Работа закрутила меня так, что я словно жила по чётко заведённому механизму. С утра — проверить мастериц, раздать указания, уточнить у Ганны с Маричкой, что уже готово, а что ещё требует доработки. Днём — пересчитать готовые подушки, заглянуть к Анете, которая с азартом вышивала новые узоры, и при необходимости помочь ей самой, чтобы дело шло быстрее. Иногда я успевала перекусить наспех — кусочек хлеба с сыром или миску похлёбки, которую заботливо оставляла Маричка, — и тут же возвращалась к делам. Вечером — снова работа, пока не начинала гудеть спина и пальцы не сводило от усталости.

В эти дни мне едва хватало передышек, чтобы подняться наверх к Кристиану. Я садилась рядом, брала его за руку, иногда меняла повязки или поправляла одеяло… но легче мужчине не становилось. Лицо оставалось бледным, дыхание — глубоким, но таким тихим, что иной раз я ловила себя на том, что вслушиваюсь, не дрогнет ли его грудь. Я всё яснее понимала: драконица была права. Яд не отпускал, и никакие мои надежды пока не приносили облегчения.

А на следующий день пришёл ответ от маркизы. Я развернула письмо и, улыбнувшись, перечитала дважды: леди Милане удалось раздобыть ещё шесть серебряных монет авансом. Получить их я могла, приехав с новой партией товара. Впервые за долгое время я почувствовала, что камень, давивший на грудь, стал хоть чуточку легче.

С этими мыслями я и отправилась на свой ежедневный обход, ставший для меня почти ритуалом. В дровнике на меня радостным гвалтом обрушивались наши пернатые безобразники. Птенцы заметно подросли и теперь выглядели как серьёзные пернатые товарищи. Того и гляди — скоро начнут нестись. Я гладила их по крылу, кормила, а потом вместе с Орлином обходила огород. В эти минуты, среди простых хлопот, я ловила себя на том, что сердце согревается какой-то тихой, домашней радостью.

Будни текли неторопливо, но наполненно: стук игл, шелест тканей, запах сушащихся трав. Всё было делом, в котором я растворялась, стараясь не думать слишком о тревогах. А на третий вечер ко мне подошёл Орлин. Его морщинистое лицо светилось усталостью, но глаза блестели.

— Госпожа… травы уже практически готовы, — сказал он негромко, словно боялся спугнуть надежду.

Решение созрело тут же и без колебаний: я еду в Риланию к леди Луарийской. Об этом я сразу сообщила Ганне, чтобы та передала мужу: завтра он повезёт меня к маркизе.

К этому времени новая партия подушек уже была готова, а ещё к ней прибавился десяток особенных — гербовых. Идея Анеты оказалась удачной. Я специально подсмотрела герб Луарийской на подписанном нами документе, и мои мастерицы умело перенесли его на ткань. Теперь у нас был сюрприз для миледи Миланы, подарок, в котором каждая из женщин вложила частичку своего старания.

Вечером, закончив дела, я вновь поднялась наверх. Кристиан всё так же спал, словно застряв между этим миром и тьмой. Я осторожно легла рядом, обнимая его, и уткнулась лицом в плечо.

— Подожди ещё чуть-чуть… — прошептала, крепче прижимаясь к своему мужчине. — Я справлюсь. Для нас двоих.

И, словно отвечая на мою мольбу, его дыхание стало чуточку теплее.

К утру телега с подушками была уже нагружена, и мы с Тиберием отправились в Риланию. Дорога прошла неспешно, мимо всё тех же полей, садов и огородов, но на этот раз я почти не любовалась ими. Мысли были заняты лишь одним: успеем ли мы, хватит ли денег, и не окажется ли вся моя работа зря.

* * *

Особняк леди Луарийской встретил нас оживлённой суетой: слуги сновали туда-сюда, рабочие выносили ящики с тканями, и, казалось, каждая мелочь в этом доме была подчинена единой цели — всё должно быть на своём месте.

Маркиза встретила меня с тем самым мягким, но в то же время строгим выражением лица, которое я уже успела узнать. Я поблагодарила её за помощь, не скрывая своей признательности, и получила в ответ сдержанную улыбку.

