— Они же убьют её, как только всё поймут, — услышала я приглушённый женский голос за дверью. — Это твоя вина, что она родилась бесполезной. Главное, чтобы они выполнили наши договорённости, а остальное меня не волнует, — отрезал мужчина.

Я затаила дыхание, чувствуя, как сердце стучит где-то в горле. Эти голоса не принадлежали моим родителям. Формально — да. Но на самом деле это отец и мать той, с кем я согласилась поменяться жизнями. Значит, теперь и мои.

— А если они выяснят это до свадьбы? — женщина понизила голос до шёпота. — Ведь ещё неизвестно, кто из братьев возьмёт её в жёны. — Тогда научи свою дочь вести себя как положено, чтобы этого не произошло. Пусть хоть женские чары применит. Красота-то у неё есть. — Но она же наша дочь, Альберт… — Эта бестолочь не может быть от меня, — рявкнул он так, что я вздрогнула. — Скажи спасибо, что я не развёлся с тобой, когда узнал, кого ты мне подсунула. Воспитал как свою. Пришло её время послужить моему роду.

Я закрыла глаза, стараясь справиться с нахлынувшими мыслями. Та, чьё тело я заняла, — Мишель — всегда считала себя дочерью отца. Да, драконья сущность в ней так и не проснулась, магия застряла на уровне слабых искр. Но для меня, жительницы мира, где максимум технологий — это электроника и гаджеты, даже такие крохи были чудом.

Почему я согласилась на обмен? Наверное, потому что заманчиво оказалось испытать то, о чём я столько лет только читала. Мишель явилась ко мне во сне и рассказала всё. Она — пустая. Бесполезная. Её завтра отправят в дом Доустер — стать женой одного из пяти братьев. За это лживый «отец» получит гору галеонов и ещё какие-то привилегии, о которых Мишель толком не знала. Но зато она точно знала другое: когда драконы поймут, что им подсунули пустышку, жить ей долго не придётся.

Пустые не могут выносить дракона. А развестись с молодой женой Доустеры по какой-то причине не смогут. Почему? Даже Мишель не знала. Разводы в этом мире были, но здесь действовал какой-то особый закон.

Мне стало её жалко. А что до меня… В моём мире меня мало что держало. Разве что привычка. И давайте будем честны — после сотен прочитанных романов о других мирах я просто не устояла. Хотелось рискнуть. Хотелось… жить иначе. И вот я здесь.

В мире Хор, в доме рода Раск, стою под дверью спальни и подслушиваю разговоры «родителей». Завтра меня отправят в новый дом. В дом Доустеров. Там мне предстоит стать женой одного из братьев.

Самому младшему — чуть за тридцать. Старшему — около трёхсот. Драконы живут по тысяче лет, так что в моём понимании первые триста можно смело записывать в «юношеские». Видимо, именно так и поступил старший, наслаждаясь жизнью до последнего. Зачем им срочно понадобилась жена, причём любая — вопрос, на который у меня пока нет ответа. Но скоро узнаю.

Скрип пола за дверью заставил меня вздрогнуть. Кто-то приближался. Я отпрянула и бесшумно юркнула в свою комнату. Сердце колотилось, дыхание сбивалось.

Я закрыла за собой дверь и наконец позволила себе перевести дух. Завтра… Завтра всё изменится. Чтобы отвлечься от мыслей, я оглядела комнату Мишель. Она была девчачьей до невозможности: лёгкие ткани на окнах, серебристые ленты, пара безделушек на полках, аккуратно сложенные платья в шкафу. Я перебирала её вещи с любопытством гостьи, которая вселилась в чужую жизнь: пахнущие лавандой наряды, коробочку с амулетами, тетрадку с ровными строчками. В каждом предмете ощущалось чужое дыхание, но теперь это было моё.

Щёлкнула ручка двери — и я едва не выронила кружевной платочек, что держала в руках. В комнату вошла женщина — мать Мишель. Её глаза покраснели, щёки влажные от слёз. Она смахнула их тыльной стороной ладони, будто надеялась, что я не замечу.

— Доченька, — голос дрогнул, но она быстро собралась. — Ты должна быть осторожной. До свадьбы никто не должен узнать правду. Ни слова, ни намёка.

Я молчала, позволяя ей говорить, и заметила, как сильно она сжимает кружево платка — пальцы побелели.

