кажется, приподнял бровь.

Флам прищурился, но улыбку не потерял: — Это не надолго, Мишель. Поверьте, дорогая, предки сделают правильный выбор довольно быстро.

Я удивлённо посмотрела на него. Взгляд скользнул по лицам братьев — и я увидела то, чего не ожидала. Едва уловимая тревога в их глазах. Настороженность. Словно в словах дяди звучало нечто, о чём мне пока не рассказывали.

Что происходит? Вопрос повис внутри меня, но вслух я его не произнесла.

Мы доели в относительной тишине. Лишь звон посуды и приглушённые шаги слуг нарушали гнетущую атмосферу. Даже Сайлас не отпускал привычных колкостей. Каждый был сосредоточен — но на чём? На еде? На мыслях?

Флам закончил завтрак первым — вилку отложил, бокал вина отпил и откинулся на спинку кресла, словно всё происходящее было лишь его театром. Но не двинулся, ждал, пока последний из нас поставит прибор. И когда тишина повисла над столом, он поднялся и торжественно произнёс:

— А теперь, я думаю, отличный момент, чтобы обручиться, дорогая Мишель. В кругу семьи, как и подобает. Прими от меня это украшение.

Я вздрогнула. Но не успела ничего ответить. Он даже не дал мне подняться  — подошёл к моему месту, резко выдвинул стул вместе со мной, и я оказалась чуть откинутой назад. Сердце забилось так громко, что в ушах зазвенело.

Флам склонился на одно колено передо мной. Улыбка его была тёплой и хищной одновременно. Он взял мою ногу — уверенно, властно, будто имел на это право с самого начала.

Я беспомощно посмотрела на Ашера. Но тот лишь сжал губы так плотно, что на скулах выступили жилки. Никакого знака, никакой помощи. Лишь молчаливое напряжение.

— Ты… — хотела что-то сказать, но голос пропал, когда Флам достал из внутреннего кармана тонкий браслет-обруч, явно из того же гарнитура. Только вместо камня в оправе тлел красный, как раскалённый уголь, самоцвет.