Мы вместе прошли в зал, где мои подушки разложили для осмотра. Маричка, Анета и Ганна могут собой гордиться: вышивка смотрелась аккуратно, цвета подобраны идеально, а гербовые подушки производили настоящее впечатление. Леди Милана подняла одну из них, провела пальцами по узору и одобрительно кивнула.

— Прекрасная работа, Александра, — сказала она, чуть прищурившись. — Я закажу у вас ещё несколько десятков таких. Герб должен быть в каждом доме, который связан с моими землями. Думаю, вы справитесь?

— Конечно, — ответила я, чувствуя, как в груди разливается счастье. Новая работа — это новый заработок, а значит у нас был шанс.

Деньги я получила тут же: аванс в шесть серебряных монет, о которых говорила маркиза, плюс оплата за подушки. Мы простились тепло, но в то же время по-деловому, и вскоре телега уже гремела по дороге домой.

Я мысленно пересчитывала монеты снова и снова, раскладывая их по воображаемым стопочкам. Медяки за подушки, серебро за травы. Гербовые в счёт будущих заказов. И вот в какой-то момент, словно молнией пронзило: мне всё равно не хватает почти две монеты серебром. Всего два жалких серебряных кружочка — и я окажусь в проигрыше.

— Госпожа, вы что-то приуныли, — тихо заметил Тиберий, бросив на меня быстрый взгляд, пока мы тряслись на ухабистой дороге. — Вроде бы всё прошло хорошо.

Я попыталась улыбнуться, но вышло слабо. Склоняясь к нему, прошептала так, что, казалось, слышал только он и дорога под колёсами:

— Мне не хватает… Мне всё равно не хватает две серебряные монеты. И вряд ли я найду их за оставшиеся два дня…

Слова повисли в воздухе тяжёлым камнем. Возница нахмурился, но молчал, только сильнее подстегнул лошадей, будто от скорости движения мог зависеть и исход всего дела.

Домой мы вернулись поздно вечером, и я сразу же направилась на кухню, где меня уже дожидался Орлин. На столе передо мной лежали кучки монет — медь и серебро, собранные буквально по крупицам. Я пересчитывала их по несколько раз, будто от этого могла измениться сумма.

Сначала сложила серебро: двенадцать монет. Затем медь: шестьдесят четыре. Взяла и то, что оставалось в кошеле Кристиана, хотя сердце болезненно сжалось — будто я вторгалась в его личное. Но выбора у нас не было.

— Двенадцать серебром и шестьдесят четыре меди, — выдохнула я, уронив ладони на колени.

Орлин нахмурился, но молчал, пока я шёпотом повторяла сама себе:

— Долг двадцать две монеты и двадцать меди. Восемь мы уже отдали. Значит… не хватает одной серебряной и пятидесяти шести медяков.

Слова застряли в горле тяжёлым грузом, словно камень. Цифры сами по себе казались небольшими, но для меня, у которой не было ни тайника, ни накоплений, ни родни, к которой можно обратиться, это было словно пропасть.

Я в отчаянии сжала кулаки, когда вдруг заметила, что Орлин замешкался. Старик кивнул сам себе, поднялся и вышел в соседнюю комнату. Вернулся спустя несколько минут, а в руках у него лежал блестящий серебряник.

Я изумлённо приподняла брови.

— Это… откуда?

Старик протянул монету и чуть смущённо усмехнулся:

— Подарок Его Светлости. Когда-то, после удачно завершённой кампании Кристиан привёз домой угощения и подарил мне монету, назвав её платой за мою работу. Я берег его, думал — для старости, для чёрного дня… Ну, похоже, день этот настал. Вот и пригодился.

Я даже не удержалась — вскочила и бросилась обнимать мужчину, прижимаясь к худым плечам. Глаза защипало от благодарности.

— Орлин… спасибо… — только и смогла прошептать.

Но даже с этим серебряником нам всё ещё не хватало. Пятьдесят шесть медяков — не такая и малая сумма, если учесть, что у нас каждая монетка на счету. Я уже собиралась снова мучительно перебирать варианты, как вдруг в дверь постучали.

Я поднялась и открыла — на пороге стояли мои мастерицы. Удивлённо покосилась на них, и тут вперёд шагнула Ганна. Женщина протянула ладошку, в которой лежало двенадцать монет — вся её заначка.

— Возьмите, госпожа, — тихо сказала она. — Мы подождём оплату. Главное — чтобы вы сохранили герцогское поместье.