И снова это имя, резкое и острое, как нож — Лия вздрогнула.

Ахмат помолчал, глядя на закат, превращающий белую палату в розовый сад, наполненный цветами.

— Алият, посмотри, пожалуйста, — он осторожно встал, стараясь не делать резких движений, мягко подошел к кровати. Лия вжалась в подушки, но он только протянул ей телефон с фотографией.

Несколько мгновений она колебалась, брать или не брать, перебегая глазами с телефона на лицо мужа и обратно. Он терпеливо ждал, не проявляя ни малейших признаков раздражения. И тогда она медленно взяла из его рук телефон и посмотрела на фото.

Оттуда на нее смотрел молодой, красивый мужчина, с выразительными карими глазами. Он сидел за столом, явно на какой-то конференции. В дорогом костюме, с дорогими часами. С фотографии он смотрел по-доброму, чуть прищурившись, от чего по молодому лицу от глаз к вискам пробежала тонкая сеть морщинок. А в черных волосах Лия вдруг заметила первые признаки ранней седины.

Но этого человека она не знала. Никогда раньше не видела.

Подняла голову к Ахмату и только сейчас заметила, что он присел на край ее кровати, внимательно наблюдая за реакцией.

— Знаешь его? — спросил чуть резче, чем раньше.

Она снова отрицательно покачала головой.

Ахмат тоже кивнул, задумался над чем-то.

— Я совершил ошибку, Алият, — наконец, признался он. — После свадьбы, я был раздражен на твой страх и твое пренебрежение, которое написано у тебя на лице было, а тут мне позвонили. Кто-то несколько дней вынюхивал информацию обо мне и о твоей семье, но имени мы не знали. А на свадьбе заметили людей, которые фотографировали тебя, меня, твоих сестер. Лия, у меня много партнеров, наша с тобой семья — могущественна, но и врагов у нас хватает. Ты теперь — моя жена перед Аллахом, и я обязан тебя защищать. Моя служба безопасности умеет быстро работать, поэтому имя и раскрыли, но без особых подробностей. Прислали и его фотографию — красивая, пронырливая московская крыса. И в тот момент моя ревность… — он потёр лицо ладонью, будто ему было стыдно признавать это, — взяла верх над здравым смыслом. Я допустил ошибку. Слишком рано сделал выводы.

— Я его не знаю… — почти беззвучно прошептала Лия и невольно втянула голову в плечи, потому что в голосе мужа уже звучала не просто ревность — на грани слышалась сдерживаемая злость.

— Тише, тише, соколенок мой, — Ахмат тут же понизил голос, осторожно, невесомо касаясь пальцами волос жены. Хотел, очень хотел задеть сильнее, зарыться пальцами, прижать к себе, снова вдохнуть ее запах, но понимал — не сейчас. — Я знаю. Теперь — знаю.

Лия замерла от этих касаний. Не отпрянула, но замерла, чувствуя холод внутри. Она сидела, боясь даже пошевелиться, дышала коротко, неглубоко, стараясь не впускать в себя воздух полной грудью, потому что в этом воздухе всегда витал его запах — запах свежести и моря, чуть резкий, с холодной примесью ментола, запах, слишком прочно въевшийся в её память.

— Алият, — он облизал губы, — ты знаешь… что Зарема сбежала?

Лия вздрогнула всем телом, выдавая себя.

— Она пропала? — едва слышно выдохнула, вместе с остатками воздуха. — Ее… убили?

— Нет, что ты, нет…. — Ахмат по-своему истолковал страх девушки, его пальцы осторожно коснулись её лица, едва скользнули по багрово-синему следу на щеке — не как жёсткий хозяин, а как человек, который пытается утешить, хоть и делает это по-мужски неуклюже, грубовато, без привычки к нежности. Он смотрел прямо ей в глаза, не отводя взгляда, хотел, чтобы она поверила каждому слову. — Она ушла из дома, Лия. Скорее всего — на нашей свадьбе. Там не было ее братьев и отца — не положено, вот и воспользовалась этим. Или, ее кто-то убедил уехать. Взяла твои деньги, думаю те, которые тебе на удачу дарили. Выскользнула из окна в туалете, ее платье нашли в мусорном баке за рестораном. По камерам видно, что она выбегает с заднего двора и бежит по улицам. А потом к ней подходит человек, они о чем-то говорят и она садится в машину к нему.

