Скалы стесняли пространство, из-за чего у меня практически не было места для маневров. Если нападут — встречать придется лоб в лоб. Слишком близко, чтобы убежать, и слишком далеко, чтобы не заметить опасность.

Я шагал всё дальше вглубь ущелья, и каждая секунда пребывания здесь казалась натянутой струной.

Я продвигался медленно, почти неслышно, стараясь не тревожить даже камешки под ногами. Каждый шаг — выверенный, осторожный. Здесь не прощали спешки. Тропа слегка поднималась, и я выбрался на открытый участок, где ветер гулял свободно между скал, проникая даже в самые укромные расщелины.

Именно в таких местах должен был расти росник тонколистный — серебристо-зелёная трава с тонкими стебельками и узкими, почти прозрачными листами. Я поднимал взгляд к уступам, тщательно осматривая каменистые выступы, где она могла укорениться. Там, где ветер свободно обдувает поверхность, где солнце появляется пусть ненадолго, но каждый день — вот её среда.

Когда-то эта трава была настоящим символом рода Виери. Смесь на её основе передавалась из поколения в поколение. Из неё варили особый чай — с терпким, чуть медовым вкусом и удивительным послевкусием свежести. К нам в Нижний Долес ради него приезжала почти вся знать Авалии. Заказчики были капризны, но чай — по-настоящему уникален. Успокаивающий, согревающий, лечащий. Секреты сбора и сушки строго хранились в роду. А теперь… всё, что было традицией, осталось лишь в памяти, и я был единственным, кто ещё мог её оживить.

Росник не был самой редкой из трав, но к нему нужен подход. Он капризен в заготовке, и особенно — в сушке. Я знал, что с него стоит начать. Он станет основой, а позже я смогу подобрать остальное.

Скользя взглядом по скалам, я различил светлые блики у одного из уступов. Серебристая рябь на ветру — возможно, это он. Я поравнял сумку, шагнул вперёд и начал подъём, не спуская глаз с тонких стеблей, колышущихся чуть выше. Работа началась.

Я двигался так, словно сам был частью скал — тенью, налетевшей с ветром. Каждый шаг отмерял внимательно, ступая на устойчивые плоские камни, избегая гравия и осыпей. Здесь, в Чертополосском ущелье, громкий звук — почти приговор. Хищники в этих местах умели ждать и слушать, и они не прощали глупости.

Подтянувшись, я наконец-то оказался на небольшом уступе, а где-то чуть выше сидел молоденький кустик росника. Первый. Он укоренился там, где добраться было не так-то просто — под самым краем скального зубца, на открытом солнечном месте. Я замер, оценивая путь, и, убедившись, что камень крепкий, медленно начал подниматься. Пальцы нашли зацеп, нога уверенно встала на выступ. Ещё шаг. И ещё.

Добравшись до травы, я аккуратно присел и достал нож. Осторожно срезал стебли у самого основания, следя за тем, чтобы не повредить корень. Нужно оставить возможность для повторного роста. Листья были прохладными, как будто в них всё ещё жила утренняя роса. Пахли свежестью и чем-то почти хвойным.

Сложил добычу в мягкий отсек сумки, заботливо разровняв, чтобы не помять. Один куст. Немного, но начало уже положено. И если повезёт — скоро будет больше.

Я медленно спустился с уступа, стараясь не соскользнуть, и продолжил путь вдоль каменистой тропы, петляющей между скалами. Теперь я присматривался внимательнее, чтобы не пропустить траву, поскольку ее полупрозрачные серебристые листья было сложно разглядеть среди другой зелени.

И удача, похоже, всё же решила не поворачиваться ко мне спиной. Вскоре я заметил ещё один куст. А чуть дальше — ещё два, крепких, разросшихся у самого обрыва. Пришлось потрудиться, чтобы добраться до них, но каждый аккуратно срезанный стебель, уложенный в сумку, приносил мне странное спокойствие. Медленно, но уверенно сумка наполнялась благоухающей свежестью и памятью рода Виери.

А потом случилось маленькое чудо. В щели между валунами, там, где обычно рос только колючий мох, я заметил горный зильник — растение куда более капризное и редкое. Его ланцетные листья и синеватый налёт на стебле были узнаваемы. Это был настоящий дар. Настойка из зильника применялась в целительстве всего один-два раза в году, но эффект от неё был почти магическим. Его почти не собирали в наших краях — не из-за редкости, а из-за сложных условий произрастания.

