А я в окружении двух остальных сопровождающих направилась дальше — по узким, немного мрачным коридорам, выложенным бледным камнем. Стены здесь были облуплены в уголках, но в остальном всё выглядело на удивление ухоженным: чисто, холодно и строго.

Мы поднялись на третий этаж. Жандармы не проронили ни слова, просто вели вперёд уверенно, будто я — груз, временно им вверенный. Здесь было тише: коридор встретил нас скрипом дощатого пола и чуть приглушённым светом, пробивающимся сквозь мутные окна. В конце коридора — дверь, за которой ждал мой очередной «приём».

Один из моих сопровождающих постучал и, не дожидаясь ответа, распахнул её. Меня впустили внутрь, и дверь за спиной тут же закрылась.

Кабинет был просторнее, чем я ожидала, с высоким потолком и двумя широкими окнами. У массивного стола сидели двое незнакомых мне мужчин в строгих мундирах. Один из них, с пышными усами и цепочкой на жилете, оторвался от бумаг и посмотрел на меня без особого интереса, второй просто кивнул, указывая на стул напротив.

Официальная часть началась. Допрашивать начали почти сразу — сухо, методично, без лишней прелюдии.

— Имя?

— Александра, — ответила я, стараясь держаться спокойно.

Мужчина с усами кивнул, записывая в бланк, затем поднял глаза и уточнил:

— Примерный возраст?

Я немного растерялась. Им действительно кажется, что я не знаю, сколько мне лет? Или это у них такое общее мнение о рабах — будто мы серая масса без прошлого, без точной даты рождения, без права помнить?

— Двадцать семь, — ответила я чётко, даже с вызовом.

Мужчина с усами приподнял бровь, но промолчал, лишь отметил что-то в своих бумагах. Я отвела взгляд, сдерживая раздражение. Их снисходительность резала сильнее, чем прямые обвинения.

— Местность, в которой вы были зарегистрированы?

Вот тут я замешкалась. Сердце подскочило. Ни названий, ни провинций, ни деревень в этом мире я толком не знала. В голове закрутились обрывки чужих разговоров, обрывочные упоминания, но ни одно место не казалось безопасным для выдумки. Ведь если я назову несуществующее или странное, это может обернуться ещё большими подозрениями. А правду — правду о том, что я из другого мира — говорить, конечно же, нельзя.

Я чуть наклонилась вперёд, изображая попытку вспомнить:

— Простите... я... не уверена. Меня забрали из приюта давно. Слишком давно. Там никогда не говорили, где именно он был. — Я опустила глаза, делая голос немного глуше, будто мне тяжело вспоминать.

— Понятно, — сухо произнёс второй, молчавший до этого сотрудник. — Как вы попали в дом герцога Виери?

Вот теперь я удивилась. Ни слова о том, как я оказалась у торговца? Разве это не первая логичная точка в цепочке? Или они намеренно избегали неудобных тем, предпочитая официальные формулировки и обтекаемые ответы?

— Меня выкупили, — ответила я, стараясь держаться спокойно. — На торгах в Лаверии господин Гектор передал меня слуге Его Светлости.

Я намеренно сделала паузу, а затем отчётливо произнесла:

— Так я и оказалась в доме герцога Виери.

Титул прозвучал как щелчок по самолюбию чиновников. Пусть они и не любят аристократов, но прекрасно понимают, что с герцогом лучше не связываться без веской причины. Я уловила еле заметную смену выражения лиц — пусть не поддержку, но уже и не равнодушие.

И тут же с облегчением подумала: как хорошо, что Орлин успел мне рассказать о Лаверии, городе, где меня купили. А имя торговца — Гектор — я запомнила из разговора жандармов в карете. Всё пригодилось.

Мужчины переглянулись. Один снова сделал пометку в бланке. Я чувствовала, что шаг за шагом нас ведут по дорожке, которая больше относится к статусу моего хозяина, чем моим правам или, тем более, правде.

Мне задали ещё с десяток пустых, ни к чему не ведущих вопросов: о том, не имела ли я судимостей, нет ли у меня долгов или претензий к владельцу — как будто всё это хоть как-то могло изменить моё нынешнее положение. Один из мужчин в форме, не отрываясь от бумаг, наконец протянул мне пергамент, указывая пальцем на строчку внизу:

— Здесь нужно поставить знак.