Лия не могла поверить своим ушам. Зарема села к кому-то в машину? Или Ахмат лжет или…. Зарема что-то ей не рассказала.

— Она…. — девушка не могла скрыть дрожи в голосе, то ли сомнений, то ли ликования. — Она была веселой на свадьбе. И дома. Но… я там чужая… была…

Ахмат усмехнулся, продолжая пальцами ласкать избитое лицо. Его большой палец мягко провёл по скуле, избегая ссадины, точно хотел снять боль прикосновением. Он, возможно, даже не замечал, что делает это — рука двигалась сама, по какому-то инстинкту, движимому притяжением к ней.

— Этот Резник — московский адвокат и правозащитник, — наконец, признался он. — И да, твоя версия подтверждает мою. Ты действительно не при чем, жена моя. Он не за тобой охотился, шакал, а за Заремой. Это его человек забрал твою сестру. Падальщики, — с ненавистью бросил он, но тут же снова взял себя в руки.

— Ахмат и Саид требовали поговорить с тобой, но я не позволил. Зарема — их проблема и их позор, не наш, — он снова прикоснулся к серебристым волосам. — Никто, Алият, больше не посмеет тебя обидеть. Никогда, слышишь? Ты чиста перед мной и всевышним, моя девочка.

Лия закрыла глаза, позволяя мужчине ласково касаться себя, преодолевая отвращение.

К счастью, Ахмат чувствовал, что баланс хрупок, что одно неверное движение — и она снова станет ледяной стеной. Он остановился. С усилием убрал руки, отрывая их от её кожи так, будто вынуждал себя оставить самое желанное.

— Раны заживут, Алият, — тихо прошептал он. — Мы с тобой уедем, уедем из этого города. Туда, где нет злых языков, где есть только горы, небо и река. Ты полюбишь их, как люблю я. А потом, если захочешь, поедем в свадебное путешествие куда ты скажешь. Хочешь — в Европу, захочешь — на острова. Или в Эмираты.

Она просто кивнула, задабривая зверя рядом, который урчал и мурлыкал от ее покорности.

Он встал с кровати, заметив, наконец, насколько бледна Алия.

— Я приду завтра, — прошептал в ухо, — скажи, что тебе принести — все будет. Цветы, еду, одежду… Лия, я все для тебя сделаю…

— Книг будет достаточно, Ахмат, — едва слышно ответила она, чуть повернув голову, но не открывая глаз. И в этот миг, случайно, её щека коснулась его щеки — на одно дыхание, на одно сердцебиение, но этого касания оказалось достаточно, чтобы у него перехватило воздух в груди.

Что-то внутри сорвалось с цепи.

Он не удержался.

На мгновение забыв о самообладании, о том хрупком доверии, которое только начал завоёвывать, Ахмат опустил голову и уткнулся носом в изгиб её тонкой шеи — жадно вдыхая аромат живой женщины, его женщины — чистый, тёплый, такой домашний и при этом сводящий с ума. Его пальцы невольно дрогнули, словно хотели вновь вернуться к её коже, к её волосам, к её телу — к тому, что он считал своим по праву обета и страсти.

— Всё будет, Лия, — прошептал хрипло, не поднимая головы. — Всё. Я сделаю так, как ты захочешь.

Она не шевельнулась, не отстранилась, не дернулась. Сидела ровно, все так же закрыв глаза.

А когда ушел, вскочила с кровати и бросилась в туалет. Рвало ее долго, мучительно, сотрясая все тело спазмами.

И все же, в голове билась мысль: сбежала, сбежала, сбежала.

Лия осела на пол, не имея больше сил подняться, прижимаясь спиной к стене, ощущая, как холодный кафель медленно вытягивает остатки жара из дрожащего тела. Она обняла руками колени и закрыла глаза, позволяя слезам течь свободно — уже не думая, не сдерживая их.

То ли от счастья. То ли от отчаяния. То ли от того, что мир, который она считала давно закрытым для чудес, вдруг треснул — и где-то там, за трещиной, был шанс. Хоть какой-то.

Андрей Резник.

Правозащитник.

Правозащитник!

Зарема!

Теплые карие глаза навсегда врезались в память.

Андрей налил в кружку горячий, только что заваренный Надеждой кофе и хмуро посмотрел за окно, на зеленые улицы города. На детской площадке весело играли дети, рядом присматривали мамы и бабушки — город жил своей размеренной, спокойной жизнью.