И тогда я опустилась на колени прямо на камни, наклонившись к крохе. Пальцы сами коснулись его горячей чешуйки.
— Иди к ней, — выдохнула, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Это твоя мама. Ты должен быть рядом с ней. А я… я буду навещать тебя. Я никогда не забуду, слышишь? Мы ещё увидимся, мой хороший.
Малыш жалобно заклокотал, ткнулся лбом мне в ладони, будто не хотел отпускать. Я прижала его к себе, вдохнула этот особенный запах горячего камня и дыма, а потом тихо прошептала:
— Иди.
Я стояла, сжав пальцы на лямке моей сумки, а в голове звенел её голос — низкий, мягкий и обволакивающий, будто шелест ветра в кронах. Он не давил и не ломал, а проникал прямо в душу, трогая самые хрупкие её струны.
«Теперь моя очередь помочь… Ты — та, кого мир даровал моему малышу и твоему мужчине. Тому, который для тебя сейчас — весь свет. Ты ещё не называешь его так, но сердце уже знает правду. Он твой, а ты — его. И потому я расскажу то, что должна».
Я ахнула, а мои губы задрожали — слишком неожиданно это прозвучало. Но голос не умолкал, будто боялся оставить меня один на один с мыслями:
«Долгие годы мы ждали, когда снова появится тот, кто сможет возродить наш род. Более столетия из наших яиц не вылуплялись детёныши. Я рискнула — подсунула своё яйцо людям, чтобы оно оказалось в твоих руках. Я знала: именно ты дашь малышу жизнь. И не ошиблась. Ты не только помогла ему появиться на свет, но и стала для него родной. Как для меня когда-то стала та женщина…»
Голос чуть замялся, и в голове мелькнули образы — бледная, но прекрасная женщина с добрыми глазами и тонкими руками, склонённая над раненым мужчиной в доспехах.
«Она тоже имела дар исцелять. Жена того, кто был хозяином этих земель ещё до твоего мужчины. Она защищала нас. Когда её муж решил истребить всех монстров в ущелье, включая драконов, именно она встала между нами и его мечом. Она спасла меня и моих сородичей, но слишком дорого заплатила за это. Когда его ранили ржанники, целительница отдала все силы, пытаясь вытащить его из лап яда. Но не знала меры… и выгорела дотла. Она умерла, оставив мужа в отчаянии. Он потерял её, потерял самого себя… и погрузился во тьму. Вина сломила его, и вместе с ним пал весь их дом».
Я судорожно вдохнула, сердце сжалось от жалости. Вот оно то, чего я не знала. Истинная причина падения рода Виери.
«А теперь у него есть ты. Твой мужчина идёт тем же путём: яд медленно убивает его. Но ты можешь остановить его гибель. Ты — не та, что была раньше. Ты умеешь чувствовать меру, ты уже жертвуешь собой, но не во имя смерти, а во имя жизни. Ты пришла не случайно. Мир послал тебя, чтобы завершить то, что не смогла она. Чтобы возродить нас и спасти его».
Я едва стояла на ногах, глотая слёзы. Эти слова жгли, словно пламя, и в то же время исцеляли, будто бальзам.
— Скажи мне… прошу, скажи, как его спасти, — выдохнула я, едва находя голос.
И тогда в сознании развернулось видение: кусты трав, срезанные и аккуратно разложенные, огонь, который не жжёт, а согревает, и капля яркого сияния, словно частица самой драконицы, вплетённая в отвар.
«Я научу тебя. Но помни: это будет стоить сил. Твоё сердце должно быть рядом с ним, а твои руки — верить, что они способны удержать жизнь. Тогда он останется с тобой».
Я кивнула, хотя понимала — моя собеседница не видит моего жеста. Но в душе я уже приняла её слова. Голос драконицы становился всё тише и одновременно глубже, словно он звучал уже не снаружи, а прямо во мне, в самом сердце:
«Чтобы спасти его от яда, нужны не только травы. Я покажу тебе — смотри…»
В сознании вспыхнула картина: аккуратно перебранные растения, разложенные на чистой ткани. Белтра для крепости тела, желтолист для снятия жара, росник для очищения крови. И в центре — эриней, чьи листья сияли дымчатым серебром, будто внутри таился лунный свет. Чай был не просто напитком, он был исцеляющим даром. Именно поэтому он так ценился в королевстве.