Я осторожно опустился на колени, достал нож и с максимальной аккуратностью срезал тонкий стебель. Даже дышал через раз — не хотелось ошибиться. Сложил растение в отдельную, жёсткую коробку внутри сумки, чтобы не повредить ни лепестка.

Я смотрел на находку с той же радостью, с какой встречают старого друга. Пусть день только начинался, но я уже чувствовал: он будет плодотворным.

К сожалению, мое везение на этом закончилось. Редкие травы больше не встречались, а кустики росника в основном выглядели жалко — местами они повяли от чрезмерного солнечного света, а кое-где и вовсе не успели еще прорости. Несмотря на это, я сумел набрать целую сумку свежих растений и уже собирался возвращаться, ведь солнце давно перевалило за полдень, а дневная жара становилась ощутимой.

Однако что-то внутри не давало мне покоя. В тот момент, когда я двигался по склону ущелья, мне показалось, что вверху, на одном из выступов, мелькнул синий цвет. Это мог быть обычный мох или синеватая ветка сосновника, но надежда, что передо мной — еще одна местная редкость, заставила остановиться.

Я несколько раз обошёл эту часть ущелья, стараясь осмотреть находку с разных сторон. Но мое зрение не могло в точности передать картинку: слишком высоко было, и угол обзора оставлял желать лучшего. Между тем из глубины каньона донеслись тихие звуки — словно шуршание гравия. Неужели где-то рядом притаились хищники?

Я напряг слух, но звуки затихли так же внезапно, как и появились. И тогда передо мной встала дилемма: стоит ли возвращаться, не испытывая судьбу, или рискнуть и попытаться залезть туда, чтобы наконец разглядеть, что же так привлекло мое внимание. Подумав немного и взвесив все "за" и "против", я все же решил рискнуть.

Осторожно начав взбираться выше, я цеплялся за корни и выступы скалы. Под ногами сыпался мелкий гравий, и каждое движение требовало предельной концентрации. Несколько раз я едва не сорвался — пальцы соскальзывали, а сердце билось так громко, будто вот-вот вырвется из груди. Но что-то удерживало меня — неутолимая жажда узнать, что скрывается на вершине.

Постепенно я пролез всё выше, пока не оказался почти на самой вершине выступа. Тут я уселся, чтобы отдышаться, глядя вниз на каньон и свое добытое сокровище — сумку с травами. Тишина вокруг была почти осязаемой.

Вдруг, словно из недр земли, раздалось глубокое, утробное рычанье. Звук пробежал холодной волной по моему позвоночнику. Сердце сжалось от страха, а взгляд устремился вниз, туда, откуда слышался этот пугающий шум.

Это был ржанник. Он вышел на дно каньона, тихо ступая на мягкий песок лапами размером с мои ладони. Мускулистое, гибкое тело, пятнистая шерсть, блестящая на солнце, и изогнутый хвост, покачивающийся в такт его движениям. Он принюхивался, будто знал, что кто-то был здесь совсем недавно.

Я замер, вжавшись в камень, стараясь не то что не двигаться — не дышать. Даже биение сердца пытался заглушить. Любой звук, любое движение — и мне конец.

Ржанник пошёл по моим следам, петляя туда, где я срезал путь к выходу из ущелья. Я затаил дыхание: если он пойдёт дальше — и перекроет дорогу, мне не выбраться. Сердце сжалось, но спустя несколько мучительно долгих минут хищник вернулся обратно. Видимо, сбитый с толку, он ещё раз всё обнюхал, ткнулся мордой в землю, затем неожиданно поднял голову и уставился вверх.

Мгновенье — и мне показалось, что он смотрит прямо в мои глаза. Но я вовремя втянулся под каменный козырёк, почти сливаясь с камнем и тенью. Он не заметил. Или сделал вид.

Ржанник посидел немного, потом фыркнул, коротко и недовольно, и, не найдя ничего подозрительного, медленно ушёл. Шаги его стихли где-то в глубине ущелья.

Спустя долгих пять минут я позволил себе шумно выдохнуть. Спина была мокрая, пальцы онемели, а мышцы горели от напряжения. Но я всё ещё был жив. Жив — и на вершине, осталось только не свалиться теперь обратно.