Я не шелохнулась, внимательно глядя на него.

— Я хочу сначала прочесть, что там написано, — спокойно произнесла я и протянула руку за бланком.

На несколько секунд в кабинете воцарилась такая тишина, что было слышно, как поскрипывает деревянный стул под одним из чиновников. Жандармы, сопровождавшие меня до кабинета, уставились, не мигая, будто перед ними только что заговорила каменная статуя.

— Вы... вы обучены грамоте? — наконец выдавил один из них, приподнимая брови до самого лба.

Кажется, для них это было сродни откровению — рабыня, которая не только знает свой возраст, но и умеет читать.

Кристиан Виери

— Я пришёл за своими деньгами, — произнёс чётко, не давая возможности повернуть разговор в сторону.

Барон Рауди, усевшийся в кресло с ленивым видом, будто наш разговор не заслуживал и тени серьёзности, вскинул брови с преувеличенным удивлением.

— За своими деньгами? — переспросил он, словно не расслышал. — Но позвольте, уважаемый герцог, я не припоминаю, чтобы одалживал у вас средства…

Вот же хитрец. Мой сосед понял всё с первого слова — я видел это в его глазах. Просто решил сыграть свою старую партию: сделать вид, будто ничего не было, будто я сам всё выдумал. В прошлый раз ему это удалось — я тогда действительно ушёл, проглотив унижение. Но сегодня ставки выше. Гордость — не роскошь, которой я могу сейчас разбрасываться. Свобода Александры дороже. И если ради неё придётся вывернуть душу наизнанку и выпросить у этого жирного паука его долги — пусть будет так.

— Не так давно я помог вам разобраться с некоторыми неприятностями… Китороги, если вы не забыли, дорогой мой сосед, — я приблизился к столу и посмотрел на него сверху вниз, холодно и уверенно. Голос звучал спокойно, но в нём был стальной нажим.

Барон поднял взгляд, и на миг в его глазах мелькнула осторожность.

— Ах это… а разве мы договаривались об оплате? — выдал он, сцеживая фальшивую улыбку. — Вы ведь помогали мне и не раз — по старой дружбе…

Вот хапуга. Прикидывается забывчивым, будто не он сам дрожал в своей башне, когда на подступах рычали твари. Будто не он запирал ворота, глядя в окно, как я вырезаю ту свору в одиночку.

— Барон, — сказал я медленно и сдержанно, — мне некогда играть с вами в эти игры. У меня в данный момент очень неприятная ситуация, и я хотел бы получить плату за свою работу. Сейчас.

— Но как же… — Рауди развёл руками, голос его стал тягучим, почти жалобным. — Без наличия лицензии вы не можете заниматься наёмнической деятельностью… — ухмылка. Гад ещё и смеет мне угрожать?

Я резко наклонился, почти касаясь его лица. Мой собеседник дёрнулся, но остался сидеть. Запах его душистого масла только раздражал сильнее.

— Три монеты серебром, — процедил я. — Сейчас. Или вы хотите, чтобы в Нижнем Долесе заговорили о вашей неблагодарности? Я как раз подумываю съездить к маркизе Луарийской… Думаю, ей будет крайне интересно узнать, как вы, барон, расплачиваетесь со своими спасителями.

Рауди побледнел.

— Не думал, что вы, Виери, столь бессовестны, — процедил барон, с каменным лицом открывая нижнюю шухляду стола. Рука у него едва заметно дрогнула, когда он достал оттуда мешочек и, не утруждая себя церемониями, высыпал его содержимое на стол. Монеты с глухим звоном покатились по лакированной поверхности. Виран медленно отсчитал три серебряных, а затем с пренебрежительным жестом буквально кинул их мне, словно подачку.

Я поймал одну на лету, остальные аккуратно собрал, не спуская с него взгляда.

— Я тоже не думал, что Рауди столь мелочны… Но, как говорится, люди нередко не соответствуют нашим ожиданиям, — усмехнулся я и, не дожидаясь ответа, повернулся и направился к двери.

Выходя из кабинета, чувствовал на себе его прожигающий взгляд, но ни на мгновение не обернулся. Кажется, деньги действительно портят отношения. Хотя, такого "друга", как барон Рауди, и врагу не пожелаешь. Интересно, а что было бы, попроси я у него взаймы? Вероятно, вылетел бы из поместья при помощи охраны и с насмешками вслед.