«Ты заваришь их в одном котле, как завещала твоя предшественница. Но это лишь начало. Настой только подготовит его тело… и душу. Настоящее противоядие — не в травах. Оно — в вас двоих».
Я затаила дыхание, понимая, что сейчас услышу нечто, от чего не будет дороги назад.
«Твой мужчина держится за жизнь, но яд разъедает его изнутри, и он не откроется никому. Только тебе. Чтобы вырвать его, ты должна соединить с ним свою силу и свою душу. Не просто коснуться — отдаться целиком. Поделиться сердцем, мыслями, памятью… всем, чем ты являешься. Разделить с ним свою жизнь и свою судьбу. Тогда яд уйдёт, потому что он будет не один. Он будет держаться не только за себя, но и за тебя».
В горле пересохло. Я не сразу смогла найти слова:
— А… если я это сделаю? Что будет со мной?
«Ты останешься здесь. Ты не сможешь вернуться в тот мир, откуда пришла. Связь душ — нерушима, она крепче клятв и печатей. Обретя её, ты станешь частью этого рода и этого дома. Вы будете едины. Это — дар, и это — жертва».
Слёзы защипали глаза. Вот оно, то самое условие, о котором я боялась услышать. Не просто вылечить Кристиана… а связать себя с ним навсегда.
«Выбор за тобой, Александра. Ты можешь уйти, и тогда, может быть, он ещё какое-то время продержится. Но яд заберёт его. Либо ты откроешься ему, впустишь его в себя и позволишь ему жить в тебе… и с тобой. Тогда вы обретёте друг друга. Но твой путь в прежний мир будет закрыт. Ты станешь его — и он твоим. До конца».
Я прикрыла глаза, в груди теснилось тысяча мыслей, а в голове звенел только один вопрос: готова ли я рискнуть? Я шла к выходу из ущелья, и каждый шаг отдавался в голове эхом слов драконицы. «Твой мужчина… соединение душ… выбор без возврата…» Они то и дело всплывали в памяти, ломая мысли пополам. Я даже не заметила, как вышла к знакомому камню, возле которого дожидалась телега.
Тиберий тут же поднялся, спрыгнув навстречу, и что-то проговорил — кажется, спрашивал, цела ли я, хватило ли трав, не встретились ли чудовища. Но я не слышала. Слова долетали до меня глухо, будто через толщу воды. Я только кивнула, позволив помочь себе забраться на телегу, и села, прижимая к груди коробку с таким драгоценным грузом.
Дорога обратно прошла для меня словно во сне. Колёса мерно стучали по камням, поля и деревни сменялись, люди на обочинах крестились или провожали нас долгими взглядами, но я почти ничего не замечала. Всё внимание было внутри меня — к тем словам, что обрушила на меня драконица. Связь душ. Выбор. Я пыталась представить, как это будет — и сердце то падало в пропасть, то вспыхивало надеждой.
А когда телега остановилась у ворот поместья, я вздрогнула, словно очнулась от долгого кошмара.
— Госпожа! — Орлин выскочил навстречу, глаза его блестели от тревоги. Старик подхватил меня с телеги, будто я снова была девчонкой, прижимая к себе. — Слава Богам, вы вернулись! — он что-то ещё говорил, обнимал, убаюкивал, но я всё так же молчала, сжимая коробку в руках.
И только когда он приоткрыл крышку и увидел мою добычу, то ахнул так громко, что даже Тиберий обернулся:
— Да это же… святые силы… да у вас полное чудо в руках! — и голос его задрожал.
После этого Орлин тут же повёл меня в мою комнату, не отпуская ни на шаг. Он суетился, словно наседка: принес еду, подсовывал ложку к губам, заставляя хоть немного поесть. А я всё ещё была словно в полусне, без сил спорить, и ела покорно, даже не ощущая вкуса.
А когда в комнату заглянула Маричка, её глаза округлились. Женшина молча подошла, решительно забрала ложку у Орлина и подтолкнула его к двери:
— Хватит тебе бухтеть. Ей нужен покой, а не твоя трепотня. Иди, присмотри за герцогом.
Старик хотел возразить, но она так строго на него глянула, что тот пусть и фыркнул, но всё же послушно ушёл. А Маричка осталась. Она ловко помогла мне снять дорожный костюм, уложила под одеяло, поправляя волосы, словно я была ребёнком.