— Если они попросят тебя обратиться… или подняться в небо, — она нервно сглотнула, — придумай оправдание. Скажи, что не можешь из-за слабости, из-за болезни, из-за чего угодно. Тяни время. Главное — дожить до свадьбы.

Она шагнула ближе, почти умоляюще.

— Постарайся расположить к себе одного из братьев. Ты красивая, Мишель. Красота — твоё оружие. Если сможешь соблазнить хоть кого-то, он захочет жениться поскорее. И тогда всё будет хорошо.

Я посмотрела на неё, холод пробежал по коже.

— А что будет после свадьбы? — спросила я тихо. — Когда обман станет очевидным?

Словно ударом, мои слова сорвали с неё остатки самообладания. Женщина всхлипнула, прикрыла рот ладонью, и слёзы снова потекли по щекам.

— Бедная моя девочка, бедная, — шептала она сквозь рыдания. — Я так боюсь за тебя…

Но вместо жалости во мне вспыхнуло другое чувство. Она плачет, да. Сожалеет, да. Но защищать свою дочь — не пытается. Она готова отдать её, как товар, лишь бы сохранить покой в доме.

Я сжала кулаки. Я — не Мишель. Я не собираюсь ни плакать, ни покорно ждать смерти.

— Спасибо за заботу, мама, — слова вышли у меня холодными, будто чужими. Я отвела взгляд, чтобы она не увидела отвращения.

Она попыталась прижать меня к себе, но я сделала шаг назад. Мы простились без нежности.

Когда дверь за ней закрылась, я долго стояла в тишине. В груди клокотало. Любит ли она Мишель? Наверное. Но этой любви оказалось недостаточно, чтобы защитить её от «сделки». Мне это совсем не нравилось.

Я посмотрела на платья, аккуратно висящие в шкафу. Всё это — чужая жизнь, чужие слёзы. Но теперь она моя. И я собиралась прожить её так, как захочу.

Утро началось с тяжёлого стука в дверь. Я вздрогнула, хотя ещё не спала как следует. Сон не шёл — мысли гудели, как рой ос.

— Вставай, Мишель, — позвала служанка. — Тебя ждут.

Я поднялась, окинув взглядом комнату. Вчера ещё всё здесь казалось чужим, но сегодня я вдруг остро ощутила — больше никогда сюда не вернусь.

Служанки суетились вокруг, словно вокруг фарфоровой куклы: расправляли на мне платье, натягивали тугий корсет, переплетали волосы лентами, вплетали жемчужные нити. Я не сопротивлялась — зачем? Но внутри с каждой минутой нарастала холодная решимость.

В зеркале на меня смотрела девушка с безупречной кожей, ясными глазами и идеально уложенными локонами. Красавица. «Красота твоё оружие», — вспомнила я слова матери и сжала зубы. Оружие… а не защита.

Мать вошла, тихо, почти неслышно. У неё покрасневшие глаза, но улыбка натянутая, хрупкая, будто вот-вот треснет. Она подошла, поправила ленту на моём плече, её пальцы дрожали.

— Помни, доченька, — шепнула она. — Ни слова о слабости. Ни одного неверного взгляда. Ты сможешь… ты должна смочь.

Я кивнула, не доверяя себе ответить. Внутри всё кипело. Она обняла меня — но как-то осторожно, будто я была не её ребёнком, а хрупким сосудом, который передают из рук в руки.

— Ты сильная, — прошептала она. И заплакала, отвернувшись, чтобы я не видела.

Я смотрела ей вслед и чувствовала только пустоту. Любовь есть, но она не защищает. Любовь без действия ничего не стоит.

Отец появился через час. Высокий, сухой, с таким лицом, что кажется — оно высечено из камня. На мне задержался его тяжёлый взгляд, оценивающий, будто я не дочь, а товар, выставленный на торги.

— Наконец-то, — сказал он. — Не позорь наш дом, Мишель. Доустеры платят за честь Расков, а не за твои капризы.

Я едва заметно усмехнулась. Не мои капризы, а твои сделки. Но вслух я ничего не сказала. Пусть думает, что держит всё под контролем.

Во дворе уже стояла карета. Чёрная, с серебряным гербом Доустеров на дверце — дракон, свернувшийся кольцом, кусающий собственный хвост. От вида её по спине пробежал холодок.

Послы дома Доустеров были одеты безупречно: длинные тёмные мантии, тяжёлые перстни, взгляды, в которых не было ни любопытства, ни сочувствия. Только долг и обязанность.